— Рамона Акоста, — назвала я имя мачехи.
— Это та, которая на седьмой улице живет?
Меня всегда умиляла эта колумбийская привычка называть улицы по номерам [2]. Практично и незатратно.
— Нет, на двенадцатой, — честно сказала я.
Я боялась, очень боялась, что Ферран сейчас воскликнет: «О, так ты дочь того самого профессора!», но нет.
— Эту Рамону Акосту я не знаю, — признался он к моему глубокому удовлетворению. — Рядом с домом тети Асусьены живет тоже Рамона Акоста. У нее еще сын… — и колумбиец стал рассказывать о непростой судьбе неизвестной мне женщины, тезки моей мачехи, не забывая копаться палкой в пепелище в поисках пропущенных вчера орехов.
И тут мой мозг, — видимо от облегчения, — напомнил о захваченном на всякие пожарные с самолета мешочке кофейных зерен. Я тут же полезла в рюкзак, проверить, а взяла ли я его на самом деле. Могла и передумать. Какой смысл в лесу в зернах кофе? Разве что грызть. Другое дело — каменистая вершина. Взяла. Я издала победный клич. Конечно, к кофе бы еще неплохо круассан. И взбитое в пенку молоко. И корицу. Эх! Но и просто черный кофе ветреным утром — очень неплохо. Мужчины озадачились раздавливанием зерен, соревнуясь в качестве и количестве сохраненного от ветра, и дно котелка, вымытого с вечера Додсоном, — золотой мужчина! — постепенно закрывалось.
Утро набирало обороты. Вместе с солнцем поднималась температура. Не у колумбийца. Его вчерашнее плаванье в студеном озере прошло без последствий. Вокруг. Становилось теплее. Меня отправили поискать чего-нибудь съестного к кофе. Я предложила свой вчерашний вариант перекуса — нежные основания листьев. Почему-то, в ожидании кофе, никто не впечатлился. Я честно порыскала на другом склоне, по которому нам сегодня предстояло спускаться. Увы, восточная сторона горы оказалась куда беднее, чем западная, и я вернулась с пустыми руками. Видимо, провидение решило, что достаточно позаботилось о нашем завтраке.
Когда я вернулась, у костра сидел только Брайан. Котелок стоял рядом с костром, кофе настаивался. Колумбиец с американцем куда-то ушли. Уэйд сидел, уткнувшись носом в мой блокнот. Который я убрала в свой рюкзак, между прочим!
— Интересные у тебя сны, — глубокомысленно заявил потомственный аристократ, голубая кровь, элита британского общества.
Блокнот был раскрыт на странице с голым Матхотопом на плоту. Матхотоп получился прямо красавчик. Жаль, что нижнюю часть его лица не было видно за пластинкой.
— Всегда подозревала, что в Итоне что-то не так с ориентированием подростков. — Я выдернула скетчбук из рук британца.
Уэйд на это лишь хмыкнул.
— Мускулатура у него хиловата, — сообщил он. — Могу попозировать.
Он напряг бицепс и посмотрел на меня многообещающим взглядом.
Я замялась с ответом. Так многое хотелось ему сказать. И высказать. И направить, так сказать. На путь истинный.
Но тут со стороны озера появился Отавиу. Он нес кружку. Видимо, ходил мыть. Я решила, что не стоит будировать тему. При колумбийце сексуальные темы поднимать неосмотрительно. И даже опасно для здоровья. Я бросила взгляд на разлившийся желтизной фингал Брайана, и мысленно поправилась: для здоровья общества.
Потом с западного склона поднялся Эндрю и тоже развел руками. Уж он-то точно известный добытчик. С другой стороны, мало ли по каким надобностям человеку нужно отлучиться. Что же теперь, за каждый шаг перед всеми отчитываться?
Мы выпили кофе, получилось вполне недурственно, и поднялись на крыло. Спуск прошел на удивление легко. То ли кофе, то ли надежда на скорое избавление от надоевшей сельвы, будто действительно придали нам крылья. Да, были и крутые спуски в тумане, на одном из которых навернулся Эндрю. К счастью, обошлось без членовредительства. Были непролазные заросли, где Отавиу застрял среди лиан, и я обогатила свой багаж нецензурной испанской лексики. А потом моя нога застряла под корнем, и я чудом избежала вывиха. В общем, было весело. Но никто даже не вспомнил про пропущенный обед, потому что к черту обед. Главное — скоро свобода! И когда впереди, за стволами, начало светлеть, у меня открылось второе дыхание. И не только у меня. Мы вылетели из леса, как пробки из бутылки игристого…
— Я надеялся, что это поле, — огорченно признался Эндрю. — А это просто кусты.
Кусты шли от леса и сколько хватало зрения.
Я глянула на спутников. Отавиу стриг взглядом окрестности. Брайан напрягся.
— Это не просто кусты, — сглотнув, сказал он. — Это кусты коки.
Я сорвала листочек и сунула в рот. Сквозь маску невозмутимости британца пробивался ужас. Или что-то другое, но не менее неприятное.
— А что? Хороший стимулятор, — сообщила я. — Это же не кокаин. Кока-кола, между прочим, изначально из коки и делалась. Хочешь?
Я сорвала другой листок и протянула ему. Брайан смотрел на меня так, будто я ему чашу кураре поднесла.
— Думаю, нам лучше уйти, — сказал он. — Причем быстро.
— Я думаю, уже поздно, — заметил американец.
И тут я тоже заметила. Суровых колумбийских мужиков с оружием, которые отрезали нам путь к отступлению в лес.
[1] Из-за неограниченного использования воды для сельскохозяйственных нужд уровень воды в озере Фукене упал на метр (вода видна как темно-зеленый). Изначально озеро имело такую вот интересную форму сердца.
[2] В Колумбии действительно принято просто нумеровать улицы. Вот, к примеру, карта той самой Вилья де Лейва, где проживал Натан Рой.
39. Брайан
- Армас эль свела! - Бородач с автоматом, - видимо, главный в отряде, - смотрел на меня.
- Ружье на землю положи, - перевел Ферран и добавил от себя: - Медленно.
Он поднял руки. Международный жест, который не требует перевода. Впрочем, я с этими ребятами и на их родном языке могу поговорить. Но не стоит этого афишировать. Я опустил Пёрде, от души надеясь, что эти изподкустовые выползни [1] в жизни никогда не слышали о таком бренде, и повторил жест колумбийца.
- Эл качилло! - он показал на нож.
- Нож, - перевел Отавиу, будто это можно не понять.
Я положил его на землю, не спуская взгляда с хозяев делянки.
- Алаярсе!
- Теперь отойди!
Это хорошо. Я сделал два шага назад, к Келли, встав к ней почти вплотную
— Если настанет час «икс», ори, что у тебя ВИЧ, и ты моя невеста, — шепотом сказал я ей на ухо. — Рассказывай про меня всё, что знаешь, выдумывай сверху, что хочешь, и говори, что за тебя заплатят.
Она медленно поднимала руки, потрясенно глядя на меня. Да, я такой, детка. Щедрый. Тем более что платить будет папочка. Он меня в эту передрягу втравил, ему и расплачиваться.
Как ни странно, последним руки поднял Эндрю. Возможно, просто потому что до него медленно доходит.
— Наш самолет потерпел крушение, — заговорил он по-английски, и на лице у него было написано, что он всё еще не верит в происходящее. — Мы просто шли к людям.
«А наткнулись на вас».
Я бы понял так. Но, к счастью, бородач с автоматом, — видимо, главный в отряде, — не понял ничего. Тогда заговорил Отавиу. Как ни удивительно, он не бросился жаловаться на злых иностранцев, которые его обижали. Он, размахивая руками, как мельница, тарахтел на испанском про самолет, которых рухнул в самой куло. Про то, как он вел через дебри беспомощных, тупых гринго, которые без него вымерли бы, как динозавры. И главное, — что он не ел три дня. К его проникновенной речи, щедро сдобренной эпитетами анально-генитального характера, бородач остался глух. Его кирпично-безучастному выражению лица позавидовал бы любой аристократ. Он отреагировал двумя словами: «Руки за голову», и дернул стволом вверх.
— Он сказал поднять руки за голову, — перевел для нас колумбиец.
Я послушно выполнил требование человека с оружием. Только полный идиот бы не выполнил.
Тем временем к бородачу подошел козловатого вида мужичок с гнилыми зубами и что-то сказал на ухо. Его взгляд был направлен Келли ниже плеч. Бородач тоже опустил заинтересованный взгляд на скромные, но хорошей формы титос блондинки.
