— Да как вы себя ведете? Где вы находитесь? Вот уж действительно, подумал я — где же это я нахожусь?
Следующим в Скворечник загремел Строри. Так как он не слушал моих мудрых советов, то попал прямиком на «молодежное» отделение. Обычаи там сильно напоминают армейские, с той только разницей, что причитающиеся за два года пиздюли там пытаются раздать за четырнадцать дней.
Человека, попавшего на молодежное отделение, как объяснил Строри, первые три дня просто пиздят. Это сопряжено с проживанием в смотровой палате и положением человека, лишенного права носить синий халат.
Возмущенный такой несправедливостью, Строри выступил как борец с засильем дурных обычаев и дедовщиной. Так как, в отличие от армии, никаких серьёзных традиций на «молодежном» отделении нет и быть не может, то и терпеть дедовщину в своем отношении Костя нашел совершенно излишним. Права «старослужащих» показались ему недостаточно обоснованными.
— Ни хуя себе! — возмущался он. — Чтобы меня пиздили, и главное, кто? Люди, которые только и имеют заслуг, что пролежали в дурдоме на несколько дней дольше меня!
Объединившись с другими новоприбывшими, он устроил переворот, в ходе которого многие фальшивые «старослужащие» оказались избиты, а другие были вынуждены пересмотреть права молодых. Ареной для этих боев послужило помещение туалета. Расправившись с лжедедовщиной и получив синий халат, Строри занялся своим любимым делом — начал проповедовать перед публикой покрепче идеи собственного сочинения. Он говорил о недопустимости насилия над личностью и о каре, которая постигнет тех, кто допустит такое насилие. Им были предложены несколько акций возмездия, а по их завершению всем отделением полностью заправляла Строрина клика, нарушившая все условности: лжесубординацию и выслугу лет.
Пока это было возможно, Строри агитировал за то, чтобы пиздить тех, кто лежал дольше него и его новых товарищей. Тех, кто допустил возникновение несправедливости и дедовщины. Когда же сроки обследования у этих людей истекли, Строри пересмотрел государственную политику и сам установил такую дедовщину, что ни в сказке сказать, ни пером описать.
Более того, он повел себя мудро, вступив в перекрестный сговор с администрацией. Так Строри получил доступ на «белый пищеблок»[82] и «право свободного выхода».[83] А за это понуждаемые его кликой остальные пациенты были обязаны с завидной регулярностью до блеска пидорасить стены, посуду и пол. Дошло до того, что самого Строри к концу его «смены» даже в столовую носили прямо на кровати четверо молодых.
Мы с Барином, беспокоясь о его судьбе, собрали ему худо-бедно разных подгонов — но Строри ничего у нас не взял. Напротив, он принял нас у себя в палате, где угостил обедом, вином и различными фруктами. Оказывается, он неплохо поднимал в карты, а также имел дань с того, что присылали прочим пациентам их родственники. Курил он только сигареты и вообще жил так, что ему вполне можно было бы позавидовать.
Сам он настолько не хотел уходить с отделения, что даже заслал кое-какую мзду за еще одну неделю обследования, пролежав вместо положенных четырнадцати двадцать один день. Он стал на «молодежном» более чем «старослужащим», но жил слишком широко и не вел «дневник сумасшедшего». Поэтому на исходе трех недель его вышвырнули из дурки с диагнозом «совершенно здоров». Уходить он не хотел, и его пришлось гнать с отделения охране больницы. Когда я упрекнул его в таком неумелом «закосе», он только рассмеялся мне в лицо.
— Что? — удивился он, выслушав про мой метод. — Две недели жрать баланду и кропать дрянные стихи? Правильно тебя признали сумасшедшим! Поделом!
«Есть такое понятие — „разделяемая реальность“, а на деле это значит вот что. Если новый человек поселится в отдаленной деревне и объявит местным жителям: „Я — эльф!“, то его словам вряд ли будет придано много значения. Вполне вероятно, что на его голову посыплются насмешки, а, может быть, даже и пиздюли. Местные старожилы, перемывая ему косточки за чекушкой ароматного самогона, примутся судачить между собой: „Послухай, Митроша — да кем он себя мнит?“
Другое дело, когда с таким заявлением выступают полсотни вооруженных ружьями мужиков. К их словам необходимо будет прислушаться, а не то на скороспелых поминках местный поп только руками разведет: „Предупреждали ведь — не смейся над эльфами. Вот и убили, пусть земля ему будет пухом!“»
Elvenpath
Альтернативу в этом году отмечали в тех же местах — в лесах под Лугой. Это была уже четвертая Альтернатива, которую провели здесь, а бывали мы тут достаточно часто, не только на Первомай. Леса здесь смешанные и растут не на ровном, а карабкаются по крутобоким холмам. Русло реки пронизывает эти холмы, обнажая стены из белого песчаника, деревья оплетены диким виноградом — здесь юг области, и тут нет ничего похожего на суровую природу Заходского или Каннельярви. Места, которые мы облюбовали — северный, низкий берег Ящеры, примыкающий краем к землям ландшафтного заказника «Мшинский мох», проще говоря — к исполинскому болоту. Местность здесь еще достаточно высокая, но в низинах уже стоит вода, а по распадкам бегут ручьи, питающие Ящеру.
Весной, когда только-только распускаются папоротники, а на деревьях появляются первые нежно-зеленые листья, этот край — словно уголок из волшебной сказки. Солнечные копья падают сквозь высокие кроны, журчат ледяные ручьи, и весь мир исполнен чистоты, свежести и благодати.
После целой зимы в городе, посреди бетонных джунглей и ревущих машин, закостенев от водки и злобы, мы приезжали сюда. Жизнь в мире людей наполняет разум пустым шумом: тысячами телепередач и радиовспышек, чужими мыслями и бесполезными разговорами. Множество людей окружают тебя, их внимание цепко — они хотят все знать и сами щедро делятся отравой повседневной информации. Пласт за пластом она ложится в копилку разума, и к весне в ней может не остаться места для волшебства. Обычаи и устремления мира людей займут все жизненное пространство, и тогда ты утратишь душу и станешь, как все.
Пусть вас не удивляют подобные рассуждения. Мы надглумились над столькими колдунами, что успели запомнить: только начни всерьез рассуждать про пути волшебства, как добрая половина слушателей воротит нос, другие смеются, а иногда рассуждающего могут просто взять и отпиздить. Но волшебство в этом вовсе не виновато.
Виноваты в этом те, кто неправильно его понимает. Есть такие, изуродованные колдовством — трясуны и сектанты. Они готовы часами говорить про свои убеждения и обещать невероятное, но их слова лишь дым, за этим ничего нет. Люди взрослые и опытные вам скажут совсем другое. Не во всякий день и не в любой кампании зайдет такой разговор. Часто обстоятельства не позволяют вести такие беседы, и даже те, кто что-либо знают, предпочтут промолчать. Но водка развязывает даже самые косные языки, и тогда можно видеть, как нить памяти извлекает на свет тайные, глубоко спрятанные алмазы — живой перечень удивительных и страшных событий. Никто не вспомнит об этом посреди сытой повседневной жизни, но чем твоё существование опаснее и беспокойней, тем больше ты можешь припомнить разных впечатляющих случаев. Здесь — чудом ушли от ментов, там — как по волшебству подняли денег. Кто-то нелепо умер, окруженный родственниками и семьёй, а кто-то остался цел в сумасшедшей свистопляске кровавого блудняка. Стреляют со стены ружья, заточенные топоры оказываются не в силах прорубить кожу на голове, бредовые сны исполняются и становятся кошмарной явью. Облака предупреждают об облавах и засадах, и навсегда меняются люди, пошедшие прогуляться вечером по обычному лесу.
Такое колдовство очень далеко от описываемого в магических книгах. Его не добыть путем придуманных сектантами обрядов, не посадишь в бисерный амулет, но оно существует и определяет — кому фарт, а кому беспонт, кому жить, а кому умереть. И оно, как и все на свете, бывает доброе, а бывает злое. Его меньше в городе и гораздо больше в лесу, и вы поймете, о чем я говорю, вот на каком примере.
Представьте себе охотников в тайге — людей тяжелых на руку и суровых. Биоэнергетика для них — блажь, экстрасенсорика — хуйня, астролог заработает на них разве что полмешка пиздюлей, и над любым изнеженным городским «магом» они в лучшем случае станут смеяться. Но они не станут глумиться, увидав над лесом облако странной формы, или когда ветка упадет поперек их дороги. Никто не станет смеяться над тем, от чего может зависеть удача.
И, как и всё на свете, волшебство бывает очень и очень разным. Есть места, где привычный мир отступает, где исчезают из сознания асфальтированные проспекты и кирпичные дома, где само течение времени воспринимается совсем по-другому. Всю зиму ты можешь провести в городе, предаваясь куражам и бесчинствам, почернеть от пьянства и совсем потерять представление, зачем на свете живешь. Может одолеть среда, и тогда в голове поселятся назойливые призраки из мира людей — Учеба и Работа, Семья и Отдых, Государство и Религия. Они станут бормотать, смущая разум и разъясняя, какие твои жизненные цели и чего тебе можно, а чего нельзя. С ними приходится советоваться, если живешь в городах, так как без них трудно устроиться в окружающем мире, но эти призраки взимают высокую плату. Они занимают весь ум, и на волшебство не хватает желания и времени.
