— Садись, пять.
Переехав из Москвы в Бостон, антрепренер Табанский вывез на атлантические берега и свою репутацию. Это была репутация человека желчного и прижимистого…
Табанский работал над собой и через какое-то время твердо укрепил репутацию в новом диапазоне — между отсечками «скупердяй» и «жлоб». Оставалось сделать последний шаг к совершенству, и он пришелся на мои гастроли по Америке: Табанский стал «кидалой».
Я не в обиде: за несколько сотен долларов получить в бессрочное пользование полноценный комический персонаж — я считаю, удачная сделка!
Так вот, о персонаже: возя меня по бескрайним хайвеям, мистер Табанский решил тряхнуть советской стариной и завел песню про молодого бойца — того самого, который пытался передать товарищам через коня, что погиб за рабочих… Ну, вы помните эту ужасную историю.
Но рассказ не о песне, а о том, как спел ее старый кидала.
Он спел: «И бесплатно отряд поскакал на врага…»
Дивно оговаривалась и немецкая корреспондентка, бравшая у меня интервью: «машины с могилками » и (вместо «суверенная») — «сувенирная демократия»…
О, великий и могучий, особенно когда случайно!
Страховка
…была мне предложена недавно — «на случай потапа и пожора »!
Актерские оговорки — материал для отдельной книги. Здесь, на посошок, только самое любимое…
Прошу представить: гастроли провинциального театра в Крыму, лето, последний спектакль, трезвых нет. Какая-то шекспировская хроника, финал, на сцене, как полагается, гора трупов… И вот, стоя над телом поверженного соперника, очередной цезарь говорит напоследок:
— Я должен был увидеть твой закат
Иль дать тебе своим полюбоваться…
Но он этого не говорит, потому что забывает текст.
— Я должен был увидеть твой…
А что «твой»? А ничего. Пить надо меньше. Но актер, умница, успевает сориентироваться — и на ходу подбирает слово, близкое к «закату» по смыслу и даже подходящее по размеру.
— Я должен был увидеть твой… конец!
И, уже чуя недоброе, вопрошает сам у себя:
— Иль дать тебе своим полюбоваться?
Мертвые ненадолго ожили и затряслись в последней агонии…
Тюзовский спектакль про пионера-героя Валю Котика начинался скорбно-печально: старый партизан присаживался у могильного холмика с красной звездой, наливал из фронтовой фляжки, выпивал и, обращаясь в зрительный зал, говорил:
— Двенадцать лет ему было…
Немолодой актер, «партизанивший» в этом произведении искусства с незапамятных времен, с течением времени начал выпивать еще в гримерной. Его можно понять: стрезва играть такое было совершенно невозможно.
И дедушка Фрейд подстерег несчастного…
Актер присел у могильного холмика на сцене, еще выпил и доверительно сообщил детям в зрительном зале:
— Двенадцать лет ебу мыло…
Мой приятель путешествовал по Испании.
Однажды, толком не проснувшись, он спустился на завтрак к шведскому столу и начал совать булку в тостер.
Булка не лезла, но мозг все не просыпался, и мой приятель так и пихал ее, несчастную, неразрезанную, в тостер, — пока стоявший сзади испанский мальчик не сказал ему:
— Но пасаран!
Лечу из Азербайджана в Россию. В хвосте у туалета курит южный господин, меланхолически стряхивает пепел на пол, на кресла…
Я ему:
— Мужик, не надо тут курить.
— Почему? — искренне удивляется он.
— Потому что, — отвечаю, — неделю назад вот так покурил один — самолет сгорел!
Гражданин напрягся, спрятал сигарету в кулаке и с тревогой уточнил:
— Баку — Москва?
— Самая страшная история, когда в море ходил? Однажды из Китая шли. На два миллиона долларов кукол на борту. Детских кукол. Волна пошла. Баллов на семь. И ветер нехороший. Во-от… И в один момент, понимаешь, судно кренится так… ну, сильно… и вот все эти куклы, на два миллиона долларов, в один момент закрывают глаза и говорят: «Ма-ма…»
Некто уже в зрелом возрасте пришел к иудаизму. Пропитавшись тематикой, он завел разговор о вере отцов со своим пожилым родителем. Типа богоизбранная нация… Типа лучше поздно, чем никогда…
Тексты про Авраама и Исаака папа выдержал стоически, но тему обрезания пресек на корню самым практическим образом.
— Сынок! — сказал он. — В моем возрасте каждый миллиметр на счету.
Один любознательный россиянин тайно привез из далекой экзотической страны маленького варанчика. Симпатичный такой, хотя довольно индифферентный ящер с ладонь размером.
Контрабандист, любитель экзотики, играл со своим варанчиком, и однажды тот цапнул его за палец. Ну чего не бывает в игре-то…
Палец, однако ж, начал пухнуть.
Варанчик после этого случая потерял свою индифферентность и начал ходить за хозяином по квартире и виновато заглядывать ему в глаза: мол, как ты, дружище? Мол, прости, не хотел…
Трогательной верностью маленький заморский ящер растрогал хозяина до слез.
Опухать, однако, начала уже ладонь, и хозяин варанчика решил все-таки сходить на всякий случай ко врачу. Врач оказал продвинутым товарищем — залез в интернет, с кем-то списался, что-то уточнил и наконец обрадовал пришедшего: варанчик ядовитый.
Яд смертельный, но очень медленно действующий.
Укусит такой варанчик, положим, слона, а потом неделю ходит за ним, дожидается эффекта… Заглядывает в глаза: как ты, мол, дружище? Еще ничего?
Контрабандисту нашли противоядие, и участи слона он избежал. А дружелюбный, хотя и все более недоумевающий варанчик еще долго ходил за ним по квартире и заглядывал в глаза с участливым видом.
До поезда оставалось какое-то время, и гости решили посмотреть город.
Таксист пообещал все показать, округлил сумму, и они поехали. Ехали долго и молча. Кружили по улицам, заворачивали в переулки… Всё — в полной тишине. Наконец выехали на что-то широкое и длинное.
Тут таксист-экскурсовод наконец открыл рот.
— Вот, — сказал он задумчиво. — Транспортная, блядь, артерия.
И снова замолчал — уже насовсем.
Дело было в СССР. В доме, где жил N., обитал вор, сухонький человечек, один из лучших «форточников» страны. Отсидев в очередной раз свое, он присматривался к новой жизни…
Потом снова исчез лет на пять.
Вернувшись, рассказал: пытался угнать машину и попался.
Историю эту N. рассказывал ради морали, которой заключил историю своей жизни старый «форточник»:
— Поделом мне… Есть профессия — работай по ней!
…обнаружилась возле церкви в Сокольниках.
И не просто возле, а в пределах церковной ограды.
— Божеский курс? — предположила жена.
За ужином жена спросила:
— А где сейчас Каспаров?
— Улетел тренировать Карлсена [2], — отвечаю.
Жена чуть не выронила из рук вилку:
— Тренировать Карлсона?
И вместе с ней я увидел эту картину.
Стокгольм. В небе, с пропеллером в заднице, Карлсон. Рядом, в симметричном виде, его тренер, тринадцатый чемпион мира по шахматам Гарри Кимович Каспаров.
Жена, скрючившись от смеха, сидела под столом…
Первое гуляние с щенком лабрадора. Пустой парк Сокольники, раннее весеннее утро, тишина и свет… И жена начала воспитательный процесс.
— А вот кто сейчас при мне поссыт под кустик, — громко пообещала она, — получит кусочек огурца!
Бомж, с вечера лежавший под соседним кустом, пришел в полный восторг от этого предложения. Еле остановили.
…из этой собачьей комедии положений случилась год спустя — и уже с моим участием. Я стряпал псине завтрак — резал на кухне мяско. Рыжий ждал, заняв безошибочную позицию за моей спиной, на линии маршрута к миске…
А в коридоре работал мастер — чинил розетку. Мастер долго чинил плохую розетку, я долго резал жилистое мяско, лабрадор терпеливо дожидался своего счастья.
Я дорезал мяско, добавил разогретой каши и громко спросил:
— Ну что, убогий, ты еще тут?
И повернулся.
За спиной у меня стоял мастер. Рот у него был открыт, в глазах темнело горькое недоумение.
