Со стороны ночлёжки послышался шорох.
Уэйд дернул меня с бревна и толкнул за спину. Я с удовольствием прижалась к его горячей спине. А он, словно нечаянно, забыл выпустить мою ледяную ладонь и положил себе на грудь.
В просвете между стеблями, качаясь, появился колумбиец.
— Где я? — испуганно произнес он.
Видимо, галлюцинации еще не прошли.
— Где мы? — исправился он, оглядывая спутников.
Ан нет, прошли. Испарились, вместе с памятью.
— Дайте пить, — попросил Тавиньо, падая на бревно и хватая мой блокнот. Деликатность и вежливость на месте, освобожденном памятью, не появились.
— Фу! — прокомментировал он, добравшись до сегодняшних рисунков. — Гадость какая! А это у них что? — Ферран ткнул пальцем в щиток на груди мумии.
Что, что. Бижутерия!
— Кто это? — спросил подсевший Эндрю.
— Отец Апони и жрец, — пояснила я.
— Мало он как-то жрал, — хрюкнул Отавиу своей шутке.
Американец тем временем выдернул у колумбийца блокнот и долистал рисунки.
— А брата Августина не было? — уточнил он.
— Брата какого Августина? — Ферран переводил взгляд с меня на Эндрю и обратно, и на его лице отражались сомнения в психическом здоровье. То ли в нашем, то ли своем.
— Тавиньо, Келли вчера нам рассказывала про свои сны, — Брайан жестом потребовал у американца зажигалку и занялся костром.
Я села рядом.
— А я где в это время был? — удивился колумбиец. — И где мы, черт возьми, находимся? И как сюда попали? Где все?
— Мы находимся на кукурузном поле. Кукурузу хочешь? — спросил у него Эндрю, указывая рукой на торчащие в небо початки. — Будешь?
— Не-е-е, — Отавиу скривился, будто ему предлагали моченых червяков, и прозвучало это ближе к «Бе-е-е!». — Я теперь долго ничего есть не смогу. Что мы вчера пили?
— Не хочу тебя расстраивать, но не пили, а ели. Причем только ты, — деликатно поправил его Брайан.
И сел рядом со мной, обнимая и согревая.
— Мы думаем, это была бурунданга, — обрадовала я.
Футболист отфейспалмил.
— А потом что было? — настороженно спросил он.
— А потом мы немного постреляли, угнали машину и сбежали, — оптимистично закончил Эндрю.
— Постреляли?.. Угнали?.. Сбежали?.. — потерянно повторял Отавиу.
— Тебе предлагали остаться. Ты не захотел, — уведомила я.
— Это хорошо, — закивал он. — Хорошо, что не остался.
Колумбиец отобрал блокнот у Додсона и уставился в него пустым взглядом.
— А это что, золото? — спросил он. — А это где?..
Ферран рассматривал скалу.
— А что тебе сегодня снилось? — спросил Брайан, поворачивая и наклоняя ко мне голову, будто собирался поцеловать.
Я сглотнула набежавшую слюну и опустила взгляд.
И начала рассказывать. Так, в двух словах. Хотя совсем избежать неприятных моментов с участием старых козлов Вишаче и дядюшки Апони не удалось. Раз уж я их нарисовала.
— А что, они действительно прямо так и жили? — удивился Эндрю.
Я пожала плечами.
— Муиски, в отличие от тех же инков или ацтеков, не были полноценным государством, — попыталась объяснить я. — Это была конфедерация. Какие-то племена были завоеваны, какие-то держались вместе как союзники против общего врага. Поэтому в одном поселении они могли жить так, в другом — по-другому.
И краем глаза заметила, как пристально смотрит на меня Брайан.
М-да. Из образа гламурной блондинки я немного вышла. Километра на два.
— А это правда все происходило? — спросил всё тот же неуемный американец.
— Нет, конечно. Это просто сны, — отмахнулась я.
Ответом мне были недоверчивые взгляды трех мужчин.
43. Брайан
Честно говоря, эти сны меня напрягали. От них за милю несло шизофренией. Думать об этом было неприятно. С другой стороны, я же не собираюсь с ней детей заводить. Просто развлекусь. И по домам.
Почему эта простая и логичная мысль оставила горьковатый осадок в груди. Он осел в легких, и дышать стало тяжело [1].
Это всего лишь адреналин. Между мужчиной и женщиной в экстремальных условиях часто вспыхивают сильные чувства. Но они вымораживаются повседневностью, как мартовские лужи по ночам.
Я с сомнением разглядывал красивое лицо и думал о том, каким ошибочным бывает первый взгляд. Мое самолюбие на этой мысли облегченно выдохнуло. Я представил, как далеко и замысловато был бы послан блондинкой, предложи я ей слетать в Венесуэлу покувыркаться, как планировал. Впрочем, я-тот воспринял бы «послание» исключительно как выдрыг недалекой чики, которая настолько тупа, что не в состоянии оценить привалившее счастье. Как показал недавний опыт, может. И оценить, и посчитать, и предвидеть. Непонятно только, ради чего она изначально прикидывалась дурочкой.
В голове в очередной раз мелькнула мысль об оставленном в лагере повстанцев шприце. С другой стороны, Келли не производит впечатление человека, который пошел бы на такое хитровывернутое самоубийство ради двадцати килограмм героина. Если только она не шизофреничка. Или наркоманка.
Хотя с чего я взял, что героин и убийство вообще связаны? Да, известно, что пилот — наркокурьер. Известно, что его отравили. Но с чего я взял, что его отравили именно потому, что он наркокурьер? Может, он взглянул на кого-то косо. Переспал не с той женщиной. Стал случайной жертвой, а отравить хотели кого-то другого. И тайник вскрывал не убийца, а одна слишком проницательная гламурная блондинка, которой поручили осмотреть самолет на предмет полезного. Парижская модистка, знающая колумбийскую сельву, как свой родной дом. И испанский так, будто всю жизнь на нем говорила. Не исключено, что фраза про красавчика — единственное, что она выучила за свою жизнь. Но слабо верится.
И еще эти дурацкие сны. Одно дело, если девчонка просто сочиняет и выдает это за сновидения. Вроде как стесняется признаться. Я вечером так и понял. Но если это действительно сны…
В общем, здравствуй, карусель, полетели по новому кругу.
Непросто всё с этой девчонкой. И с американцем. И с футболистом. Да даже со мной всё непросто. Может, поэтому я и ищу у всех странности, потому что не откровенен сам. Такая тихая, маленькая проекция, сквозь призму которой у всех проглядывает второе дно.
После завершения рассказа об очередной серии сно-сериала все молчали. Каждый думал о своем. Из тех, кто умел думать. В способностях Феррана я сомневался. Думаю, он молчал просто потому, что ел.
Мы позавтракали кукурузой. Соли всё еще не хватало, особенно после такого марш-броска в несколько дней. Но теперь, даст Бог, до цивилизации недолго. ДО нее по дороге и направо. Или налево. Ключевое слово «по дороге».
Закончив с едой, колумбиец в очередной раз отправился в лес. Честно говоря, он меня раздражал своим присутствием. Самим фактом существования. Боже, дай мне сил не прибить его по дороге. Потому что, Боже, это великий грех. Так что надеюсь на твою помощь.
Словно в ответ на мою нехитрую молитву из леса раздался вопль Феррана.
— Что там у него опять? — обреченно спросила Келли.
Додсон с таким же убитым видом поднялся, чтобы пойти на помощь. Словно измученная за день нянечка к избалованному отпрыску.
Судя по шуму, с которым колумбийский лось ломился через заросли, его не съели. И он ничего такого не съел. А очень жаль. Прости меня, Господи, за неподобающие мысли.
Тавиньо действительно был возбужден и взъерошен.
— Меня… — выдавил он, задыхаясь, — укусил…
Он открыл ладонь, в которой лежал расплющенный полужук, полубабочка… В общем, нечто непонятное, но известно под названием «арахисовый жук». Название тварь получила не за то, что любит арахис, а за то, что головой похожа на арахисовый боб. Говорят. Как по мне, страхолюдная морда больше похожа на крокодилью. Жук был большой, в ладонь длиной.
— Куда? — засуетился Эндрю. — Оно ядовитое? — он повернулся к Келли.
Конечно. Кто из нас биолог?
— Я сейчас умру… — прошептал Тавиньо и закатил глаза. Он нащупал неверной рукой бревно и завалился на бок. — Я слышал, что от укуса жука-арахиса может спасти только секс…
