— Наверняка найдется, — обрадовалась Маришка. — А для чего она понадобилась глубокоуважаемому господину майору?
— Чтобы ее распутать! — раздраженно бросил гость. — Я не могу, как вы, сидеть без дела.
— Так отчего же вы не изволили сказать нам раньше! — звонко воскликнула Агика, которая уже не в первый раз быстрее схватывала ситуацию, нежели взрослые. — Ведь мы обе, мама и я, сроду не сидим сложа руки.
— А чем же вы занимаетесь?
— По вечерам, когда все другие дела переделаны, мы обычно складываем коробочки.
Глаза майора сверкнули.
— Коробочки?.. — повторил он. Затем воскликнул: — Страшно интересно! А что это за коробочки?
В связи с запросами военного времени производство перевязочных средств на фабрике «Санитас» в Эгере увеличилось во много раз. Однако там имелся всего лишь один автомат для штамповки коробок, и горы марли, бинтов и ваты не во что было упаковывать… И тогда немало нуждающихся людей, даже полуевреев, получили легкую надомную работу.
Тоты забирали с фабрики листы картона, которые затем Маришка по трафарету разрезала, а Агика складывала из них коробочки. Глава семейства в такие часы обычно просто сидел, курил и с нежной улыбкой взирал на жену с дочкой. Если же время было позднее, он даже подремывал, и тогда Маришка старалась не шуметь «обрезальным станком». Свою резалку они так назвали потому, что и переплетчики на аналогичном устройстве обрезают края картона; в действительности же резалку смастерил сам Тот из нескольких досок и пришедшего в негодность кухонного ножа, чтобы Маришке удобнее было вырезать заготовки из картона.
До сих пор никому в семье и в голову не приходило, что Тот тоже может принять участие в работе. Очень трудно было бы совместить достоинство сельского брандмейстера с этим сугубо женским занятием.
Но майор Варро не опасался за свой авторитет.
С видимым удовольствием разглядывал он большие шероховатые листы картона. Взволнованно следил, как привинчивают резалку к столу. А когда из нарезанного картона начали складывать коробочки, майор настолько воодушевился, что тотчас же придвинул себе стул. Отклонив вежливые протесты хозяев, он с огромным увлечением и завидной ловкостью тоже принялся складывать коробочки. Позднее, после небольшой тренировки, майор освоил и резалку.
— Какая у вас легкая рука! — поражалась Маришка.
— Вы один делаете больше, чем мы вдвоем! — добавила Агика.
Слышал их майор или нет? Во всяком случае, он даже ухом не повел, и только руки его все двигались и двигались безостановочно, словно боялись пропустить хоть одно движение. Все работали в полном молчании. И лишь когда выросла уже порядочная гора готовых коробочек, майор обратил внимание на Тота.
— А вы, любезный господин Тот? — поинтересовался он. — Что же вы не присоединяетесь к нам?
— Я? — изумился Тот. И улыбнулся.
А женщины рассмеялись над столь нелепой идеей. Однако майор не смеялся и не улыбался, а принялся всерьез уговаривать хозяина смастерить хоть одну коробочку.
Тот после недолгих колебаний сдался, но уродливое, лишь отдаленно напоминающее коробочку сооружение, которое он с большим трудом сложил, тут же и развалилось у него в руках. Ладонь у Тота была величиной с хорошую сковороду.
— Это не для меня, — улыбнулся он.
— Почему же?
— Нет у меня нужной ловкости в руках.
— И у меня ее не много, — сказал майор, — но ведь я как-никак справляюсь…
Человек иногда (например, в состоянии аффекта) говорит совсем не то, что хотел бы сказать. Меж тем Тот был абсолютно спокоен и не только тогда, но и позже клялся, что на слова майора он весьма учтиво, и более того, чуть ли не заискивающе ответил следующее:
— Глубокоуважаемый господин майор очень даже хорошо справляются.
Эти слова возымели чрезвычайно неожиданное действие.
Сначала майор Варро ошеломленно уставился на Тота. Потом побледнел. Глаза его сузились, коробочка выпала у него из рук. Он вскочил и вне себя закричал:
— Я требую, тотчас повторите, что вы сказали!
— Я сказал, — повторил Тот, — что глубокоуважаемый господин майор очень даже хорошо справляются!
— Вы слышали! — обратился майор к женщинам. Затем, красный от возмущения, обрушился на Тота: — По какому праву вы осмеливаетесь называть меня «чертом»? Я — майор и предупреждаю вас, что на фронте за подобные оскорбления расстреливают!
Наступила тишина. Такая тишина, что и описать невозможно. Такая тишина бывает в могиле, где похоронен глухонемой. Никто не решался заговорить, сознавая, что тем самым только усложнил бы и без того неловкое положение.
Дело в том, что не только майор чувствовал себя оскорбленным (и с полным правом) за то, что его назвали «чертом».
Обиделся и хозяин дома (и тоже не без основания), он был уверен, что сказал не «черт», а «майор». Нет тяжелее унижения, чем когда извращают смысл сказанного из лучших побуждений.
Была смущена и Маришка. Ей, правда, послышалось слово «майор», другого слова и не могла бы услышать преданная жена, которая уважает, почитает и любит своего супруга. Но беда в том, что майора Маришка тоже уважала… Вот почему в столь ответственный момент она просто молчала, переводя испуганный взгляд с одного кумира на другого.
Ну, а дочь? Агика смотрела только на отца, и розы на ее алых щечках запылали еще пунцовее. Дело в том, что она не слышала ни слова «майор», ни слова «черт». Агике показалось, будто отец обозвал майора «ослом». Нет, тут что-то не так.
Природа закладывает в детях ростки иронии по отношению к недостаткам родителей. Однако Агика была исключением из правила — один случай на тысячу. Поэтому она, хоть и ясно слышала слово «осел», предпочла не поверить собственным ушам, нежели осудить обожаемого папочку. Более того, она даже приподнялась и голоском от волнения тонюсеньким, словно ниточка, выпалила:
— Не извольте гневаться! Мой отец не мог произнести такого дурного слова!
— Конечно! — спохватилась Маришка. — Здесь какое-то недоразумение. Мой муж сроду никого не обидел, правда ведь, Лайош, родной мой?
— Никогда! — сказал Тот, которого прямо-таки воодушевило удачно найденное слово «недоразумение». — Только один раз случилось, что я принял жену господина профессора Циприани за огородное пугало и невежливо повернулся к ней задом. Но ведь в том случае вышло недоразумение. А уж господина майора я не могу оскорбить даже по недоразумению!
Майор заколебался.
— Может, я действительно не расслышал, — сказал он. — Но я бы не хотел, чтобы нечто подобное еще раз повторилось.
Тоты облегченно вздохнули. Поклялись, что подобного не повторится. Майор успокоился.
— Забудем все, любезный Тот, — великодушно предложил он, — и вернемся к нашим коробкам. Право, жаль каждой потерянной минуты.
Они сели. И Тот тоже сел. Почтенный Тот, который еще совсем недавно презирал это занятие, считая его бабским делом, сейчас радовался, что может заняться им вместе со всеми… А ведь его никто не неволил, просто все без лишних слов потеснились, освобождая ему рабочее место. Правда, как ни старался Тот, из-под рук его выходили сплошь неудачные, перекошенные коробочки, но, к счастью, никто не упрекнул его, самое большее — снисходительно улыбались.
Мир был восстановлен. Теперь они подолгу не обменивались ни единым словом, слышалось только резкое лязганье резалки.
Свежей ночной прохладой потянуло с гор. На лесных полянах по склонам Бабоня замерцали костры смолокуров. Но Тоты ничего этого не замечали. Забыв обо всем на свете, они все резали и резали и складывали коробочки. Через час майор вежливо поинтересовался:
— Может, вы хотите спать?
У Тота слипались глаза, однако он заверил майора, что у них и в мыслях не было ложиться спать. Работа продолжалась.
Через какое-то время майор повторил свой вопрос. Тоты в один голос твердили, что сна у них — ни в одном глазу.
Когда майор спросил в третий раз, Маришка, у которой нестерпимо чесался левый глаз, ответила, что если господин майор не прочь отдохнуть, то и они согласны отложить работу.
— Да не хочу я отдыхать! — запротестовал майор. — К сожалению, я очень плохо сплю.
— От свежего горного воздуха у нас засыпали гости, страдавшие застарелой бессонницей, — заметил Тот.
— Мне и самый целительный воздух бессилен помочь, — махнул рукой майор Варро. — Будь моя воля, я бы с удовольствием складывал коробочки до самого утра.
Коробочка в руках привыкшего рано ложиться Тота сплющилась в блин. От усталости черты лица его исказились, с паническим страхом уставился он на майора. Но тут Маришка толкнула его под столом ногой, и Тот, призвав на помощь всю свою выдержку, улыбнулся.
— И я, говоря откровенно, только втянулся в дело, — нашел силы сказать он.
Все снова принялись за коробочки.
