И размашисто написал на полях: «Отработанный пар».
27 октября
Сегодня беседовал с сэром Хамфри на тему о равных возможностях. Однако, не желая раньше времени открывать карты, попросил Бернарда сказать ему, что речь пойдет о «кадрах».
Сэр Хамфри вошел в кабинет – уверенный в себе, надменный патриций, снисходительно взирающий на мир у своих ног. Я решил для начала сбить с него спесь. Это всегда полезно.
– Хамфри, я принял принципиальное решение.
Он опустился на стул и замер, обратив ко мне взор приоткрытых от удивления губ. (Предположительно, Хэкер хотел сказать, что сэр Хамфри смотрел на него, открыв от изумления рот. – Ред.)
– Принципиальное решение? – Он быстро пришел в себя и даже сделал вид, будто искренне рад этому известию.
– Вот именно, – бодро подтвердил я. – Меня не устраивает количество женщин в государственной службе…
– Но… – он озадаченно нахмурил брови, – неужели их так много…
Бернард поспешил мне на помощь.
– Господин министр считает, что их должно быть больше.
– Намного больше, – решительно подхватил я.
Сэр Хамфри все никак не мог сообразить, куда я клоню.
– По-моему, штат машинисток, уборщиц, буфетчиц полностью укомплектован… – неуверенно произнес он. – Не правда ли, Бернард?
– Э-э… у нас как будто имеется несколько временных ставок технических секретарей, – с готовностью откликнулся мой личный секретарь.
Бернард, конечно, тоже не понял сути моей идеи. Пришлось объяснить, что я имею в виду постоянных заместителей.
Сэр Хамфри был в полном смысле слова ошарашен. Настолько, что вместо ответа издал какой-то нечленораздельный звук.
– Почему бы нам, например, не взять несколько мандаринов женского пола? – продолжал я.
Мой постоянный заместитель все еще пребывал в состоянии полной прострации – сидел, тупо глядя куда-то в пустоту.
– Вы хотите сказать «мандаринок», господин министр? – с сомнением поправил Бернард, привстав со стула.
Шуточки Бернарда всегда ставят меня в тупик. Что это: тонкий юмор интеллигента или признаки прогрессирующего слабоумия? Я без лишних слов указал ему обратно на стул.
– Сколько постоянных заместителей насчитывается у нас на данный момент? – обратился я к Хамфри.
– Полагаю, сорок один.
Точный ответ!
– Сорок один, – согласно кивнул я. – А сколько среди них женщин?
Память вдруг изменила ему.
– Э-э… вообще-то… не имея под рукой статистических данных… я затрудняюсь точно сказать…
– Хорошо, скажите приблизительно.
– Приблизительно? Э-э… приблизительно – ни одной, – осторожно ответил он.
«Похоже, но не сигара», как сказали бы наши американские союзники. «Точно, ни одной» – вот правильный ответ, и сэр Хамфри его знал. (Хэкер был прав. Институт постоянных заместителей превратился в своего рода элитарный клуб, хотя и без вывески, – настолько элитарный, что его члены при желании могли забаллотировать даже назначенного уже постоянного заместителя. Достигалось это, конечно, «неформальными» средствами, однако осечки они не давали. – Ред.)
«Забавная ситуация», – с удовлетворением подумал я и бодро-весело продолжал гнуть свою линию.
– Далее. Насколько мне известно, у нас по меньшей мере сто пятьдесят заместителей постоянных заместителей. Вы знаете, сколько из них женщин?
Сэр Хамфри и на этот раз попытался увильнуть от ответа. Либо на самом деле не знал, либо не хотел обнаруживать свою неосведомленность.
– Э-э… трудно сказать, господин министр, – наконец выдавил он из себя.
– Почему трудно? – удивился я.
Бернард снова пришел ему на помощь:
– Наверное, потому, что многие из них хуже старых баб.
Я пропустил эту плоскую остроту мимо ушей.
– Четыре, – сообщил я. – Четыре заместительницы постоянных заместителей… из ста пятидесяти трех, если быть точным.
Похоже, цифры произвели на сэра Хамфри сильное впечатление.
– Неужели так много? – У него аж глаза на лоб полезли.
Ладно, повеселились и будет. Пора приступать к делу, пора ознакомить их с решением, которое созрело у меня в голове после первого разговора с Сарой Хэррисон.
– Я намерен в течение четырех лет повысить квоту женщин, занимающих посты постоянных заместителей и заместителей постоянных заместителей, до двадцати пяти процентов.
Думаю, сэр Хамфри был потрясен, но полной уверенности у меня не было – на лице этого старого воробья не дрогнул ни один мускул.
– Господин министр, целиком и полностью разделяю ваши намерения… – начал он.
– Вот и прекрасно, Хамфри! – поспешно вставил я, так как его реакция меня, естественно, насторожила.
– Конечно же, надо выдвигать больше женщин на руководящие посты… Конечно. Нас всех давно уже беспокоит наметившееся несоответствие. (Я про себя отметил умелое использование слова «наметившееся».) Но такие вещи требуют времени…
– Знаю, поэтому и хочу приступить как можно скорее. – Меня тоже провести трудно.
– Я всем сердцем «за»! – с энтузиазмом откликнулся мой постоянный заместитель. – И предлагаю немедленно приступить к созданию межведомственного комитета…
Он неисправим. Прекрасно знает, что у меня на уме, но все равно хочет заморочить мне голову своей обычной тактикой оттяжек и проволочек.
– Здесь требуется кувалда, – заявил я. – Надо проломить эту бюрократическую трясину!
В разговор снова встрял этот зануда Бернард:
– Господин министр, простите, но трясину нельзя проломить кувалдой. Она просто… – Он изобразил какое-то чавканье.
У меня было сильное желание, чтобы эта трясина засосала и его.
Замечание насчет кувалды, похоже, задело сэра Хамфри за живое.
– Господин министр, не хотите ли вы сказать, что это я тяну вас в бюрократическую трясину? Если так, то вы несправедливы ко мне. У меня не было ни малейшего намерения…
На всякий случай я извинился – вдруг действительно не было? – и поинтересовался, какие же намерения у него были.
– Позвольте заметить, – пробормотал он уже не таким обиженным тоном, – если мы хотим, чтобы на руководящих постах были женщины, нам необходимо существенно увеличить нормы приема женщин на начальном уровне. Тогда со временем…
– Когда? – перебил я.
Этого вопроса можно было бы и не задавать.
– Ну-у… лет через двадцать пять.
– Мне кажется, вы не понимаете главного, Хамфри, – по-прежнему сохраняя выдержку, сказал я. – Я хочу добиться этого сейчас.
– Сейчас? – ошеломленно произнес мой постоянный заместитель.
Дошло, слава богу!
– Но, господин министр, чтобы сделать что-то сейчас, тоже требуется время.
Удивительно, как быстро эти мандарины умеют приходить в себя. В его тоне уже явственно послышались снисходительные нотки. Да, уже год я слушаю эту заигранную пластинку.
– Знаю-знаю, три заповеди государственной службы: чем быстрее – тем дольше, чем дешевле – тем дороже, чем секретнее – тем демократичнее! Нет, Хамфри, это надо сделать за четыре года. Согласитесь, срок немалый.
Он печально покачал головой.
– Боюсь, господин министр, мы говорим о разных вещах. Я – о реальном времени, а вы – о политическом.
Сэр Хамфри удобно откинулся на спинку стула, помолчал, а затем неторопливо, как бы размышляя, продолжил:
– Государственных служащих взращивают, словно вековые дубы. Это вам не петрушка и не укроп. Они входят в силу постепенно, в положенный срок… (В жизни не слышал такой претенциозной бредятины.) Их выдерживают, как…
– Как вас? – съязвил я.
– Я хотел сказать, их выдерживают, как старый портвейн, – с обидой возразил он.
– «Гримсби»[79], например?
Он чуть скривил губы.
– Я не шучу, господин министр.
Ну еще бы! Мало того, что он на полном серьезе заявляет о своей значимости, так еще и пытается увести разговор в сторону от моего нового принципиального решения. (Во всяком случае, я так считаю.) Что ж, будем бить наповал.
– Я хорошо все обдумал и предлагаю решить эту проблему, назначив на высшие должности государственной службы наиболее способных женщин из других областей деятельности.
На моего постоянного заместителя стоило посмотреть: вытаращенные от ужаса глаза, в лице ни кровинки…
– Господин министр… мне кажется… я не совсем… – К тому времени, как он добрался до слова «понимаю», его речь превратилась в невнятное бормотание.
Эта сцена доставила мне огромное удовольствие.
– Слушайте внимательно, Хамфри, – сказал я и медленно, отчетливо, словно логопед своему пациенту, повторил: – Мы… назначим на высшие должности… женщин… из других областей…
Хамфри уставился на меня, как кролик на удава. Потом, стряхнув оцепенение, бросился в бой.
– Но ведь вся сила нашей системы в ее незапятнанности, кристальной чистоте, в том, что она не подвержена разлагающему воздействию извне!
