С этого дня судьи (воевод уже не было) стали получать взятки с обеих сторон, что, само собой разумеется, было справедливее.
Составлять законы было поручено Сперанскому. Собрал он все законы в одно место и написал:
– Здесь останавливаться воспрещается. Здесь законы.
С тех пор российские судьи и российские граждане старались обходить это место. Пробирались мимо – сторонкой, сторонкой.
«Обходить закон» стало сначала привычкой, а потом и обычаем и даже «древним обычаем».
Из самых благодетельных учреждений императора Николая Павловича на первом месте стоит Третье отделение.
О возникновении этого отделения существует следующее предание.
Однажды царь Николай сидел грустный в своем дворце. Никто не понимал причины его грусти. Все, кажется, шло хорошо. Декабристы весело коротали время в сибирских острогах под бдительным оком ласкового начальства. Еще только вчера царь очень веселился, присутствуя при том, как проводили сквозь строй одного солдата. При этом монарх даже изволил пофилософствовать. Глядя на окровавленную спину наказуемого солдата, он произнес:
– Как жаль, что у солдата одна спина и такая тоненькая шкура. С одного удара лопается.
И вдруг такая грусть. Отчего? По какой причине?
Вдруг царь вздохнул и сказал:
– Много слез на Руси.
Шепот прошел по залу. Придворные зашептались:
– Какое чудное сердце!
– Какой великодушный монарх!
– Какая великая душа!
Придворные шептались громко, чтобы услышал царь… Последний, наконец, сказал:
– Хочу, чтобы в моей стране никто не плакал! Если же какой-нибудь мерзавец у меня посмеет плакать…
Тут царь прервал свою фразу и, подумав немного, изрек:
– Учреждаю новое отделение по вытиранию слез. Будет оно называться «Третьим отделением». Бенкендорф!
Вышел вперед впоследствии знаменитый граф Бенкендорф. Царь вынул из кармана носовой платок, подал его Бенкендорфу и сказал:
– Утирай слезы моим подданным! Ты будешь начальником нового отделения.
На следующий день Бенкендорф явился к царю с докладом.
– Утер слезы? – спросил Государь.
– Утер, ваше величество.
– Никто больше не плачет?
– Никто, ваше величество.
Царь задумался, потом лукаво посмотрел на Бенкендорфа и произнес:
– Если нет слез, то и нечего утирать, а если нечего утирать, то не надо и Третьего отделения…
Бенкендорф смутился.
– Ваше величество! – начал он. – Сегодня нет слез, а завтра могут быть: народ у нас преподлейший. Как будто смеется, а чуть отвернешься – плачет.
– Хорошо! Хорошо! – сказал царь. – Я вижу, что ты умный человек. Действуй!
И Бенкендорф стал действовать.
Одной рукой вызывал слезы, а второй утирал их. После «утирания» многие остались без глаз, что было еще лучше. Без глаз ведь не заплачешь. Николай Павлович был очень доволен как действием Третьего отделения, так и понятливостью Бенкендорфа. Впоследствии графу Бенкендорфу был подчинен и российский Парнас.
При Николае Павловиче стали процветать на Руси литература и искусство. Заметив этот беспорядок, царь призвал Бенкендорфа и приказал:
– Обрати внимание!
– Слушаюсь!
– Кто главный из тех, что пишут?
Бенкендорф сообщил:
– Черненький есть такой, из африканцев, и фамилия у него такая страшная, огнестрельная.
– Какая, говоришь, фамилия?
– Огнестрельная, ваше величество. Пушкин его фамилия. Сам маленький, маленький, а стихи пишет.
– Это главный?
– Главный, ваше величество.
– А еще кто есть?
– Малоросс один, Гоголем называется, хотя и настоящая его фамилия Яновский. Да еще вот Дельвиг барон.
– Барон, а пишет! Не ожидал я, чтобы барон занимался такими делами. Русский?
– Из немцев как будто.
– Что же это такое? То африканец, то малоросс, то немец. Последи! В особенности за этим, за африканцем. Как бишь его?
– Пушкин.
Вот за этим-то и последи!
Бенкендорф последил, и славный император Николай Павлович пережил почти всех поэтов и писателей своего времени.
Он пережил Пушкина (был убит), Лермонтова (был убит), Гоголя (сошел с ума), Грибоедова (был убит) и многих других.
Сам Николай Павлович никого из поэтов не убивал, и Бенкендорф никого не убивал. Они только знали, кого кем окружить, кого, куда послать и какую вокруг кого создать атмосферу.
Остальное уже делалось само собой…
Цари российские всегда всякую победу над врагом внешним приписывали своему счастью, своему гению и своему уменью организовать победу.
После всякой удачной войны цари, говоря языком вульгарным, невероятно «хамели» и так высоко задирали нос, что «верноподданные» опасались:
– Не улетел бы на небо высочайший и августейший нос.
Естественно, что после побед, над Наполеоном российские самодержцы сразу положили ноги на стол.
При Николае Россия очень напоминала стоявшего на перекрестке и следящего за порядком городового.
Немножко подвыпивший, гордый своим положением и званием, красноносый городовой выпучил глаза, в которых застыл вопрос:
– Кого бить? Кого тащить в участок?
Николай также стоял на перекрестке Европы и, бешено вращая белками, спрашивал:
– Кого бить?
Европа по возможности уклонялась от услуг Николая Павловича: нетрезвому городовому поневоле пришлось «бить» и «тащить» врага внутреннего. «Били» и «тащили» поляков, евреев. Но больше всех «били» и «тащили» крестьян и солдат. Но вот однажды с Запада послышался крик:
– Горрродовой!.. Горрродовой!
Встрепенулся Николай Павлович. Засверкали глаза. Забилось сердце.
– Кто зовет на помощь? – спросил царь.
Ему сказали:
– Австрия.
– Против кого? Против врага внешнего? Тогда надо подумать.
Но получил в ответ:
– Нет, против врага внутреннего. Народ у него бунтуется. Требует свободы.
– Ах, так! Покажу же я им!
И храбрый Николай двинул свое войско в Австрию на помощь Францу-Иосифу.
Справившись с внутренним врагом Австрии, Николай Павлович снова стал на свой пост.
Недолго пришлось ему стоять без дела. В один прекрасный день пришли греческие люди и принесли жалобу на турок!
– Обижают вас? – спросил Николай.
– Обижают.
– А что дадите за защиту?
Стали торговаться. Николай размышлял:
– Турки народ не очень сильный. Пожалуй, что не сильнее врага внутреннего. Недолгое ним нужно будет возиться. Опять же Константинополь…
Еще задолго до Милюкова русские цари были в вопросе о Константинополе ярыми милюковцами.
При слове «Константинополь» у русских царей начинала слюнка течь, и, глядя на шапку Мономаха, они с презрением говорили:
– Тоже шапчонка!.. Вот корона византийских императоров – вещь!
И спали, и видели во сне, как поверх короны польской, финляндской, российской, и прочая и прочая и прочая, надета корона византийских императоров.
– Пойду за короной в Константинополь! – решил царь. – И с греков что-нибудь стянуть можно будет.
Николай Павлович объявил войну Турции.
Но тут случилось непредвиденное обстоятельство. Наши вечные испытанные друзья англичане решили по-дружески вонзить нам кинжал в спину. То же самое решили сделать французы. Увидел Николай Первый, что дело плохо, и подумал было:
– Не бросить ли в то дело? Бог с ним, с Константинополем, своих столиц немало: Петербург, Москва, Киев, Казань.
Но передумал и решил:
– Авось победим!
Ему робко говорили:
– Армия плохо вооружена…
– Авось сойдет! – отвечал Николай.
– Флот дрянной. Куда ему против английского?
– Авось выдержит! – отвечал Николай.
– Железных дорог нет. Пока войска дойдут до Черного моря…
Но Николай отвечал:
– Авось дойдут.
Но обычаю русских царей, Николай назначил главнокомандующим самого бездарного из своих генералов. Когда этот генерал был разбит, его заменили другим, еще бездарнейшим. Когда и этот генерал был разбит, Николай, подобно отцу своему Павлу, умер естественной смертью…
Как говорит добрая русская пословица «в Бозе почил». Историки полагали, что Николай Первый был наихудшим из Николаев, и что хуже такого уж быть не может. Глупцы! Они не предвидели Николая Второго!..
Каждый император входит в историю без имени, отчества, без фамилии, но обязательно с какой-нибудь кличкой.
«Иоанн Безземельный» (земли у него было больше, чем у самого богатого мужика).
Иван Калита (стоял целый день у калитки и обирал прохожих).
Александр Благословенный (папеньку убил с благословения сановников).
Александр Освободитель (освободил мужичков от земли и хлеба.)
И так далее, и так далее.
Из-за Николая Второго у историков вышел крупный спор. Одни говорили:
– Николай Глупый – вот лучшее название для последнего русского императора.
Другие говорили:
– Название-то правильное. Можно даже Глупейший. Спорить тут трудно. Но почему не Николай II Пьяный? По нашему мнению, пьянство у него преобладало над глупостью.
