— И чем же эта притча кончилась? — спросил Последователь.
— Как обычно, — сказал Основатель. — Тех генералов и офицеров наградили и повысили в чинах. Из тех, кто пошел на мины, уцелело трое. Двоих тут же расстреляли за то, что они бросили оружие, которого им не давали. А третий…
— А я, — сказал Придурок, — начал службу в кавалерии. О Боже, что это было! Середина двадцатого века, на носу «война моторов», а тут такая дикость, по сравнению с которой гусары времен войны с Наполеоном — верх цивилизации. Посмотрел бы ты на нас тогда! Тощие, обмундирование висит, как на огородных чучелах, шейки тоненькие, глаза сверкают от голода, а морды посинели от холода. А лошади! Маленькие, пузатые, волосатые. И ужасно старые. И нас они глубоко презирали, как старые служаки презирают новобранцев. А командиры! Таких дураков и невежд теперь можно встретить, пожалуй, только в Совете Министров, в Генштабе и Высшем Совете Партии. Объясни, почему в начальство вылезают самые глупые и бездарные люди? Был ли в истории когда-нибудь случай, чтобы большинство населения Страны было умнее своих руководителей?! А знаешь, чем мы занимались? Там, где располагалась наша дивизия, жил древний народец. Его целиком объявили японским шпионом и выселили в глубь Страны, где они (по слухам) все, как один, подохли. Мы окружали поселки, собирали людей и конвоировали их километров за пятьдесят, где передавали спецчастям ОГБ. Причем они топали пешком, без еды и барахла: и старики, и дети. Жуть берет, как вспомню. Гуманизм…
— Одним словом, — сказал Основатель, — мы крепко влипли. Истории потребуется несколько сот лет, чтобы… нет, не исправиться, исправляться ей ни к чему, она и так хороша… а чтобы признать некоторые факты нашей жизни существовавшими на самом деле.
— А третий? — спросил Последователь.
— А третьего не дано, — сказал Основатель.
Сей злачный дом благодарю.
И, уходя, с ним не прощаюсь.
И, ни к кому не обращаясь,
Речь сам с собою говорю.
Глядите, я плетуся еле,
Смиривши страсти, сер и тих.
Хочу лишь на своих двоих
Дойти до собственной постели.
Иду, душою чист и светел.
Молю Его: будь добр, уважь!
Чтобы во мне порядка страж
Интеллигента не приметил.
Что я качаюсь — пусть не в счет.
Ведь пил, бывало, сам Спаситель!
Ужель районный вытрезвитель
Опять мой путь пересечет?!
Об оппозиции
Во всякой оппозиции, говорит Основатель, бывает нечто подлинное и фиктивное. Известны случаи, когда люди из тщеславия или упрямства готовы отсидеть в тюрьме по десять и более лет. А столько таких, для кого участие в оппозиции есть бизнес! Но поймите главное: в основе всего этого всегда лежит нечто подлинное. Важно то, что люди говорят вслух и что делают явно. И они же так или иначе страдают. Так что даже худшие из них заслуживают сочувствия. А лучшие достойны поклонения. Вы тут можете годами творить некое Дело. И все же вы останетесь ничем, если не выскажете вслух что-то наказуемое, что знают все, но боятся высказать сами. А какой-нибудь полоумный и недоучившийся мальчишка может вдруг выскочить, крикнуть, наплевав на последствия, и стать исторической личностью.
Ну а ты-то сам почему не крикнешь? — спросили Основателя. Не хочу, сказал он. Ибо я из другого измерения. Я не обуреваем тщеславием. Меня не тянет в историю. Меня тянет просто к людям. Нет, не в смысле делать людям благо. Желание осчастливить человечество и есть история. Я просто хочу быть среди людей. Просто любить их хочу. Причем всяких. Таких, каковы они на самом деле. Поймите самую банальную житейскую истину: других людей нет и вообще не будет. Живите с такими, других не будет. Идея «нового человека» — ложь. Или, скорее, новые массовые убийства и насилия.
Но любовь-то к людям должна в чем-то проявляться, спросили Основателя. В чем? Не знаю, сказал Основатель. Когда любишь, такая проблема не возникает. Если любишь людей на самом деле, они это чувствуют и как-то узнают, если ты даже ничего не делаешь. Любовь к людям есть сначала твое внутреннее состояние. И только потом это что-то замечаемое людьми.
Молитва в конце дня
Грязь оботри с усталых крыл.
Спусти на землю дух тревожный.
Скользни в каморку осторожно,
Сосед чтоб матом не покрыл.
И, дверь закрывши на крючок,
Закончи день на жестком ложе.
Скажи Ему: Спасибо, Боже,
Я всем доволен. И — молчок.
Истоки
Прежде всего на роль родоначальника всякой оппозиционной, критической и даже диссидентской струи в Стране претендует один известный художник, эмигрировавший на Запад. Правда, он заявил свои претензии, оказавшись в полной безопасности на Западе. Но кто знает, если бы он знал заранее, что на эту роль будет претендовать кто-то другой, кроме него, он заявил бы свои претензии ранее. Но тогда неизвестно, смог бы он безнаказанно уехать на Запад и заявить там о своей выдающейся роли. Художник заявил свои претензии и на многое другое, в том числе на то, что он на самом деле продиктовал книги многим критическим авторам и сочинил критические песни, которые распевала вся Страна. Это, надо думать, он сделал с целью защиты своих друзей, томящихся в застенках Страны, и отвлечения главного карательного удара ОГБ на себя. Что же касается диссидентства, то тут у него права неоспоримые: это он первым в истории Страны схватил за пуговицу самого Вождя и чуть эту пуговицу не оторвал с мясом. По слухам, сейчас эта пуговица хранится в Музее борцов за права человека в Париже.
Услыхав о том, что Художник претендует, Неличка Подмышкина (нет надобности ее представлять вам, вы и сами прекрасно знаете ее по замечательным сочинениям о подлинном коммунизме) смеялась до слез. Ха-ха-ха, хихикала она, когда этот хвастун делал вид, что хочет схватить этого болтуна за пуговицу, у нас уже животы болели от анекдотов по поводу кукурузы и «нонешнего поколения». Ха-ха-ха!! Но Неличка молчаливо обошла вниманием тот факт, что сама она и весь ее «салон» («Нелькин салон», как его именовали завистники интеллигенты) вышли из движения методологов, возникшего еще в те далекие годы, когда одни будущие диссиденты сидели в концлагерях, другие укрепляли оборонную мощь Страны, третьи еще не появились на свет, а самой Неличке еще не снилась перспектива стать умнейшей женщиной века. И тут, по всей вероятности, дело не в простой забывчивости. Это уже серьезно.
Услыхав, в свою очередь, о претензиях Нелички, один из основателей движения методологов по имени Гэпэ, объявивший себя основателем после того, как реальный основатель, основав движение и увидев, какое из него на самом деле дерьмо получается, покинул движение, заявил на постоянно действующем семинаре невыявленных шизофреников и стукачей, что все началось с его идеи исследования мышления как деятельности. О прочих претендентах говорить пока не стоит хотя бы из конспиративных соображений. Разве что намеком. Например, в Москве насчитывается по крайней мере три человека, которые все это высказали и написали задолго до, причем гораздо лучше, чем это сделали другие после них потом. Кто знает, может быть, напечатают они наконец-то свои соображения на Западе, мир содрогнется, и опять все закрутится сначала.
Большая часть московской интеллигенции встретила разгром диссидентского движения с удовольствием. И не потому, что интеллигенция была против соблюдения прав человека. Она была очень даже за эти права, признавая право считаться человеком в первую очередь за собою. А потому, что диссиденты незаконным образом сами узурпировали право считаться лучшими представителями советского общества, каковыми они на самом деле не были. Эту сложную и весьма деликатную ситуацию очень точно сформулировала Неличка Подмышки-на. Она сказала, что теперь настоящие люди могут спокойно продолжать ранее начатое ими серьезное дело прогресса общества. Сказала она это в компании своих близких знакомых и друзей, которую не только завистники в насмешку, но и историки в знак уважения именовали «Нелькиным салоном». Сказала после того, как по телевидению (в программе «Время») объявили о приговоре последней группке диссидентов, и перед тем, как на столе появилась жареная телятина. Это дало повод остроумным гостям обыгрывать тему прогресса общества под углом зрения потрясающей телятины, которую теперь даже в «Березке» не всегда достанешь.
Движение методологов (по мнению самих методологов) представляет гораздо больший интерес для истории, чем диссидентское движение и чем «Нелькин салон», по многим причинам. «Нелькин салон» не есть движение в строгом смысле этого слова. Это — скорее некое состояние, устремленное вперед, динамическое топтание на месте. К тому же после того, как Неличка завела режим экономии (по слухам — дачу новую собирается строить), кормежки гостей в ее доме прекратились, и салон распался. К тому же и время не то, Неличка собирается быть выдвинутой в членкоры или на премию. Диссидентов же движение методологов превосходит уже тем, что оно выстояло и существует до сих пор. И нет даже намеков на то, что его будут искоренять. А главное — Это есть движение как таковое, в чистом виде. Оно не имеет никаких целей и результатов. Оно не имеет никаких причин. Оно движется, и больше ничего. Причем движение это состоит в том, что в него бог весть откуда приходят новые полоумные участники, посещают семинары и совещания, выступают, сочиняют трактаты, становятся талантами и гениями, грозятся перевернуть и исчезают бог весть куда, став старыми неудачниками, бездельниками, шизиками, стукачами, пьяницами… Оно движется как будто бы внутри, по на самом деле где-то вне и около. Как будто бы с шумом и грохотом, но так, что никто не знает и не слышит о нем. И потому оно есть квинтэссенция и суть оппозиционности, как таковой. И потому оно неуничтожимо, если бы даже Партия и Правительство бросали все силы общества на его уничтожение, ибо оно не существует реально. Оно существует лишь в воображении его участников.
