– Федор, не надо! Не виноватая я! Это Валентина меня подставила, скотина такая.
Я ей говорю шепотом:
– Зина, возьми у меня топор из рук.
Она замолчала настороженно:
– Возьми топор, – шепчу я, – не могу руки опустить.
Топор она взяла и засуетилась:
– Может, тебе рюмочку выпить от боли?
– Как я ее выпью? Стою, как фриц под Сталинградом. Что я, подпрыгивать буду? Или струйку сверху лить?
Попоила она меня из стакана – боль прошла, но руки не опустились. Даже после бутылки. На каждую руку.
Утром проснулся я распластанный на диване с кирпичом на спине. Зинаида мне спину грела, да видать переборщила спьяну, всю шкуру сожгла. Я поворчал на нее:
– Ну ты, рэкетирша, палачиха, за что пытала раскаленным кирпичом?
– Ты сам говорил, что хорошо тебе.
Встал я с поднятыми руками, ну беда – ни умыться, ни опохмелиться. И тут до меня дошло, что я на двор хочу. Я аж побледнел от этой мысли – а как? Вот тут надо сказать, у нас в соседях живет брат Зинаиды – Иван. Парень он с юмором. Но больше – с похмелья. Вот и теперь он, как нельзя кстати, влетел в дом с двустволкой и заорал:
– Руки вверх!
Но когда увидел, что уже стою с поднятыми руками и весь бледный, он опешил, и палец на спусковом крючке у него дрогнул. Выстрел был такой неожиданный и оглушительный, что внутри у меня что-то екнуло, и руки резко опустились вниз, чтоб закрыться. Ну, как футболисты во время штрафного в стенке. Понял я, что в туалет уже бежать можно, и дернул на улицу. Возвращаюсь немного радостный, все-таки одну проблему решил. Но возникла другая – руки в нижнем положении зафиксировались.
Иван пришел в себя после выстрела и говорит:
– Зина, чего это он у тебя такой стеснительный стал, прикрывается, как Афродита. Пнуть, ей богу, хочется.
Зинаида выпроваживать стала брата:
– Иди, Иван, отсюда, все равно не дам опохмелиться. А Федор болеет. У нег прострел в спине.
– Чо он тогда не за спину держится?
– Иди, иди, – вытолкала брата Зинаида.
Упал я на кровать в состоянии футболиста-защитника и думаю:
– Что ж это за полено такое?
Утром пошел я во двор, подошел к полену – стоит, как вчера, никуда не сбежало. Сел на него, посидел. Слышу, такое тепло из него в меня пошло, и руки сами по себе разжались и задвигались.
Ах ты, думаю, в чем это она не виновата? Вхожу в дом и сразу спрашиваю:
– В чем это ты не виновата?
– Да понимаешь, мужик у Валентины выписал журнал эротический. Тайком от нее. И я ходила к Вале его смотреть. Тайком от него.
– Ну?
– Ну и все.
– Ну и что тут такого?
– Да ведь так я такого насмотрелась, думала, ты меня убьешь из ревности.
– Ну что там, лучше, что ли, чем я?
– Не, ты еще лучше.
– Ну и все. Чего еще?
Подошел я к полену и думаю: или со мной что-то не так, или с поленом. Замахнулся я на него колуном, оно – раз – и набок. Вот ты неразбериха какая. Даже самому интересно стало. Поднял его, отступил назад, установил попрочнее, опять замахнулся, опять сорвалось. Я еще назад отступил. Ну, сейчас, думаю, кончу его. А пока назад отступал, вошел в зону действия бельевой веревки. Там Зина трусы свои сушит. А они тяжелые, и веревка провисла. И когда я размахнулся, веревку колуном и зацепил…
Очнулся я в больнице. Слышу, врачи меж собой разговаривают:
– Жить будет, но плохо.
Я встрепенулся весь:
– Как это плохо? Почему это плохо?
– Вы, молодой человек, когда выпишетесь, тогда узнаете.
Ну, узнал я потом. Не так уж страшно. Просто голова сдвинулась у меня влево сантиметров на тридцать. Зинаида взглянула, успокоила:
– Нормально, пройдет. Я в эротическом журнале и не такое видела.
Сели мы с ней за стол праздновать выписку. Взял я стопку, хлоп – и мимо правого уха вылил назад. Вот тут до меня и дошло, почему жить буду, но плохо. Зинаида в слезы:
– Что же это, ты теперь так и будешь жить трезвый?
Я – срочно во двор, сел на полено, прошу его:
– Поленушко, золотое, исправь меня обратно. Клянусь, не трону больше тебя.
И чудо! Опять по всему телу тепло разлилось, и шея моя выпрямилась.
Теперь полено у нас дома живет. И если простуда какая или озноб, мы с Зинаидой на него садимся и – все, как рукой снимает.
Да чего же это, бабы, в стране делается? Мужик-то мой из конкурсов красоты не вылазит. Всех первых красавиц спознал. По именам знает. И даже в лицо!
Вчера опять явился с конкурса, но расстроенный. Говорит:
– Вот смотрю я, Даша, на этих первых красавиц и в толк не возьму: что эти члены жюри под красотой понимают? Сегодня опять такую худющую красавицу выбрали – хоть плачь. А ты у меня такая масштабная женщина, а зазря пропадаешь. Выступи на конкурсе. Выстави свою кандидатуру.
Я говорю, как это? Напоказ, что ли?
Он говорит, напоказ. Я, говорит, уж как-нибудь переживу, перетопчусь, а только от людей такую красотищу скрывать – это не по-хозяйски.
Я сначала-то забоялась. Боязно выставлять напоказ… всю свою кандидатуру. А потом думаю: а что? Да неужто в городе есть кто красившее да здоровше меня? И согласилась.
Смены рабочие свои высчитала. У нас на ЖБИ трехсменка. ЖБИ – это завод железобетонных изделий. Я прикинула по сменам – удачно. В день конкурса я как раз из ночной выйду. Думаю, вот и хорошо, отосплюсь после ночной, а днем – на конкурс. Красоты.
Два дня я себе платье шила. И три дня – купальник. Купальник получился – вообще! Пока шила да примеряла, Вася мой ко мне четыре раза приставал. Но брал себя в руки и говорил:
– Будем беречь силы на конкурс.
Я ему намекала, мол, у меня на все сил хватит. Но он говорил:
– Я не за тебя переживаю, а за себя боюсь.
Оттарабанила я ночную перед конкурсом, две нормы выдала и домой собралася. А мастер Петрович в бытовку забегает и кричит:
– Даша, спасай! План горит, бетон стынет. Степанида заболела, а там арматуры – на 10 тонн.
Я говорю:
– Ты что, Петрович? У меня конкурс красоты после обеда.
Он долго на меня смотрел и говорит:
– Даша, человек красив трудом. А если ты еще каким местом хочешь быть красивой, то иди красуйся. Только премии всему цеху не видать.
Пришлось остаться. Дала я за Степаниду еще две нормы до обеда и дунула на конкурс. Ну, ясное дело, переодеться некогда, так в спецовке туда и прибежала.
А дело на летней эстраде происходило. Там уже красавицы стоят, правда, пока еще в платьях. Народу – тьма. Пробилась я к эстраде, заскочила на нее и говорю членам жюри:
– Граждане судьи! Извините за опоздание, у нас в цеху Степанида заболела, я за нее нормы отрабатывала, вот переодеться и не успела. Но платье у меня есть. Я его отдельно от себя могу продемонстрировать.
Достала я им платье и показала.
Они, посовещавшись, допустили меня к конкурсу. Видать, платье понравилось.
Поглядела я на красоток, у них платья шикарные. А я думаю, в платьях-то из Парижа меня каждый полюбит. А вы меня в спецовке оцените!
Тут музыка заиграла, пошел первый тур – танцевальный конкурс. Выделили всем по партнеру. Ну, мне тоже один достался. Думаю, как же мне его обхватить, чтоб не травмировать. Только я к нему приспособилась, он как заорет. Оказывается, я ему на ногу сапогом наступила. Ну, дали партнера. Да мне шагающий экскаватор раз на ногу наступил – и ничего, дальше пошел, захромал только. А этот орет, на одной ноге скачет.
Я рассердилась, говорю членам жюри:
– Вы кого красавицам в партнеры подсовываете? Да его поставь у нас на арматуру – он на первой минуте загнется. Партнер…
Хорошо, что в первом ряду наш бульдозерист сидел, Петро. Как пошли мы с Петром вприсядку на сцене, так публика и зааплодировала. Мы под свою музыку плясали, под тра-ля-ля.
Петька частушки пел:
– Тына, тына, у Мартына – голова из ежика.
А у меня такая легкость в теле. Двух красавиц случайно со сцены смахнула, не заметила. Легкость у меня всегда возникает, если три смены подряд работаю.
Во втором туре надо было походку показать. Пройтись по сцене с партнером. Конкурентки мои прошлись – у-тю-тю-тю. Походка – от бедра. Не скажу, походка есть. Правда, бедра нету.
А мой партнер не подходит ко мне, боится. Там «скорая» приехала, на ногу гипс ему наложили. Тогда я одна пошла по сцене. И тоже – от бедра. Слышу, в жюри один шепчет:
– Походки нет.
А второй говорит:
– Зато бедро есть!
В третьем туре мужичок из жюри встал и объявил:
– А теперь, уважаемые красавицы, продемонстрируйте нам, пожалуйста, простую комбинацию в стиле аэробика. Комбинацию демонстрируйте в купальниках.
Зашла я в свою кабину для переодевания и думаю: «Где же мне простую комбинацию взять? Ведь у меня только шелковая. Их простых-то, хлопчатобумажных, и в магазине нет. Потом думаю, да зачем это я буду простую комбинацию демонстрировать, когда у меня шелковая с такими красивыми кружевами».
И вышла в шелковой. А под комбинацией – купальник. Публика такую овацию устроила. Чувствую, красившее меня никого не будет. Конкурентки мои вообще без комбинаций вышли, в одних купальниках. Я тоже свою сняла, да как торсом повела, как плечиком подвигала, так – все! Чувствую, они мне больше не конкурентки.