Узнав о появлении в городе курсантов-авиаторов, остальные училища тоже мгновенно снимали свой мораторий на выход город. Баланс сил в городе строго и неуклонно сохранялся. Шансы должны быть равными у всех, независимо от цвета погон на плечах. Статус кво! Справедливость.
Время, отведенное для восстановления благоразумия и равновесия в умах, и правопорядка в гарнизоне, заканчивалось одновременно во всех трех училищах гарнизона. И начиналось все с начала.
Ворота в училищах открывались, выплескивая на улицы города, огромные волны сексуально позитивной энергии. Наши ребята скоропостижно занимали свои достойные места в комнатах студенческих общежитий, на танцах, на городской набережной, а также в сердцах и страстных объятиях юных и стройных красавиц.
Традиционные завистники, сглатывая обиду, опять начинали цеплять более удачных, зацелованных и обласканных авиаторов. Далее опять следовали неизменные по своему алгоритму события — стычка, драка, патруль, комендатура, слезы, и стенания «сухопутчиков».
Представителей ВВС никогда не ловили, ибо с места дуэли, они всегда уходили на своих двоих. Иногда, с помощью своей дамы сердца. Гарнизонный УАЗик или ГАЗ-66 привозили на гауптвахту очередную партию поверженных и потрепанных сухопутных курсантов, которые давали стандартные признательные показания, обвиняя невоспитанных и неуловимых хулиганов-авиаторов, и все начиналось снова — баран, овца, давай с конца! Порочный замкнутый круг!
Тогда, после очередной выволочки у начальника гарнизона, три генерала, в который раз поддерживая свои разодранные в клочья задницы, решили сделать невозможное — прекратить данный конфликт раз и навсегда. Посовещавшись в бане или еще где, им виднее, генералы решили организовать творческие и теплые встречи между курсантами наших училищ, чтобы мы узнали друг друга лучше — в домашней обстановке так сказать, и возлюбили бывших недругов, как братьев своих. Возлюбили искренне и нежно. Ну-ну.
Началась эпоха принудительных дружеских визитов, рандеву, светских раутов, приемов, концертов и экскурсий. По субботам и воскресеньям нас сажали в автобусы и возили друг к другу в гости. Так же, наши училища обменивались своими ансамблями и концертными бригадами. Все было достаточно нервозно и натянуто, лживо и неестественно.
В увольнения нас, естественно не пускали. Наши генералы решили тряхнуть стариной и действовать до победного конца, не считаясь с затратами и боевыми потерями. А потери были внушительные. Усиленные патрули оцепили плотным кольцом все студенческие общежития, а также жестко контролировали периметры наших училищ.
Самоходчиков ловили пачками, камеры на всех гауптвахтах были переполнены. Образовалась длинная очередь из курсантов с объявленными взысканиями — многочисленными сутками ареста, но лишенных возможности отсидеть, по причине недостаточной пропускной способности карцера. Гормоны играли, ситуация с поддержанием воинской дисциплины была на грани возникновения мятежа.
Регулярная показная гостеприимность «сквозь зубы» начинала уже бесить. Взаимное раздражение и недовольство нарастало в геометрической прогрессии, не смотря на все титанические усилия командования. Напряженность в отношениях даже между ребятами внутри нашего училища приближалась к критической массе. Обычно спокойные курсанты стали нервозными и дерзкими, многие закурили, атмосфера накалялась.
И вот, однажды в субботу, наш батальон, как самый потенциально опасный, загоняют в училищный клуб в полном составе, даже наряд сняли с тумбочек дневального.
Надо отметить, что наш клуб был очень шикарный. Он имел глубокую сцену на уровне хорошего театра, и огромный зал на 1500 мест с роскошной акустикой.
Все расселись, не понимая, что происходит. Читать нам лекции о пользе полового воздержания и опасности венерических заболеваний было бесполезно. Кроме откровенных комментариев из зала и дружного издевательского хохота, другой реакции на них никогда не было. Но, выбора у нас не оставалось, мы — люди подневольные. Собрали нас в зале, значит, что-то будет. Давайте, бубните чего-нибудь, может поспать удастся.
Предчувствие нас не обмануло, началось представление. Оказывается, к нам приехали дорогие нашему сердцу, курсанты из училища Внутренних Войск, да еще и с дружеским концертом. Только этого нам не хватало. Соскучились, аж до рвоты!
Время тянулось ужасно медленно. Программа «помидоров» была достаточно скудная и нудная. Противная тягомотина. Против наших талантливых парней, они тянули слабо. Не спалось, зал раздраженно гудел, в воздухе висело и множилось недовольство. После короткого антракта, на сцену вышел краснопогонный конферансье и открыл второе отделение.
— Дорогие друзья! Попрошу чуточку Вашего внимания и терпения. Будьте великодушны. Мы ведь друзья, не правда ли?!
Ага, друзья, конечно, держи карман шире! Сразу же из зала, в ответ полетели реплики следующего содержания. Чего-чего, а за словом в карман у нас не лазили. Микрофон и усилитель для обеспечения громкости и доходчивости, не были в числе первой необходимости, акустика в зале была потрясающая.
— Таких друзей, за хуль и в музей!
— Твои друзья, в овраге кобылу доедают!
— После вашей дружбы, потом жопа долго болит!
— Милый друг, ты не заменишь мне подруг!
Конферансье заметно смутился, его лицо сравнялось по цвету с погонами. Наши офицеры, занимавшие первые ряды в зале, повскакивали со своих мест и пытались угомонить орущую толпу, утомленную бездарным представлением.
Конферансье уже собирался еще что-то сказать, как вдруг на сцену вышел курсантик-помидор, маленький и ушастый. Внешне, он очень походил на Чебурашку. Ушастик подошел к микрофону, мягко отодвинул конферансье и очень вежливо и вкрадчиво произнес.
— Здравствуйте! Вы, вряд ли мне поверите, но я — гипнотизер.
Буря искреннего восторга пронеслась по залу, тысяча человек кричала и свистела, вопила и топала ногами. Такой наглости, мы еще не слышали.
Чебурашка щелкнул пальцами, и шум в зале начал непроизвольно стихать. Оставались некоторые очаги шумного веселья и островки вакханалии. Ушастик вглядываясь в эти группы шумящих курсантов, выискивал заводилу и настойчиво приглашал его на сцену. Никто особо не возражал. Желающих посрамить этого клоуна набралось человек двадцать. Среди них, затесался и Виктор Копыто. Он развязно подошел к Чебурашке и, вызывающе глядя на него сверху вниз, заявил, что гипнозу не подвержен, вообще.
Ушастик не удивился такому признанию а, засунув руку в карман своего галифе, вытащил оттуда огромную луковицу. Спокойно показав ее всему залу, со словами: «Это апельсин, угощайся!», — протянул лук курсанту Копыто. Виктор осторожно взял в свои руки луковицу и недоверчиво понюхал ее. Ушастик ласково улыбнулся и плавно развел руки, как бы пытаясь обнять Виктора.
— Ну, что же ты?! Сейчас зима, витаминов не хватает, а тут такой вкусный и сочный апельсин. Ешь. Смелее.
Далее произошло то, от чего в зале наступила гробовая тишина. Был отчетливо слышен хруст луковой шелухи и аппетитное чавканье Виктора. На наших изумленных глазах, законченный раздолбай Витя Копыто совершенно послушно и с упоением поедал огромную луковицу. Он, с непередаваемым восторгом, откусывал огромные куски и, брызгая во все стороны противным луковым соком, абсолютно реально пожирал эту дрянь. Причем, на его лице застыли эмоции, передающие фантастическое блаженство.
Зал заворожено смотрел на происходящее на сцене. Возможность факта предварительного сговора, даже не рассматривается. Непостижимо, но Витя, под действием неуловимого гипноза, поедал мерзкий лук. Фантастика!
Пока Копыто наслаждался «апельсином», Чебурашка занялся остальными. Кого-то он убедил, что тот — великий Паганини, и его скрипка находится у парня на его ноге. Курсант моментально стянул свой сапог и, пристроив его подошву у себя под подбородком, принял позу профессионального скрипача и старательно заелозил невидимым смычком по голенищу ялового сапога. Наслаждаясь своей музыкой, он закрыл глаза и покачивался телом в соответствии с воображаемой партитурой. Обалдеть!
Группа грибников ползала по сцене и собирала подберезовики и опята. Рыбаки тянули невод, переполненный рыбой. Бригада лесорубов валила лес и грузила его в кузов несуществующего грузовика. Из некоторых ребят, Ушастик соорудил мебель и комфортно расположился в импровизированном кресле, вытянув ноги на стол, которым служил парнишка из 2-й роты. Стоящий рядом торшер, в виде послушного сержанта из 3-й роты, гармонично дополнял обстановку в кабинете Чебурашки. Он мгновенно включался и выключался по первому звонкому щелчку пальцев своего краснопогонного хозяина. Мда…
На сцене происходило много различных чудес, всего уже и не вспомнить. Но весь зал заворожено, с чувством похожим на удивленное благоговение, наблюдал за происходящим.
