Когда Николай очнулся на поляне, где он дрессировал сокола то обнаружил, что у него работает только один глаз — левый. А кроме того, соколятник, этим левым глазом, увидел лежавшую в траве, широко раскинувшую крылья мертвую Земфиру.
* * *
Через час я все-таки повел студентов на первую экскурсию. Первая экскурсия (впрочем, как и первый день полевой практики вообще) всегда больше дидактическая, чем познавательная. Начало ее всегда бывает безнадежно скомкано самими студентами, вернее, их сборами. После объявления о начале экскурсии мои подопечные начали хаотично мигрировать по палаткам в поисках потерянных кроссовок, штанов, нижнего белья, биноклей и записных книжек.
Вся мужская часть, как водится, поголовно вооружилась разнообразным, но тупым холодным оружием — ножами с компасами в рукоятках, с пилами на обушках и прочей дребеденью. При этом ни один из клинков не годился для того, чтобы заострить колышек или нарезать колбасу.
Никита по-прежнему был со своим кинжалом. Однако носил он его недолго. При попытке завязать шнурок на ботинке студент сел на кочку столь неудачно, что прищемил себе огромными ножнами причинное место. После того, как обезумевший от боли Никита пришел в себя, он снял оружие и навсегда спрятал его в рюкзак.
После этого мы отправились на экскурсию.
Как всегда из всей группы только два человека работали — то есть честно слушали, что я им объяснял. У остальных отчетливо проявлялось обезьянье поведение — все усиливающаяся рассеянность при кратковременно-мимолетном интересе к деталям моего выступления.
Лиза нашла первую, еще розовую, ягоду земляники и на этом зоологическая часть экскурсии закончилась, так как все студенты ту же разбрелись по ягодной поляне, не исключая и тех, кто все-таки меня слушал и честно пытался отличить песню зяблика от крика вороны.
Над нами пролетел канюк. Я начал было рассказывать про питание этой замечательной птицы, но увидев обращенные ко мне попы, замолчал и сел на кочку. Сам же я не стал рвать землянику потому, что ягода, судя по всему, должна была по-настоящему поспеть только ко времени нашего отъезда.
Трава рядом с моим ботинком зашевелилась и показалась головка маленькой — не длиннее карандаша — гадюки. Я привстал и змейка свернулась крендельком. Прижав сухим стебельком полыни голову гадюки к земле, я осторожно взял ее пальцами за шею, а потом позвал студентов. Они медленно и нехотя потянулись ко мне. Лиза первой увидела рептилию в моих руках. Студентка завизжала так истошно, что вся группа мигом собралась.
Я, снова оказавшись центре внимания, сообщил, что эта поляна — типичное место обитания гадюк и что хотя эта змея совсем маленькая, но вполне ядовитая. В доказательство этому, я плотной травинкой осторожно раздвинул нежнейшие челюсти рептилии и травинкою же подцепил крохотные ядовитые зубы — чтобы студенты их получше разглядели. А потом предложил студентам погладить животное. Все с ужасом шарахнулись в стороны от гадючьего детеныша, и я отпустил его.
После лекции, посвященной герпетологии, никто уже не вернулся на земляничную поляну, и все стали настойчиво просить меня продолжить экскурсию. Я пошел вперед и оглянувшись, увидел удивительную картину: все студенты дисциплинированно шли гуськом за мной. Они смотрели под ноги и как волки в стае или как индейцы на марше ставили свою ногу точно в след идущего впереди.
Я старался поддерживать стихийно возникшую дисциплину повторяющимися с периодичностью телевизионной рекламы фразами об огромном числе обитающих здесь ядовитых змей. Мне в этом деле помогли и греющаяся на камне крупная и чрезвычайно опасная (правда не для человека, а только для ящериц, но я студентам этого не сказал) медянка, да еще веретеница, неуклюже переползавшая через лесную тропинку. А я решил, что раскрою секрет неядовитых рептилий завтра, а то эти горе-зоологи до конца своих дней будут шарахаться от этих безобидных тварей.
Для того, чтобы как-то отвлечь студентов от гадюк и познакомить с трудностями полевых исследований, я повел их к ближайшему соснячку. Там располагалась колония цапель.
Колония была видна издали. Над ней планерами кружились цапли. То, что колония обитаема, и в каждом гнезде сидит по несколько птенцов с хорошим пищеварением, теперь можно было определить и по запаху. Задохнувшиеся студенты, замедлили ход. А я вообще остановился. Но лишь для того, чтобы надеть ветровку, несмотря на то, что день был жарким. Я знал, что ветровка не помешает.
В колонии со всех деревьев, словно редкий дождь, падал помет. А некоторые, особо впечатлительные птенцы, завидев экскурсантов, срыгивали все то, что им недавно принесли родители. Для биологов — это настоящий подарок. Ведь таким образом можно изучить, чем питаются птицы, обитающие в этой колонии, и где они ловят свою добычу.
Такими научными изысканиями я заставил заниматься студентов. Но не больше получаса — нельзя же оставлять на длительное время голодными птенцов.
Когда мы покинули благоухающий несвежей рыбой сосняк, я посмотрел на моих подопечных и ничуть не пожалел, что в моем рюкзаке очень кстати оказалась капроновая ветровка, которую можно было быстро и легко выстирать.
* * *
Итак, первая экскурсия была завершена. Группа мне начинала нравиться, и я решил, что хорошо бы их свозить к водопаду, — к местной достопримечательности.
Но чтобы добраться туда, нужна была машина. Гена уже несколько раз сетовал на перебои с бензином, отчего я сделал вывод, что попасть на водопад нам будет трудно. Я поделился своими горестями со студентами (рядом со мной почему-то всегда оказывалась Лиза). Студентка встрепенулась:
— А что, это место действительно красиво?
— Очень.
— И водопад там есть?
— Есть.
— А кроме Гены, кто еще нас может отвезти?
— Ну, другие работники заповедника.
— А Коля может?
— Наверное, и он может, — ответил я, насторожившись, что всего за один день общения Николай уже превратился в Колю.
— Понятно. Я тогда попробую с ним договориться.
Судя по всему, Лиза просто влюбилась в соколов. Кроме того, ее настолько пленил Николай, что она, в то время как весь народ, утомленный переездом, работой на прополке заповедных лугов и первой экскурсией, расползся по палаткам, отправилась к своему кумиру.
Я видел, как Лиза, проходя через двор, нагнулась, что-то подняла с земли и, постучавшись, открыла дверь жилища соколятника.
Честно говоря, я не верил в Лизино предприятие. Хотя, конечно, отказать такой девушке, как Лиза, было чрезвычайно трудно, но бензиновый голод, наверняка, сделает Николая неуступчивым. Поэтому я забыл о Лизе и ее желаниях и стал думать о завтрашней экскурсии на озеро.
Мои размышления были прерваны через пять минут. Дверь квартиры Николая распахнулась, оттуда выскочил очень взволнованный соколятник и опрометью бросился бежать. Затем на пороге показалась Лиза. Губы у нее были презрительно поджаты. Она постояла, посмотрела вслед Николаю и не торопясь направилась к нашему палаточному лагерю, недоуменно пожимая плечами.
— Странный он какой-то, этот ваш Коля, — бросила она, проходя мимо меня.
Тем временем Николай появился снова. Он был уже не один, а с тремя работниками заповедника. Они быстро погрузились в машину и уехали. Я начал догадываться, что причиной столь спешного отъезда был визит моей студентки.
— Лиза — позвал я ее.
— Да, Владимир Григорьевич, — послышался голос из ее палатки.
— Можно к тебе?
— Конечно, заходите, — томно ответила студентка.
В Лизиной палатке, как, впрочем, во всяком девичьем жилище, висели тонкие ароматы косметики. Лиза, все так же поджав губки, рассматривала себя в зеркало.
— Лиза, — строго сказал я. — Ты о чем говорила с Николаем? Что это он так забегал? Чем ты его обидела?
— Ну что вы, Владимир Григорьевич, как я могу обидеть человека, который хочет сделать мне одолжение.
— Ты хоть успела его попросить, чтобы он нас довез до водопада?
— Да нет. Мы с ним только начали разговаривать, как он вскочил и убежал.
— Так сразу и убежал?
— Ну не сразу. Не могу же я вот так, с порога, сказать ему, что, мол, надо завтра группу студентов везти на водопад. Тут дело тонкое, психологическое. Вам, Владимир Григорьевич, этого не понять. Сначала надо человека о чем-нибудь расспросить, о том, что он хорошо знает, чем увлечен. Улавливаете?
Я сказал, что улавливаю.
— Вот я и спросила, чье это перышко, — продолжала Лиза. — У меня их два было. Одно он у меня выхватил, а другое я на всякий случай в карман сунула. — И Лиза протянула мне перо.
— Балобан, молодая птица, — сказал я. — Этих перьев у вольер сколько угодно валяется.
— Правильно, — похвалила преподавателя студентка. — Я там их и взяла. И Николай сразу определил, чье это перо. Только мне, для начала разговора, нужна была интрига. Вот я и сказала ему, что мы это перышко сегодня на экскурсии нашли. Ну, там, где змею поймали. И что определить, чье это перышко, вы так и не сумели.
