Далее он пустился в пространные объяснения по поводу греческой приставки. В данном случае она якобы может означать «из диоксина», или «с диоксином», или «вместо диоксина» – в зависимости от того, значение какого падежа выполняет приставка «мета» – родительного или винительного, который в греческом иногда используется в качестве латинского творительного.
– Как вы, конечно, помните, господин министр, в греческом творительного нет, – заметил – впервые за все время – Бернард.
Я сказал, что не помню, и он пообещал к концу дня подготовить мне справку по греческой и латинской грамматике.
Честно говоря, я надеялся, что объяснения сэра Хамфри удовлетворят Джоан Литлер и она, подобно мне, не захочет показать собственное невежество. Увы, мне не повезло.
– Я ровным счетом ничего не поняла, – обезоружила она всех своей откровенностью.
Сэр Хамфри попробовал нейтрализовать ее высокомерным обращением.
– Ох! – вздохнул он. – Ведь это так просто!
Лучше бы он этого не говорил. Ее глаза зло блеснули.
– И все же будьте любезны объяснить конкретное отличие диоксина от метадиоксина.
Ничего себе вопросик! Я растерялся. Хорошо, что Хамфри опять пришел мне на помощь.
– Конкретное отличие? – переспросил он. – Элементарно – метадиоксин является инертным соединением диоксина.
«Может, хоть этого будет достаточно», – с надеждой подумал я. Так нет.
Она вопросительно посмотрела на меня, я – на Хамфри.
– Э-э… Хамфри, – сказал я, краснея, – лично мне ваше объяснение кажется исчерпывающим, однако… э-э… не могли бы вы для мисс Литлер сделать его… э-э… несколько популярнее?
Он обдал меня ледяным взглядом.
– То есть, господин министр?
Неужели снова искать правильный вопрос? Вот мучение! Но Джоан Литлер опередила меня.
– Что значит «инертный»? – спросила она.
Сэр Хамфри удивленно поднял брови. И в этот критический момент я вдруг отчетливо понял: ведь он тоже не имеет ни малейшего понятия о предмете нашего разговора.
– Инертный? – переспросил он. – Э-э… это значит «безобидный»…
Все в недоумении затихли.
– И мухи не обидит, – пробормотал Бернард.
Сделав вид, что не расслышал, я попросил его повторить, а поскольку он упорно молчал, я понял, что не ошибся.
– А что все это означает на практике? – после небольшой передышки снова ринулась в атаку Джоан Литлер.
– Вы имеете в виду прикладную химию? – спросил я. (У меня степень по экономике.)
– Вот именно, прикладную.
Я повернулся к своему постоянному заместителю. Происходящее меня начинало даже занимать.
– Что это означает в смысле прикладной химии, Хамфри?
Он, как профессиональный игрок в покер, даже глазом не повел и покровительственно заметил, что объяснить это на дилетанском уровне попросту невозможно. Решив подыграть ему, я спросил:
– Вы сами-то разбираетесь в химии, Хамфри?
– Естественно, нет, господин министр. Я кончил стипендиальный класс! – гордо ответил он.
(В любой английской государственной школе – под «государственной» следует, конечно, понимать «частную» школу – стипендиальный класс означает класс «с гуманитарным уклоном». Если же речь идет об элитарной школе, то там можно вообще обойтись без точных дисциплин. – Ред.)
– Кстати, не могли бы вы заодно объяснить мне, что такое «соединение»? – игнорируя слова сэра Хамфри, продолжала Джоан.
– Вы что, тоже химию не изучали?
– Нет, а вы?
Совершенно неожиданно ситуация из драматической превратилась в комическую. Выходило, что ни один из нас ничего не смыслит в предмете, который мы так горячо обсуждали. Смех, да и только. Джоан, Хамфри, Бернард и я пытались решить проблему государственного значения, хотя более несведущих в данном вопросе людей, пожалуй, не сыскать во всей Великобритании!
(Примечательно, что никому из присутствовавших и в голову не пришло позвонить сэру Уолли Макфарленду. Впрочем, кто он такой? Всего лишь специалист и председатель национализированной отрасли промышленности, о которой идет речь. – Ред.)
Я смущенно, словно провинившийся школяр, улыбнулся.
– Гм, надо бы, конечно, хоть что-нибудь узнать об инертных соединениях…
Не оценив юмора, Хамфри предпринял еще одну отчаянную попытку спасти положение.
– Соединение – это… скажем, вы все наверняка знаете, что такое «сложные проценты», не так ли? (Мы с Джоан синхронно кивнули.) Процент соединяется с процентом, счет растет, и все счастливы. Собственно, в этом и заключается смысл «соединения». Предельно просто.
Я пристально посмотрел ему в глаза: неужели он надеется, что этот номер у него пройдет? Затем перевел взгляд на Джоан Литлер. Она тоже вопросительно поглядела на Хамфри. Но на этот раз не возразила.
Воспользовавшись моментом, я решил поскорее закончить тягостную беседу.
– Итак, подводя итоги, следует с удовлетворением отметить, что в принципе наши точки зрения совпадают и мы едины в своем намерении претворить упомянутый проект в жизнь…
– Я такого намерения не высказывала, – запротестовала Джоан.
Снова тупик! Ну как доказать ей, что у диоксина и метадиоксина ничего общего, кроме сходства в названии?
Я лихорадочно пытался найти хоть какую-нибудь образную аналогию.
– Вот, к примеру, Литлер и Гитлер. Мы же не сравниваем вас с Гитлером потому только, что у вас схожие фамилии!
Я, конечно, понял, что допустил ужасную бестактность, но было уже поздно. Слово не воробей…
– Это не имеет отношения к делу! – вспыхнула она.
– А что же имеет? – обратился я к ней, заранее зная, каков будет ответ.
– То, что комбинат будет в моем избирательном округе!
В целом я понимал ее тревогу, но, если Хамфри сказал мне правду, она опасается совершенно напрасно.
– Ваш округ только выиграет, – успокоил я ее. – Новые рабочие места, заказы, деньги… Разве что эти бесноватые пошумят – из общества по охране природы. Если все взвесить, вряд ли это будет нам стоить больше каких-нибудь двухсот голосов.
– Я прошла большинством в девяносто один голос, – сухо заметила она.
Как же я упустил это из виду?! Она безусловно права. Мне совершенно ни к чему ставить под удар неустойчивый округ, особенно если в парламенте его представляет ЛПС ПМ!
– К тому же не следует забывать, – продолжала она, – что по соседству еще три избирательных округа и все неустойчивые, с большинством куда менее двухсот голосов.
Я, честно говоря, растерялся, но тут на помощь снова подоспел сэр Хамфри.
– Мисс Литлер, вы позволите?…
Она молча повернулась к нему.
– Так вот, ваше счастье, если БКК откроет в вашем округе пропаноловый комбинат, верно, господин министр?
– Конечно, счастье, – подтвердил я.
– Новые рабочие места, – воодушевленно продолжал мой постоянный заместитель, – дополнительные средства в местный бюджет, выгодные экспортные заказы…
– Экспортные заказы! – Я многозначительно поднял указательный палец.
– Более того, управление в Вашингтоне официально объявило, что метадиоксин безвреден.
– Вот видите, в Вашингтоне, – сказал я.
– В ближайшее время и мы опубликуем аналогичное заявление. По мнению господина министра, проект сулит колоссальные выгоды как вашему избирательному округу, так и всей стране.
– А если метадиоксин все-таки окажется вредным, – не утерпел я, – обещаю вам не допустить его производства. Но, чтобы не оказаться в глупом положении, надо подождать вердикта специалистов.
Джоан Литлер окинула меня хмурым взглядом, затем сэра Хамфри. Решительно встала и заявила, что не удовлетворена нашими объяснениями. Я ее не осуждаю. Если бы речь шла о моем избирательном округе, я бы тоже не чувствовал себя удовлетворенным. На прощание она посоветовала мне не забывать, что членом парламента я стал только благодаря нашей партии и быстренько расстанусь с министерским креслом, если на следующих выборах партия проиграет.
Тут она безусловно права.
Не говоря уж о том, что не позднее завтрашнего дня содержание нашей беседы станет известно ПМ!
Она еще не успела закрыть дверь, как Хамфри вскочил и вопросительно посмотрел на меня, ожидая разрешения «дать делу ход». Я сказал, что хочу еще подумать, и попросил Бернарда подготовить мне всю документацию.
8 июня
Внимательнейшим образом просмотрел дома все материалы по пропанолу. По-прежнему не знаю, что делать.
В отличие от сэра Хамфри и сэра Уолли, у меня нет полной уверенности, что комиссия Хендерсона сделает положительные выводы.
Я пригласил к себе Хамфри и выразил пожелание побеседовать с председателем комиссии.
По мнению моего постоянного заместителя, в такой встрече не было практической необходимости. Кандидатуру председателя отбирали очень тщательно, к тому же профессор Хендерсон – признанный авторитет в области биохимии.
