— Подожди, а ты‑то здесь как?
— Это тоже целая история, — сказал шаман, — расскажу.
О, белоснежные пляжи Сомали! Так мог бы воскликнуть эмоциональный турист, если бы в этом африканском террористическом государстве‑изгое были туристы. Но в Сомали не было туристов, не было отелей и экскурсоводов. Как, впрочем, и президента, парламента, судов, полиции, почты и телевидения. А ведь еще десяток лет назад земля, устремившаяся острым плечом Африканского Рога в Индийский океан, могла с некоторой натяжкой считаться государством, пыталась создать что‑то вроде экономики, разведывала свои богатые недра и даже привлекала для этой цели иностранных специалистов. Одним из которых был молодой сотрудник «Зарубежгеологии» Сережа Шулаков. Холостой, любивший приключения выпускник геофака, он махнул в далекую Африку искать нефть. А когда иллюзии по поводу возможности что‑либо искать в Сомали, кроме неприятностей, рассеялись и вся команда, побросав громоздкие сувениры, спешно эвакуировалась, Сережа, представив скучные московские офисы «Зарубежгеологии», решил погулять до конца бархатного июня по веселым барам Могадишо да и остался.
Отслужив когда‑то в Тихоокеанском флоте, он отлично разбирался в боевых судах, связи, оружии и стал понемногу консультировать приятелей в единственном процветающем секторе местной экономики — вооруженном захвате судов, обреченно сновавших по Аденскому заливу из Индийского океана в Средиземное море и обратно. Поначалу от пытался отказываться от преступных денег. Но деньги, помноженные на время, творят чудеса с нравственностью выпускников геофака. И по прошествии пяти лет Сережа Шулаков сам не заметил, как стал предводителем шайки бестолковых рыбаков, промышлявшей захватом заложников.
— Тебе не стыдно, Шулаков? — спросил Антон.
Они сидели на белоснежном песке совершенно пустого пляжа и кидали камешки в обманчиво‑идиллические воды Аденского залива. Прелесть общения с друзьями детства — в возможности задавать прямые вопросы и получать честные ответы. И Антон задал этот прямой вопрос от лица всего класса и лично классного руководителя, математички Зинаиды Григорьевны. Шулакет поморщился. Ему было стыдно.
— Помнишь, мы на химии натирали трехкопеечные монетки нитратом серебра?
— Помню, — строго ответил Антон.
— Они становились серебряными и, если положить орлом вверх, выглядели как двадцать копеек…
— Помню, помню. И что?
— И покупали на них эскимо. Ну вот это то же самое.
— Ничего себе то же самое! Тут миллионы долларов, люди гибнут! — возмутился Антон.
— Во‑первых, у меня еще никто не пострадал. — Шулакет зашвырнул гладкий серый камешек далеко в воду и полюбовался полетом. — Ни одной человеческой жертвы за все время. Во‑вторых, это же транснациональные корпорации, для них этот миллион долларов — как двадцать копеек для того продавца мороженого.
— Еще скажи, что ты отнимаешь у богатых и раздаешь бедным!
— В некотором роде. Посмотри на этих пиратов. Все, что у них есть, — это шорты, майка и автомат Калашникова. Вернее, было до того, как мы вошли в бизнес. Сейчас, конечно, получше, у некоторых уже свои катера, семьи…
— Наших врачей ты захватил?
— Ну я, — неохотно признался Шулакет. — Лучше я, чем другие. По крайней мере живы будут.
— Ты должен их отпустить.
— Да отпущу, отпущу, не переживай. Только деньги твои, вот эти, которые у тебя были, — их уже не вернуть. Извини, я ребятам не смогу объяснить, это будет как будто выкуп.
Антон кивнул. Что‑то глубоко правильное было в том, что деньги, бессмысленно пришедшие к нему странными путями, так же странно, но с куда большим смыслом его покинули. Без них даже стало как‑то легче. Антон растянулся на песке. Бронежилет, прялка и автомат лежали рядом, солнце, выходя из‑за облаков, приятно грело живот.
— А это откуда? — спросил Антон, указывая на фиолетовый шрам, пересекавший левую бровь Сереги. — Боевое ранение?
— Да если бы! — хохотнул Шулакет. — В футбол играли, я об штангу приложился.
Изумрудные прозрачные волны, созданные для вдохновения, а вовсе не для битв, с уютным шипением лизали его уставшие пятки.
— Хорошо тут у вас в принципе, красиво…
— Да… Отличное место, зря все ругают. Сюда бы денег вложить, такие курорты бы вышли — не хуже кенийских… Ты Ленку Никифорову давно видел?
— Давно, года три назад в магазине встретил.
— Ну и как она?
— Замужем, ребенка родила, выглядит отлично. Ты‑то не женился еще?
— На ком тут женишься? С бабами беда прямо!
— А местные?
— Местные, конечно, есть. Но с ними…
— Они же все это… черные? — смущаясь, спросил Антон.
— Черные, но это не главное, к этому я привык. С ними же не поговоришь вот так… Ну, ты понимаешь. Блин, здорово, что ты приехал. Побудешь немного? Я тебе такие места покажу!
Антон хотел было согласиться, но вспомнил, что все попытки последнего времени построить хоть какие‑то планы оборачивались даже не полной противоположностью этим планам, а витком еще более странных незапланированных событий. Поэтому ответил уклончиво:
— Это не совсем от меня зависит.
Как будто в подтверждение его слов со стороны джунглей донеслись выстрелы.
— Что это? — встрепенулся Антон и потянулся к пистолету‑пулемету.
— Твои, видать, объявились, — устало сказал Шулакет. — Работа, работа, и так целыми днями. Я в этом году еще ни разу не купался, веришь? Ладно, пойдем разбираться.
Он поднялся и, оставляя глубокие следы на мокром песке, пошел в сторону лагеря.
Антон вздохнул, бросил прощальный, как ему подсказывала интуиция, взгляд на залив, надел и застегнул бронежилет, подхватил «Витязя», прялку и направился вслед за другом детства.
В лагере он застал такую картину: пираты, спрятавшись за деревьями и кочками, редко стреляли куда‑то в сторону леса. Оттуда слушались такие же нечастые ответные выстрелы. Шулакет, ничуть не смущаясь стрельбы, зашел в сарай и, покопавшись там немного, вернулся с палкой, к которой была привязана серая драная тряпка, явно бывшая в прошлой жизни белой наволочкой. Так же спокойно он взобрался на перевернутую лодку и пару раз помахал этим флагом в воздухе. Стрельба тут же стихла, пираты начали лениво вылезать из укрытий, а из леса показались знакомые фигуры в камуфляже. Бойцы отряда «Тюлень» снимали шлемы, закуривали и брели к лагерю.
Встретившиеся пираты и спецназовцы напоминали если не однополчан, то как минимум старых деловых партнеров. Они хлопали друга по плечу, здоровались за руку. Закипела деловая активность. Полянка, еще недавно украшенная стулом с привязанным к ней дизайнером, превратилась в барахолку. Пираты потащили шкуры зебр, маски и фигурки черного дерева, тамтамы и прочий колоритный хлам. Спецназовцы щупали шкуры, торговались и расплачивались патронами, батарейками, фонариками и прочими расходными материалами.
— Это всегда у вас так? — спросил озадаченный Антон.
— Люди — они и в Африке люди, — философски ответил Шулакет. — И в Сомали. Для наших это работа. Для ваших тоже. Какой смысл стрелять‑убивать? Проще договориться. Еще и сувениров домой привезти.
— Это что же, твои бойцы на досуге фигурки из дерева вырезают?
— Да нет, все китайское, берем по дешевке, выдаем за народный промысел.
— Даже тут мухлюешь, Шулакет!
— Почему мухлюю? Ты думаешь, патроны эти российские, что ли? Тоже Китай. Все по‑честному. Пойдем к вашему командиру.
Николаич сидел под пальмой и наслаждался свежим кокосовым орехом, со всем уважением предоставленным ему вражеской стороной.
— А, — воскликнул он добродушно, — Серега! Опять озоруешь?
— Опять, — подтвердил Шулакет, тряхнув протянутую руку. — Как сам, Николаич?
— Помаленьку, — ответил командир и отхлебнул из ореха. — Как прошел прыжок, боец? — обратился он к Антону.
— Нормально, — буркнул тот, вспоминая, как бесцеремонно Николаич выпихнул его в люк.
— Ну и славно. А то мне показалось, ты занервничал. На вот выпей, отпустит, — он протянул Антону кокос.
Антон из вежливости отхлебнул из ореха, и в глазах у него потемнело.
— Что это? — выдохнул он.
— Коктейль «Доброе утро, Сомали!», — с удовольствием выговорил Николаич, наслаждаясь эффектом. — Кокосовое молоко, спирт, яд африканской гадюки. Хорошо от нервов. Ладно, теперь о делах наших, — продолжил он. — Как сегодня, Серега? Так врачей отдашь? Или опять танк взамен попросишь?
— Так отдам, — ответил Шулакет и подмигнул Антону. — Вот он нашел аргументы — один разоружил всю банду. Ваша взяла, сдаюсь.
— Да, Опушкин у нас герой. — Николаич отобрал у героя орех и хорошенько к нему приложился. — Вот удивляюсь я на тебя, Опушкин. По виду — типичный салобон. Вроде и не знает, с какой стороны к автомату подойти. А как до дела дойдет — впереди всех, в самом пекле. Не успеешь выйти на дисклокацию — он уже всех разоружил. А потому что никогда не суди бойца по внешнему виду! Правильно я говорю, Опушкин?
