Вернувшись, я устало плюхнулся в свое любимое кресло возле камина. Настроение было хуже некуда.
– Способная девочка, – заметила Энни.
– Все! Чтоб я еще хоть раз согласился дать интервью школьному журналу? Ни за что на свете! Она задавала такие трудные вопросы…
– Да не трудные, а простодушные, – возразила Энни. – Она наивно полагала, что твоя деятельность имеет под собой какую-то моральную основу.
Слова Энни меня сильно озадачили.
– Но она действительно имеет, – возразил я.
Энни рассмеялась.
– Ну не будь дурачком, Джим!
Мне было совсем не смешно. Я мрачно разглядывал красиво сложенные поленья в искусственном камине.
– Что ты вздыхаешь? – спросила Энни.
– Может, она права? Действительно, чего я добился?
– Джим, а если сейчас попробовать? – неожиданно предложила Энни. – Раз уж вы с Кэтти так убеждены, что у тебя в самом деле есть власть.
Моя жена порой не только выдвигает самые нелепые предложения, но и настаивает на них!
– Что я могу? Ведь я всего лишь член кабинета! – огрызнулся я.
Энни сочувственно улыбнулась.
– Да, «бремя власти» и впрямь научило тебя смирению.
При чем тут смирение? О нем вопрос не стоит и никогда не стоял. Я не способен добиться каких-либо изменений в обозримом будущем – вот в чем вопрос! Изменения требуют проведения законопроектов через парламент, а там на ближайшие два года все забито.
Но Энни не сдвинешь.
– Почему бы тебе, например, не провести какие-нибудь реформы государственной службы? – упрямо гнула она свое.
Ее послушать, так речь идет о пустяке, а не о десятилетиях жесточайшей борьбы. И хотя мне, честно говоря, было интересно, какие именно реформы она имеет в виду, я со знанием дела объяснил ей, что любые мало-мальски серьезные реформы в государственной службе обречены на провал.
– Допустим, я подготовил пятьдесят сногсшибательных реформ. А кто должен будет их осуществлять?
Она сразу же все поняла.
– Государственная служба! – хором ответили мы, и Энни сочувственно кивнула.
Но моя жена так просто не сдается.
– Хорошо, – продолжила она, – ну а если не пятьдесят, а всего одну?
– Одну?
– Если ты сумеешь провести одну, всего одну важную реформу государственной службы, это уже будет кое-что.
– Кое-что? Это кое-что войдет в «Книгу рекордов Гиннесса»!
Я поинтересовался, что конкретно она предлагает.
– Заставь их назначать больше женщин на высшие посты государственной службы. Женщины составляют половину населения страны. Почему бы им не составить пятьдесят процентов постоянных заместителей? Сколько женщин среди них сейчас?
Я задумался. Лично я не знаю ни одной.
– Равные возможности! – с пафосом произнес я, с удовольствием вслушиваясь в чеканное звучание этих слов. – Надо попробовать. Почему бы и нет? Это вопрос принципа.
Энни была в восторге.
– Ты хочешь сказать, что готов заняться этим из чистого принципа?
Я кивнул.
– О, Джим! – В ее голосе слышалось неподдельное восхищение.
– Принципы, – со значением добавил я, – самое лучшее оружие для завоевания голосов.
У Энни вдруг разболелась голова, и она необычно рано отправилась спать. Я хотел было задержать ее, чтобы продолжить эту интересную беседу, но у нее, похоже, пропал весь интерес. Странно!
25 октября
Сегодня имел возможность на практике познакомиться с равными возможностями – или отсутствием таковых – в системе государственной службы.
По счастливому стечению обстоятельств, ко мне пришла Сара Хэррисон, единственная женщина – помощник постоянного заместителя МАДа.
Сара – яркая, интересная личность. Весьма привлекательна, умна, к тому же ей всего около сорока, что по меркам Уайтхолла совсем немного для такой ответственной должности, как помощник постоянного заместителя. У нее деловая – я бы сказал, мужская – хватка в работе, хотя в остальном она очень женственна и мила.
Сара пришла по поводу письменной жалобы одного из членов оппозиции: что-то насчет особых полномочий местных властей на использование земельных участков в зонах особого развития. Что все это означает? Что я должен делать?
Впрочем, оказалось, мне ничего делать не надо. По ее словам, часть претензий не имела под собой оснований, часть подпадала под действие законодательных постановлений – так что делать мне даже при всем желании нечего.
Вот такая помощь государственной службы на самом деле облегчает жизнь министру. Ни решений, ни даже извинений. Вообще ничего. Великолепно!
Я попросил ее написать ответ, но она тут же протянула мне готовый текст. Надо было только подписать. Я пробежал его глазами – безукоризненно! – и невольно подумал: «Почему бы в государственную службу не брать побольше таких прекрасных работников, как она?» Но эту мысль сменила другая, очень своевременная: «Когда, как не сейчас, узнать реальное положение вещей относительно равных возможностей?!» Поэтому, не откладывая дела в долгий ящик, я спросил ее, сколько женщин занимает ответственные посты в системе государственной службы.
Четкий ответ не заставил себя ждать: в должности постоянного заместителя – ни одной, в должности заместителя постоянного заместителя – четыре из ста пятидесяти или что-то около того.
А я про себя подумал, найдется ли среди них хоть одна, которая не была бы «немножко того». Скорее всего, нет. Во всяком случае, к тому моменту, когда они становятся заместителями постоянного заместителя.
– А помощников постоянных заместителей? – поинтересовался я.
Как и следовало ожидать, она назвала точную цифру – двадцать семь.
«Не так уж плохо», – подумал я и спросил:
– Из скольких?
– Из пятисот семидесяти восьми.
Кошмар! Я был потрясен… в отличие от нее, поскольку она говорила об этом в своей обычной деловой манере, но улыбаясь.
– Вас это не ужасает? – спросил я.
– Да нет. По-моему, это скорее комично. Впрочем, ничего удивительного. Вся государственная служба – сплошная комедия. Верховодят-то в ней мужчины!
Человек, который собирается посвятить себя защите женских прав, должен уметь поставить себя выше подобных обвинений. Я был на ее стороне.
– Что бы вы могли предпринять для исправления положения? – спросил я. (Никакой реакции.) Тогда я задал вопрос иначе: – Что бы Я мог предпринять для исправления положения?
Она бросила на меня холодный испытующий взгляд. У нее восхитительные глаза василькового цвета! И превосходные тонкие духи!
– Вы серьезно, господин министр?
Я молча кивнул.
– Что ж, назначьте на высшие посты в государственной службе самых талантливых женщин из других отраслей – юриспруденции, литературы, торговли, промышленности. Условия им вполне подойдут: хорошая заработная плата, большие отпуска, приличная и не зависящая от инфляции пенсия. Увидите, у вас сразу же появится масса знающих, одаренных людей.
– И они справятся с этой работой?
– Еще бы! – Мой вопрос, казалось, ее удивил. – Скажите, господин министр, почему члена парламента – журналиста в мгновение ока можно сделать министром, а назначить партнера крупной юридической фирмы постоянным заместителем нельзя? (Следует напомнить: до назначения на пост министра административных дел Хэкер был журналистом и издавал политический журнал «Реформ». – Ред.) В любом случае, для выполнения большей части работы в государственной службе требуется уровень школьника-середнячка, – добавила она.
В это время Бернард напомнил мне об очередном запланированном мероприятии. Сара попрощалась и вышла из кабинета.
– Бернард.
– Да, господин министр? – как обычно, отозвался он.
Вот уж скоро год я пытаюсь установить между нами менее официальные отношения, однако он упорно не желает – такой формалист.
– Бернард, мне бы хотелось, чтобы вы называли меня Джимом. По крайней мере, когда мы одни.
Он кивнул.
– Постараюсь, господин министр.
Нет, он безнадежен!
Я потряс листком, который оставила Сара.
– Сара говорит, что эта жалоба не стоит выеденного яйца. И она уже подготовила ответ.
Бернард расплылся в довольной улыбке.
– Отлично! Теперь мы сможем спокойно упрятать все это в КСПО?
– КСПО?
– Принятое у нас условное обозначение. Комиссионный склад престарелых обувщиков. – Увидев на моем лице недоумение, он пояснил: – Никому не нужные старые сапожники.
– Бернард! – укоризненно и назидательно произнес я. – Я не государственный служащий! Я придумаю свое собственное условное обозначение.
И размашисто написал на полях: «Отработанный пар».
27 октября
Сегодня беседовал с сэром Хамфри на тему о равных возможностях. Однако, не желая раньше времени открывать карты, попросил Бернарда сказать ему, что речь пойдет о «кадрах».