Павел дал свое согласие, и Аракчеев стал обучать Россию маршировке.
Но прежде, чем Русь научилась маршировать и ходить в ногу, Павел Первый скончался, с помощью своего любимого сына и любимцев-царедворцев, и на престол вступил Александр Первый.
После мирной кончины Павла Первого на престол взошел Александр Первый.
Это сильно обидело Наполеона.
– Я не могу допустить, – заявил он, – чтобы на одном земном шаре были два первых государя. Или я, или Александр.
Наполеон приказал французам одеться и пойти на Москву. Французы неохотно одевалисьсь. Застегивая пальто, они ворчали:
– Зачем нам Москва? Нам и дома хорошо. Сыты, одеты, обуты: каждый из нас француженку на содержании имеет… Чего еще недостает?
Но Наполеон был непреклонен.
– В Москву! – резко приказал он. – Вы не видите, что сорок веков смотрят на нас?
– Ну, и пусть смотрят! – резонно заметили французы. – Если им, векам, это доставляет удовольствие, то и пусть… Нам не жалко.
Французы решительно сели. Видя, что дело плохо, Наполеон крикнул:
– Барабанщики, вперед!
Вышли барабанщики и забарабанили поход. Французы дрогнули и пустились в путь.
Как Наполеон ни скрывал своего намерения напасть на Россию, но, лишь только он перешел русскую границу, в Петербурге узнали об этом.
Народ русский вскипел.
– Как! – загремели по России негодующие голоса. – Какие-то французишки смеют идти на нас войной! Да мы их шапками закидаем.
Шапки страшно вздорожали в один день. Все патриоты спешили накупить себе шапок для закидывания ими французов.
Александр собрал двести тысяч солдат и разделил их поровну между двумя генералами, грузином и немцем.
Но вышло разногласие между генералами. Пылкий грузин, защищенный при этом спереди большим грузинским носом, рвался вперед, а холодный немец приказывал отступать.
Тогда Александр назначил главнокомандующим русского князя Кутузова.
Приехав в армию, Кутузов с изумлением заметил:
– Разве с такими молодцами можно отступать?
Но приказал продолжать отступление.
«Но вот нашли большое поле…»
Поле это называлось село Бородино.
Кутузов построил свою армию с таким расчетом, чтобы французы потерпели поражение.
Наполеону не удалось так удачно построить своих французов.
Он, по обыкновению, конечно, если Иловайский не врет, устремил свои главные силы на то, чтобы прорвать наш центр, а нужно было сделать наоборот.
Наполеону нужно было устремить свои главные силы на то, чтобы прорвать свой собственный центр. Прорвав себе центр, Наполеон должен был сесть на левое крыло и улететь в Париж.
Но император французов продолжал делать ошибку за ошибкой.
Кутузов же ошибок делать не желал, а приказывал только стрелять. Это очень огорчало Наполеона.
– Некультурная нация! – жаловался он своим генералам. – Я их завоевать хочу, а они стреляют.
Обратившись к маршалу Даву, Наполеон предложил:
– Ты бы их подавил немного.
Но Даву отрицательно покачал головой.
– Пробовал давить, ваше величество, да они не даются. Непонимающий народ.
– Эх, – покачал головой Наполеон, – не Даву ты после этого, а удавленник…
После десятичасового рукопашного боя атаки прекратились. Стреляли только из пушек.
К вечеру, одержав победу, Кутузов отступил. Побежденные французы с горя заняли Москву.
Генерал-губернатором в Москве был в то время граф Ростопчин.
Предвидя пожар Москвы, он не растерялся.
Перед французами и перед приходом их, как прокламациями, так и личным примером воодушевлял жителей московских.
– Ополчимся против врага! – взывал граф: – Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы-тройчатки: француз не тяжелее снопа аржаного.
– Что верно, то верно! – отвечали москвичи: – Француз не тяжелее снопа аржаного. Може, даже легче… И наверное, легче. Только…
– Что только?…
– Только аржаной сноп не стреляет, а французишка, он хитрый. Ты его по благородному на вилы-тройчатки, а он по-свински бац в тебя из ружья.
Граф Ростопчин горячо доказывал, что, наоборот, аржаной сноп стреляет, а француз даже любит, когда его поднимают на вилы-тройчатки.
Однако в день вступления в Москву французов граф переменил свои взгляды и вместе со всеми прочими оставил Москву.
– Мы их выкурим! – сказал он многозначительно, покидая Первопрестольную: – Огонь действеннее вилы-тройчатки…
И начались пожары. Французам стало жарко. Они сняли с себя платье и в дезабилье вышли на улицу.
Не успели они сделать пяти шагов, как стукнул мороз и уложил на месте добрую половину французов.
Оставшиеся в живых еле добежали до своих квартир и, наскоро одевшись, попросили есть.
Но, увы! Тут оказалось, что русские, уезжая, забрали с собой весь хлеб.
Осталось одно сено, но не было между французами вегетарианца, чтобы он мог сварить им из сена бульон, курицу и компот.
И половина оставшихся в живых французов в тот же день умерла мучительной голодной смертью.
– Бежать! – молнией пронеслось по всему французскому лагерю. – Бежать! Бежать!
Тот, кто первый произнес это спасительное слово, был тут же произведен в маршалы великим и благодарным Наполеоном.
Французы в бегстве показали большую сметку. Впереди всех был Наполеон. Для скорости он бежал на лыжах. Остальные бежали пешком.
– Ишь прыткие! – удивлялись наши мужички. – Как ловко бегут! Только пятки сверкают. Сейчас видно, что грамотные.
Наши войска преследовали французов по пятам и полегоньку поколачивали.
У реки Березины казаки чуть-чуть не взяли в плен самого Наполеона.
Один казак уже схватил было за фалды самого Наполеона, но Наполеон навострил лыжи и ушел от казака.
Говорят, что спасеньем своим у реки Березины император обязан петуху.
Было это так.
Когда казаки уже совсем было настигли французов у Березины, кто-то из французов увидал впереди петуха и закричал:
– Братцы, пища!
У не евших уже более месяца французов силы удесятерились, и они быстрее лани помчались за петухом. Расстояние между ними и казаками сразу увеличилось, и таким образом французы спаслись от плена. Вот почему у французов до нынешнего дня петухи пользуются большим почетом. Один из виднейших французских поэтов, уже спустя много лет, в честь петуха сочинил пьесу, назвав ее «Шантеклер».
После нашествия французов, а главным образом, после бегства их, Россия еще больше окрепла и стала одной из самых великих держав в мире.
Галлы же и пришедшие с ними двунадесять языков влачат до сих пор жалкое существование под названием немцев, итальянцев, французов и т. д.
Год, в котором французы бежали из России в память чудесного от них избавления, назван Двенадцатым.
Александр Благословенный умер, оставив после себя вместо детей отшельника Федора Кузьмича. Впоследствии этот отшельник причинил историкам больше хлопот, чем целая дюжина царских детей. Остались еще, кроме Федора Кузьмича, два брата – Константин и Николай.
Потужил, потужил народ русский и решил:
– Из двух зол надо выбрать наименьшее.
И присягнули меньшому брату, Николаю. «По обычаю русских православных царей, отцов своего народа, Николай Первый в день своего восшествия на престол несколько сот человек расстрелял, несколько сот повесил и несколько сот сослал в сибирские рудники.
Совершив это, он вознес хвалу Господу, взошел на трон своих прародителей и стал править русской землей. Николай Павлович, как все русские императоры, любил безумно свой народ и вечно думал о его благе. Начал он свое царствование с издания Свода Законов. До Николая на Руси жили просто, без затей, и в законах особой нужды не имели. Бывало, совершит человек преступление, и сейчас сам к воеводе:
– Так и так, господин воевода, купца ограбил.
– Богатого?
– Знамо, богатого. Чего бедного тревожить?
– Убил?
– Нет, господин воевода! Зачем убивать зря? Добровольно все отдал.
– Молодец! Дай половину!
Грабитель честно отдавал половину, после чего воевода посылал за купцом. Происходил такой разговор:
– Ограбили тебя?
Купец становился на колени.
– Прости, благодетель, ограбили.
– А ты почему не заявил?
Ограбленный купец лез в карман, вынимал кошель, молча со вздохом принимался отсчитывать деньги и подавал их воеводе.
– Мало! – обычно говорил воевода.
Купец добавлял. Воевода отпускал его и посылал за грабителем.
– Получил? – спрашивал грабитель.
– Получил.
– Дай половину!
Воевода честно делился с грабителем.
Николай Первый решил коренным образом реформировать правосудие.
– В грабежном деле, – заявил он, – ответственным должен быть не только ограбленный, но и грабитель.
С этого дня судьи (воевод уже не было) стали получать взятки с обеих сторон, что, само собой разумеется, было справедливее.
