размахивая прутиком направо и налево, как шашкой рассекая и срубая неосторожно высунувшиеся листья по бокам деревьев.
Девочка поравнялась с ним как раз возле качелей и, будто не замечая его, сразу пошла вперед. На правом ее плече совершенно по-женски раскачивалась синяя джинсовая сумка, а через левую руку свешивалось из такого же материала пальтишко. И совсем не сочеталась с этим школьная форма.
Она подошла к двойным качелям в виде лодочки и остановилась, не оглядываясь. Когда учитель приблизился, девочка сказала, по-прежнему не глядя на него:
— Вы не очень торопитесь?
— Не очень. — ответил он и остановился.
— Вы не согласитесь побыть у меня противовесом? Ужасно хочется покачаться.
— Изволь.
Учитель чуть было не сказал «извольте».
Они сели в лодочку друг против друга и стали молча, не глядя друг на друга, сосредоточенно раскачиваться. Когда учителя подбрасывало вверх, воздух сбивал ее волосы назад, обнажая лоб, абсолютно изменяя выражение лица. И наоборот, когда она оказывалась вверху, волосы спадали на лицо, оставляя видными только рот и подбородок. Ритмично и деловито скрипели качели, подчеркивая напряженность молчания, и учитель улыбнулся.
— Что вы смеетесь? — спросила девочка.
— Смешно.
Он представил себе возмущенное лицо директрисы, если бы она увидела педагога, раскачивавшегося на качелях с ученицей.
— А какую рубашку вы одеваете в воскресенье? — спросила девочка.
— Надеваете, — поправил учитель.
— Ну, надеваете.
— Фиолетовую.
— Всегда?
— Иногда меняю. У меня семь рубашек. Красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый.
— Каждый охотник желает знать, где сидит фазан.
— Вот именно, — сказал учитель. — В воскресенье чистой оказывается фиолетовая, а в понедельник идет красная. Зато я не пользуюсь календарем.
— А у моего отца, — наконец улыбнулась девочка, — тридцать четыре рубашки, и все белые.
— Это скучно.
— У него работа такая… И вы их сами стираете? Вопрос был задан с некоторой осторожностью.
— Отдаю в прачечную.
— Тормозите, — приказала она.
Качели постепенно остановились. Она сдунула волосы с лица, изящно выпрыгнула из лодочки, набросила на плечо сумку, перекинула через руку пальто и спросила:
— Вы еще будете качаться?
— Нет, — сказал учитель и вылез из лодочки. — Мне надо в метро.
— А я у метро живу.
До метро они шли молча. Она — чуть впереди. Возле метро он напомнил ей, что завтра они будут проходить сказки Пушкина и чтобы она кое-что из них за сегодня успела прочитать.
— В школу вы тоже на метро ездите? — спросила она.
— Конечно.
— Во сколько?
— В восемь пятнадцать.
Она уже давно знала, что учитель ездит в школу на метро и что в восемь пятнадцать он выходит из метро и идет дальше через парк, и она сказала, будто удивившись неожиданному совпадению:
— А я в это время из дома выхожу… Вот и моя мать…
Учитель увидел приближающуюся к ним женщину. Женщина выглядела внешне невыразительной, и он не смог найти в ней ничего общего с девочкой. Одета она была совершенно сертификатно. Во всем ее облике ощущалось полное удовлетворение жизнью и отсутствие к этой жизни каких бы то ни было вопросов. Заметив, что девочка не одна, она вопросительно вскинула брови.
— В чем дело? — произнесла она строго. — Tti же знаешь, что тебя ждет доктор.
Учителю показалось, что тональность вопроса направлена не столько девочке, сколько ему.
— Это наш учитель литературы, — сказала девочка.
Учитель представился.
Женщина, бегло, но внимательно осмотрев учителя, заявила девочке:
— Ты же знаешь, что доктор ждать не будет!
А потом учителю:
— Извините, но девочку ждет доктор.
Она взяла девочку за руку и повела за собой. Девочка высвободила руку и пошла независимо, чуть впереди матери, раскачивая в такт ходьбе свою джинсовую сумку.
Учитель подождал, пока они не затерялись среди людей, и вошел в метро…
— Ты запомнила, что сказал доктор? — с назиданием в голосе говорила мать, когда они с девочкой возвратились из поликлиники. — Ты не должна нервничать, тебе надо высыпаться и не нарушать режим питания. И главное, не забывать, что ты становишься девушкой, и теперь мальчики, юноши и даже некоторые мужчины будут смотреть на тебя как на женщину. Ты поняла?
— Поняла, поняла, — говорила девочка, поедая суп и читая «Сказки» Пушкина. — А что значит — как на женщину?
— То и значит, — сказала мать, не в силах найти нужные объяснения. — Ты уже можешь стать матерью…
— И у меня будет ребенок?
— Не говори глупостей! Ты сама еще ребенок.
— Тебя не поймешь.
— Нечего и понимать! А всякие поглаживания по головке, приглашения в кино, на танцы… Все это уже не просто так.
— А как?
У нее перед глазами возник учитель. Она вспомнила качели, вспомнила, как учитель смотрел на нее, и не нашла в этом ничего страшного. Скорее, наоборот.
«Странно, — думала она. — Вчера — девочка, сегодня — женщина…» В синем небе звезды блещут, в синем море волны плещут… Тучка по небу идет…
Учитель поймал себя на том, что очень ждет завтрашнего дня… Бочка по морю плывет…
Уже лежа в кровати, девочка включила ночник и взяла со стола книгу Пушкина… В чешуе, как жар горя, тридцать три богатыря… Все красавцы молодые, великаны удалые…
Все равны, как на подбор.
Учитель готовился к завтрашнему уроку.
С ними дядька Черномор… Встрепенулся, клюнул в темя и взвился…
Девочка повернулась на другой бок и подперла подбородок левой рукой…
«И в то же время, — подчеркнул учитель в книге, — с колесницы пал Додон, охнул раз и умер он».
— А царица вдруг пропала, — шевелила губами девочка…
— Будто вовсе не бывала, — произнес за ее спиной знакомый голос.
Она сложила прыгалку и посмотрела, кто бы это мог быть. Мальчик лет четырнадцати стоял перед ней, сшибая листья с деревьев тоненькой тросточкой. Он был кудряв, смугл, в фиолетовой рубашке и в очках.
— Откуда вы знаете? — спросила она. заслоняясь от яркого солнца.
Мальчик снял очки, подышал на них, протер стекла тряпочкой и сказал:
— Она была шамаханской царицей и пропала, потому что Додон обманул старичка и хватил его жезлом.
— Вы смотрите на меня как на женщину? — спросила девочка.
Мальчик одел, вернее, надел очки и протянул ей руку.
— Идем со мной. — И он посмотрел в сторону леса, который зеленел далеко у линии горизонта.
— Что там? — насторожилась девочка.
— Таинственная сень… Идем, не бойся…
И они пошли, взявшись за руки, мимо острова Буяна в царство славного Салтана.
— Разве сегодня воскресенье? — спросила девочка.
— Нет. Просто остальные рубашки в прачечной.
Луг внезапно кончился, и перед ними возникло море. Море было настолько гладким и прозрачным, что девочка увидела, как в нем отражается небо со всеми сверкающими звездами, несмотря
