Мы поглядели, как проводят досуг десятилетние, и я сказал:
— А теперь пойдемте посмотрим, что делают старшие братья и сестры этих футболистов.
Веду гостей к гранитной плите секунд-майора Бардешина, а сам думаю: «Не подведет ли меня Витька Клочков? А вдруг он решил устроить себе выходной и сегодня не целуется?»
Но Витька был на месте. Я кашлянул.
— Прости, что беспокою. Пришли гости, хотят с тобой поговорить.
Витька поднялся. Переступил с ноги на ногу. Лениво оглядел Французова и Абросимова.
— Что, опять комиссия?
За ним лениво подняла глаза на гостей средняя дочь Люсиной мамы, Соня.
— Здравствуйте, молодые люди, — сказал Французов.
— Здравствуйте, — ответили молодые люди.
И мы впятером пошли назад к дому. К нашему приходу по всем восьми квартирам бывшей Непролазной уже распространился слух о приехавшей комиссии, и у двух корыт собралось примерно десять женщин.
— Здравствуйте, — сказал женщинам Французов.
— Здравствуйте, — ответили женщины.
— Его знаете? — спросил Французов и показал на председателя горсовета Абросимова. — Он бывал у вас?
— К нам по своей охоте не ходят. К нам привозят, — сказала какая-то из женщин.
И, словно нарочно, именно в эту минуту из-за поворота показалась траурная процессия.
Бам! Бам! Ба-бам! Бам!
Ба-бам! Ба-бам! Ба-бам!
Когда процессия прошла, Французов спросил Абросимова:
— Что скажешь?
— Обстановка, конечно, здесь не та. А что касается двух домов, то они теплые, хорошие.
— Хорошие? Так давай уступим свои квартиры этим людям, а сами переедем сюда.
Шутка дошла до женщин, и они рассмеялись.
— Я не председатель, я только член президиума горсовета, — сказал женщинам Французов. — Обещаю на первом же заседании сообщить членам горсовета, где вы живете, и не сомневаюсь — они обяжут Абросимова предоставить вам квартиры.
— Через три года приходите на новоселье, — сказала Люсина мама.
— Надеюсь побывать у вас на новой квартире еще в этом. Конечно, если вы, не помня зла, пригласите нас с Абросимовым.
Когда мы шли с кладбища назад, я увидел в открытом окне конторы Хрынина.
— Как моя статья? — крикнул он.
— Печатать не будем!
— Почему?
Мне уже не нужно было быть Д. Т. X. (дипломатом талейрановской хватки), и я сказал, что думал:
— Вздор, поэтому и не будем!
Хрынин выбежал из конторы и, нагнав меня, сказал:
— Я буду жаловаться!
— Сначала познакомьтесь! Директор кладбища Хрынин, — говорю я своим спутникам. — А это секретарь горкома Французов, — добавляю, поворачиваясь к Хрынину.
— Простите, не узнал, — извиняется директор кладбища. И тут же галопом начинает жаловаться на меня: — Товарищ Французов, сотрудники редакции глушат инициативу.
Французов вопросительно смотрит на меня. Я объясняю:
— Хрынин хочет перестроить городские кладбища в тематические.
— То есть?
— Хоронить людей не просто так, а приноравливаясь к экскурсионным экспозициям. Деятелей науки и техники — тема номер четыре — на Васильевском кладбище…
— На Ново-Проломном, — поправляет меня Хрынин.
— Верно. На Васильевском пойдет тема номер три — «Государственные и общественные деятели», на Рождественском — тема номер два, «Деятели культуры, искусства, просвещения»…
Французов начинает злиться:
— Зачем перестраивать кладбища?
— Для удобства экскурсоводов. Товарищ Хрынин хочет, чтобы люди, навещая в родительские дни умерших, получали бы на кладбищах интересную информацию, знания.
— Это верно? — спросил Французов Хрынина.
— Я хочу внести свежую, посильную струю по месту своей работы.
Посильную струю Хрынину внести, однако, не удалось. Ему пришлось вернуться в областной музей. И хотя назначили Хрынина на прежнюю должность, работает он не столько экскурсоводом, сколько экспонатом. Каждый, кто приходит теперь в музей, обязательно остановится поглазеть на новатора, каждому любопытно узнать, как выглядит автор проекта переустройства кладбищ по тематическому принципу.
* * *
Григорий Козлов закончил свой рассказ, и слово взял Кир. Кириленко.
— Козлов прав, иногда фельетон лучше не напечатать, чем печатать. Мне в этом году пришлось самому без помощи редактора забраковать собственный фельетон.
— Что, не написалось?
— Написалось, и довольно прилично.
— Тогда в чем дело?
Приехал я в город Т. с заданием: изобличить мздоимца. Не какого-нибудь там столоначальника второго разряда, а главного хирурга больницы Пыжеватова. Человека в городе известного, уважаемого.
Ольга Григорьевна Прынцева писала в редакцию:
«Если не дать Пыжеватову в лапу четвертной, он ни за что не положит тебя в больницу».
Прямо с вокзала отправляюсь на прием к главному хирургу.
— Кто последний
Сажусь рядом с больными, жду очереди, а сам осторожно закидываю удочку, хочу выяснить: берет или не берет?
Никто не говорит прямо «берет». Люди мнутся, уклоняются от ответа.
Ольга Григорьевна Прынцева написала без обиняков: «берет». Но ей на слово верить нельзя. Мало ли кто что напишет. А вдруг у Прынцевой личные счеты? Вот если бы мне удалось поймать Пыжеватова за руку с поличным. А как? Взятки берут один на один, без свидетелей. А мне без свидетелей нельзя. Без них, если Пыжеватов и берет, мне его не уличить.
Скоро моя очередь на прием, а я еще не знаю, что буду делать в кабинете врача, о чем говорить.
Сижу нервничаю и вдруг слышу голос соседа в серой толстовке:
— Пошли покурим?
Выходим. Я протягиваю серой толстовке папиросы, а он мне в лоб вопрос:
— Вы кто?
— Человек.
— Работаете в органах?
— В каких?
— ОБХСС.
— Откуда вы взяли?
— Задаете людям глупые вопросы. Берет или не берет? Вам что за дело?
— В нашу редакцию поступила жалоба. Я приехал расследовать.
— Будете писать?
— Чтобы писать, нужно знать правду.
— Берет или не берет? Берет.
— Вы знаете это точно?
— Вот, принес барашка в бумажке, — сказал человек в толстовке и вытащил из кармана конверт с деньгами.
— Слушайте, — взмолился я, — помогите разоблачить взяточника.
Серая толстовка сделала шаг назад.
— Не помогу.
— Почему?
— Доктор хороший.
— Так ведь он берет?
— Новые больницы строить нужно, вот о чем напишите в газете. А когда у каждой койки пять больных в очереди стоят, и каждый сует тебе в лапу, и каждый просит «положи меня, а не его», тут и не захочешь, возьмешь.
— Оправдываете взяточника.
— Объясняю, что к чему.
— А вот Прынцева рассуждает по-другому.
— Ольга Григорьевна?
— Вы знаете ее?
— Регистраторша из паспортного отдела.
— И главный хирург взял с маленького человека, регистраторши?
— Пожалели Прынцеву?
— Прынцева вдова. У нее двое детей.
— А вы были у этой вдовы в паспортном отделе? А я был. Мать ко мне из деревни приехала. Семьдесят семь лет. Отработалась женщина. Ноги с трудом волочит. Дожить век решила рядом с сыном да внуком, а Ольга Григорьевна отказывает в прописке.
«У нас, говорит, город режимный».
Объясняю:
«Я один остался в живых у матери, понимаете, один. Некуда ей от меня уезжать».
А Прынцева уже и не слушает меня. Кричит в дверь:
«Следующий».
Пять дней ходил в паспортный стол. Все надеялся пронять Ольгу Григорьевну Прынцеву. У нее ведь тоже есть мать. И дети у самой растут. Но Прынцеву разве разбередишь? И тогда меня осенило завернуть барашка в бумажку…
— Неужели взяла?
— Она не берет. Она только открывает ящик стола, а ты сам кладешь туда денежку.
— Ах, ведьма! Ах, гадина!
Я ругаюсь, а у меня в голове уже прорисовываются контуры нового фельетона. Не об одном, а о двух мздоимцах. Я снова кидаюсь к серой толстовке:
— Дорогой, помогите вывести на чистую воду Прынцеву.
А серая толстовка делает еще один шаг назад.
— Писать в газете нужно не о бабе-дуре.
— О ком?
— О председателе горсовета, который запрещает старой матери жить в доме своего сына.
— Все равно Прынцеву нужно ударить.
— За что?
— Пусть не берет.
— У нас в городе все берут.
— Как все? Вы же не берете.
— Беру, если дают.
Теперь наступила очередь сделать и мне шаг назад.
— И вам не совестно?
— Совестно.
— Зачем берете?
— Прынцевой дай, Пыжеватову дай, а на что самому жить?
— Вы педагог?
— Завуч мукомольного техникума.
— Интересно, а за что берут завучи?
— За то, что люди родятся неодинаковыми. Вот у доктора Пыжеватова руки золотые и голова на месте. Пыжеватов делает в нашем небольшом городе такие операции, что и московские врачи позавидовать могут, а сын у Пыжеватова никудышный. В школе по два года в каждом классе сидел. Все прошлое лето с репетитором занимался. В наш техникум готовился поступить.
