На трибуну незамедлительно поднялся подтянутый седоватый полковник. Как только он появился в поле всеобщей видимости, сзади меня в строю 45-го классного отделения кто-то обреченно охнул. Оглянувшись, я увидел, как заметно побледнел Витя Копыто.
Вновь назначенный зам. начальника училища сказал пару «стандартно-дежурных» фраз и, попросив генерала оставить старшие курсы на плацу, пошел «прогуляться» вдоль строя курсантов.
По мере продвижения полковника от роты к роте, курсант Копыто становился все грустнее и грустнее. И надо заметить, было от чего.
Поравнявшись с нашей 4-й ротой, зам. генерала остановился напротив Вити Копыто.
— Ну, здравствуй дружок!
— Здравжелавтащполк…
— И чего же ты себе позволяешь, дорогой?! Ая-яй! Как тебе только не совестно?!
— Да я …мммм…
— Стыдно, товарищ курсант! Мне стыдно! Да-да, мне за Вас стыдно! Старший курс, а мямлишь как ушастый новобранец!
— Готов понести любое наказание…
— Ну вот, уже лучше! Можем ведь, когда постараемся?! Естественно понесешь, кто бы сомневался?! Для начала, трое суток ареста тебе, любезный! На внутренней гауптвахте! Я уже узнавал, есть такая в училище. Вот там и посидишь, подумаешь на досуге о смысле жизни и своем безобразном поведении. Догадываешься, за что арест?!
— Угу…
Курсант Копыто стоял в строю, потупив взгляд под ноги, и шумно сопел как нашкодивший ребенок, а полковник тем временем продолжал процедуру «внушения».
— Вот и ладненько! А экзамен по физической подготовке будешь сдавать мне лично в присутствии начальника кафедры физподготовки училища и командира твоей роты. Все понятно?! Кстати, какая рота?! Ась?! Ага, 4-я значит, так и запишем. Позор! Просто по-зо-ри-ще! Это ж надо?! Курсант училища ВВС не может самостоятельно убежать от комендантского патруля и без посторонней помощи не в состоянии перемахнуть через паршивый заборчик! Стыд и срам! Да мы, в ваши годы, …хм… хотя, Вам лучше не знать! Эх, бестолочи, одним словом! Короче так драгоценный, в очередной отпуск поедешь только через «полосу препятствий»! Сдавать норматив будешь мне лично! Ужас какой?! Ужас! Сказать кому, не поверят?! Чуть честь мундира не посрамил… Курсант ВВС и в руках сраного патруля?! Нонсенс! Командир роты, проводите данного отрока на гауптвахту!
Витя, отсидев положенный срок на училищной гауптвахте, почти все свободное время проводил в спортгородке, оттачивая мастерство по преодолению различных препятствий в виде забора и прочее…
На полковника Архипова, курсант Копыто зла не держал. Более того, он был несказанно горд таким неожиданным взысканием, ибо считал, что наказан объективно и справедливо, а как же иначе?! Получить арест не за факт самовольной отлучки, а за неспособность убежать от патруля?! Во как! Такого еще не было! Уметь надо!
Честь мундира превыше всего…, даже не обсуждается!
Командир нашей 4-й роты капитан Хорошевский среди курсантской братии носил заслуженное прозвище «Нахрен». Ибо, это было наиболее часто используемое им разговорное выражение и словосочетание.
Бесспорно, в великом и могучем русском языке — языке Пушкина, Толстого и прочих общепризнанных гигантов мысли, несомненно, есть еще пару десятков достойных (а может даже и чуть-чуть больше, кто его знает), словесных оборотов, но капитану Нахрену это было не ведомо. Поэтому он успешно обходился стандартной фразой: «на хрен», используя ее всегда и повсеместно — практически на все случаи жизни. И Вы знаете — ничего критичного, вроде как бы хватало, обходился наш казарменный филолог таким достаточно «богатым и разнообразным» словарным запасом. Все окружающие его прекрасно понимали. А что не понимали, то успешно додумывали, частенько в свою пользу естественно. Но это уже отдельная история. Итак, ротный…
К тому же, он был человеком переменного настроения и при малейшем отсутствии «оного», с превеликим энтузиазмом и патологическим удовольствием срывал «приступ немотивированной ипохондрии» на любимом личном составе. (см. «Как хорошо быть генералом»)
В 4-й роте среди курсантов частенько ходила такая загадка: «Чем отличается Володя Нахрен от реактивного самолета?» Ответ: «Самолет, сначала видно, а потом слышно! (реактивный самолет, преодолев звуковой барьер, летит быстрее скорости звука) А Нахрена сначала слышно, а потом уже видно!» Как общеизвестно в любой шутке присутствует лишь микроскопическая доля шутки, а все остальное — чистейшая правда.
Наша легендарная рота дислоцировалась на 2-м этаже старого 3-х этажного здания, 1943 года постройки, которое ударными темпами возвели плененные под Сталинградом фашистские гастарбайтеры. Искренне раскаявшиеся на стандартном уральском морозе приверженцы теории Гитлера об исключительной роли арийцев в мировой истории, полуобмороженные потомки викингов в едином трудовом порыве старались от «чистого нордического сердца» хотя бы частично компенсировать нанесенные ими, по чистому недоразумению, естественно, и по вопиющей случайности, безусловно, все нечаянные разрушения в нашей стране.
Бывшие солдаты вермахта и люфтваффе свято поверили в преимущество социализма, поэтому остервенело пахали днем и ночью, как убежденные «стахановцы», ненавязчиво подгоняемые строгим конвоем, в слабой надежде завершить текущую пятилетку за три дня. И тем самым хотя бы частично искупить свою вину перед русским народом и заработать себе пусть даже иллюзорный шанс на досрочно-условное освобождение, с торжественным клятвенным обещанием, передать всем своим грядущим потомкам строгий запрет, когда-либо пересекать границу СССР и не дай Боже с оружием в руках. Думается, именно поэтому здание нашей казармы было построено очень добротно, качественно и на славу.
А гуманизм русского народа всегда был общеизвестным, поэтому «перековавшуюся на гостеприимном Урале» немчуру после окончания войны почти сразу отпустили на историческую родину восстанавливать то, что неосторожно порушили русские солдаты, а зря. Поторопились однозначно. Надо было бы «бригаду трудолюбивых пацанов-ударников» до 2000-го года у нас в гостях подержать, чтобы в соответствии с обещаниями М.Горбачева, немецкие гастарбайтеры построили каждому жителю СССР отдельное жилье. Сдается мне, что именно из-за этой непродуманной и скажем честно — несвоевременной амнистии фашистских прихвостней, сорвалась глубоко просчитанная жилищная программа нашей великой и мудрой КПСС.
Как уже ранее описывалось, казарма представляла собой стандартный образец саксонско-тевтонского народного зодчества в самом лучшем его проявлении. Итак, опустим то, что в здании были 5-метровые потолки, всевозможные грандиозные арки, идеальные мраморные полы в туалетах и огромные окна с метровыми по ширине подоконниками. Кстати, окна легко открывались и почему-то их фрамуги никогда не перекашивались, а также было еще достаточно много удивительных, но приятных мелочей, которые исправно функционировали, несмотря на преклонный возраст. И еще была грандиозная, но тоже не менее старая и помпезная лестница с широкими ступенями и старомодными перилами, чтобы подняться по которой, необходимо было затратить пару минут из своей «быстротекущей» жизни.
Пока командир роты совершал свое чинное восхождение по замечательной лестнице с целью величаво прибыть в подчиненное ему подразделение, дневальный на тумбочке, да и вся рота в целом, уже отчетливо слышала неумолимое приближение нашего любимого отца-благодетеля. Более того, спрогнозировать его настроение и последующее поведение было тоже вполне легко и абсолютно реально, причем с большой долей вероятности. Так как эхо виртуозных и многоэтажных ругательств, изрыгаемых нашим дорогим Нахреным, гулко разносилось по всему лестничному пролету, многократно усиливаясь в акустической модуляции, хаотично отражаясь от фундаментальных стен и добротных перекрытий, приобретая наиболее угрожающие нотки.
Обреченный и «сбледнувший с лица» дневальный на тумбочке у входных дверей непроизвольно напрягался, испытывая гарантированную слабость в коленках от предстоящего «незабываемо-приятного» свидания со своей «ласковой и справедливой» судьбой в виде капитана Нахрена, в явном предчувствии получить гарантированную пару «внеочередных» нарядов. Хорошо бы — еще пару… Кстати, предчувствие в данном случае еще никого никогда не обманывало и не разочаровывало.
Дневальный курсант по роте мгновенно вспоминал все свои прегрешения «вольные» и «невольные», успевал написать чистосердечную явку с повинной, включая в нее такие неоспоримые факты из своей биографии, как персональное участие в покушении на Д.Ф.Кеннеди, Ф.Кастро, Л.Н.Троцкого и Николая II и умудрялся составить подробное завещание. Особо расторопный дневальный еще успевал позвонить родственникам с последним прощальным словом, а также попросить искреннее прощение у всех курсантов роты, чтобы его не «поминали лихом» в случае чего. А это «чего» в данный момент неумолимо поднималось по лестнице.
