Я снова застонал. "Что за напасть".
- Ну ладно. Ты шшитаешь, што я гомошекшуалишт, прошто потому, што я шильно шепелявлю. Дожволь жаявить: альфа, хоть и правда, што кое-кто иж шановных дам шкорее жа подобный дефект реши, ошобенно - в пошлых шутках, в моем шлушае - и не в нем одном - ижьян врожден и никак не штшеплен тем или иным ображом ш мужештвенноштыо; бета, ни дефект реши, ни шекшуальные шклонношти не кажутшя мне доштойными ошмеяния, ражве што шо штороны шамого нижменного вкуша. И гамма, ну да, шлушилошь, што я гомоэротишен, но таковы же и воинштвенные шпартантшы, так-то. Прекрати ухмылятьшя: пушть я и голубой, но жутко шноровишт шо швоим мешом.
Может, так оно и было, но когда я двинулся, чтобы обрушить на него, по справедливости или же нет, весь груз разочарованности своим крушением, ко мне хромаючи шагнул весь избитый Пегас - не знаю, где он шатался до тех пор, - поджав левое крыло и правую заднюю ногу и ошеломленно потряхивая головой, - зрелище, от которого загнулся бы и самый ярый пидор. Я вспрыгнул на него, когда из-за каждого куста на спасение Мегапента поодиночке поднялся и шагнул вперед целый взвод полностью вооруженных амазонок, но Пег осел под моим весом, словно опять в Ликии. Памятуя, как обходятся амазонки с насильниками, и опасаясь, что моя былая жертва со всеми своими вполне заслуженными жалобами могла эмигрировать в Тиринф, я вытащил меч и приготовился лучше упасть на него, чем с ними сражаться или сдаться живьем - ни то ни другое не пришлось бы мне по вкусу.
- Штоп! - закричал Мегапент - и амазонской страже, и мне. - Это же мой отетш, Беллерофон! По крылатому коню видно. А ну-ка, по-кшанфшки!
Весьма уверенно и на горе мне, словно рыбачьи жены на равнине у Ксанфа, все, кроме одной, амазонки развернулись и, судорожными рывками задрав вверх хитоны, спустили колготки, мечтательно метя в меня полнолуниями своих задниц. Диссидентка, коротко стриженная малолетка, вложила свой меч в ножны и с отвращением на лице величаво проследовала прочь. С вполне понятным мне отвращением: приглядевшись повнимательнее, я даже засомневался, настоящие ли это амазонки: кожа у всех была чересчур белой, ляжки и попки на глаз слишком мягки, голоса излишне женственны, костюмы щеголеваты. Даже Пегас, единожды принюхавшись, потерял к ним всякий интерес.
- Сдаюсь, - провозгласил я. - Все тут наперекосяк. Сообщите царю Прету, что я готов составить ему компанию. И передайте моей жене, что если идея этой шуточки принадлежит ей, меня она не забавляет.
Не позабавило это и моих захватчиц, каковыми они в конечном счете оказались.
- Спокойно, свин, - пробормотала их лидерша и приказала своей команде, покрепче связав запястья, отвести меня на накинутой на шею веревке к царице Сфенебее. - И никаких номеров, - предупредила она меня, - или я тут же перепаяю тебе по яйцам.
- Полегше, - вступился за меня Мегапент. - Он вшё же мой отетш, полубог. Привет, пап.
- Черт меня побери, если это ко мне, - огрызнулся я. - Даже не знаю никого по имени Свино-как-там-еще. А кроме того, наполовину полубогов не бывает. Где Прет? Оставь мою тунику, черт бы тебя побрал!
- Нам приказано тебя не холостить - если ты только нас до этого не доведешь, - сообщила их командирша, каковая, хоть я уже и не сомневался, что не амазонка, выглядела весьма многообещающе. - По правде, это доставит мне удовольствие. Ты, принц, отправляйся теперь домой и сообщи своей матушке, что мы накрыли ее давнишнего хахаля. А мы по дороге покажем ему Прета.
Мегапент надул губы. Озадаченный и ошалевший, но в конечном счете беспомощный, я был раздет и отведен в город. Лавочники и праздношатающиеся зеваки, все женщины, насвистывали и отпускали хамские замечания о моих мужских причиндалах. Несколько мужчин с опасливым любопытством пытались разглядеть меня из-за приспущенных портьер. Несколько других, молодых и ярко накрашенных, с ухмылками висли на руках сопровождавших их матрон средних лет или притворялись смущенными и прятали лица за веерами.
- Где Антея? - спросил я. - Что случилось с городом?
- Вопросы будет задавать царица, - отрезала моя пленительница, испробовав большим пальцем остроту своего клинка. - А ты заткнись и слушай.
Приведенный в хорошо знакомый мне тронный зал, я буквально остолбенел от изумления с открытым ртом при виде зрелища, сошедшего, казалось, прямо со страниц "Персеиды": вооруженная (мужчины) дворцовая стража, стол для совещаний министров и советников (мужчины), всевозможные (мужчины) официанты, прислужники, мальчики на побегушках, лизоблюды, пажи, музыканты и лакеи, три обнаженные (женщины) танцовщицы на столе и, во главе оного, сам царь Прет; все уставились в нашу сторону, застыв в агрессивных или встревоженных позах. Я бы принял их за искуснейшую скульптурную группу, если бы сам постав их фигур (кроме одной из танцующих девушек, которая прикрывала левой рукой груди, а правой срам) не был столь неклассичен, а их глаза, в отличие от глаз наших добротных греческих статуй, не были опушены ресницами - и глядели не в вечность, а на чудовищного незваного гостя, который, должно быть, стоял когда-то на моем месте. Бедный Прет проигнорировал мой совет и окаменел, на посмешище потомкам, наполовину сползшим с трона - вытирая рот каменной салфеткой и расплескивая вино из гранитного бокала.
- Здесь был Персей? - спросил я Мегапента.
- Заткни свой свинячий рот и сделай реверанс, - вмешалась капитанша. - Сюда идет царица.
Мегапент, реверансируя бок о бок со мной (я никогда не выражал почтение в этой форме и был вынужден прихватить, чтобы не упасть, его за локоть), кивнул и прошептал: "В тот год, когда я родилшя. Потом, нешколько лет нажад, он вернулшя, как и ты, и я убил его, штобы докажать, што я наполовину полубог".
- Абсурд!
Стражница вновь обнажила было свой меч, но как только я узнал входящую царицу (лет уже примерно пятидесяти, грузную, с неброскими усиками, в забавно топорщащихся на ней доспехах; сопровождала ее та самая юная амазонка, которая покинула сцену моего пленения), я выпрямился и вскричал:
- Антея! К чему все эти глупости?
- Зови меня Сфенебеей, - величественно произнесла она, занимая пустой трон по соседству со своим покойным супругом.- Антея - так меня звали рабыней.
- Скажи им, пусть они вернут мне одежду, Антея!
- Не раньше, чем мы все осмотрим. - Она обследовала меня с презрительной улыбкой: - Вай-вай, мы стареем, а?
- Не бери в голову. Где Филоноя?
- А это что, имеет значение?
- Конечно, имеет - и всегда будет иметь! Из того, что мужчина покидает женщину, вовсе не следует, что он ее не любит. Особенно если он…
- Отрежьте-ка ему хер, - лениво велела она стражницам. - За дерзость и бесстыдство. Можете воспользоваться для этого знаменитым столом переговоров - замечательная кухонная доска для разделки этой туши. Хватит, допереговаривались!
Она предоставила им подтащить меня, дрожащего, к кромке стола, на который они и выложили мое расчехленное орудие, и воздеть над ним извлеченные из ножен свои, прежде чем велела чуть повременить. До самого конца нашего разговора я так и оставался в этом отвратительном положении. "Сфенебея", вернувшись к своему трону, холодно проинформировала меня, что вскоре после моего отлета из Тиринфа двадцать лет тому назад обнаружила, что находится в положении; поскольку к этому времени она уже давным-давно забросила половые сношения с Претом и находилась на пересмене любовников в законе, ее положение могло быть обусловлено только "повторным изнасилованием" мною в храме Афины. Хотя это "надругательство - даже и для полубога" по-прежнему оставалось для нее надругательством и она предвкушала, как накажет меня на амазонский манер, она тем не менее сочла нужным сберечь "его плод, наполовину полубога Мегапента", чтобы не оскорбить "его деда Посейдона" и богиню, в чьем храме он был "грубо зачат". Но Прет "на свой обычный свинский мужланский манер" начал третировать ее, словно ребенок произошел на свет в результате любовной связи, а не грубого насилия, и она отнюдь не была огорчена, когда немного погодя, во исполнение предначертанной ему судьбы, в город явился со своей невестой Андромедой и горгоньей головой сам Персей и ввалился прямо на очередную "свинскую пирушку" - до которых ее муж был так охоч, на коей она по причине своего к оным мероприятиям отвращения, по счастью, отсутствовала, - обратив весь двор и отборнейшую стражу в камень, когда перепугавшийся Прет дал приказ о нападении.
- Не то чтобы Персей по свинству в чем-то уступал всем остальным, - пояснила она, - со своей-то развязной спесью и кукольной женой - словно он не был всем обязан Афине и той бедной женщине, чью голову он отчекрыжил! Но среди всех этих грязных свиней героев, бог ведает, был он, наверное, далеко не худшим, да и характером обладал довольно сносным. Они задержались на несколько месяцев; я пыталась повысить сознательность Андромеды в вопросе о браке как женоненавистническом установлении; мы понемножку забавлялись a trois; и он позволил мне делать с этим полисом все, что мне заблагорассудится, - у него, если на то пошло, не было никаких прав лишать меня этого, но свинья есть свинья.
