Тот, кого знают все, – живой памятник на большом народном кладбище.
Она на его колене пальцем чертила маршрут. Он с волнением следил. Она шла выше:
– Идем по Пушкинской…
Он сипло спросил:
– К Большому?
– Да. Идем, идем, идем, пересекаем площадь…
– Ну, – засипел он. – А если войти?
– Нет, нет, поворачиваете и идете к метро.
– Дайте руку. Встречаемся вот здесь.
– Нет. Сюда не подойти.
– Смотрите, – он стал чертить пальцем по ее ноге, – чтобы добраться сюда, надо пересечь перекресток, опуститься вот здесь, здесь подняться, перейти дорогу, осторожно остановиться здесь. Спешить вот здесь не надо. Но встретиться именно здесь, возле кассы.
– Вы думаете, касса здесь?
– Да.
Умная женщина сказала:
– Я буду там, когда вы захотите.
Теперь ты, детка!
Думай об уроках. Непрерывно. Чулочки шелковые сними, надень галстук и марш в детсад.
Дядя хочет тишины. Дядя устал. У дяди болит душа и не действует тело.
Иди, детка, играйся…
Что ты суешь?.. Иди, иди… Кто тебе дал этот адрес?.. А Уголовный кодекс у тебя с собой?..
Нет, дядя не отдаст себя всяким малолеткам, дядя живет в обществе, где за это могут крепко посадить, дядя старый, у дяди больные ножки… Зачем ты это делаешь?!
Нет… Кроме валидола, ничего… Ни в какой гастроном… Иди, девочка, в школу…
Нет… И я из-под одеяла не вылезу, и ты туда не влезешь…
Да что же это такое!.. А если дядя крикнет. А если дядя стукнет в стенку.
Там лежит такой же. И мы вдвоем тебя скрутим. И маме будет неприятно…
Девочка!.. Немедленно!.. Слышишь?.. Немедленно отпусти… Слышишь?.. Что я сказал!..
Ой!.. Ты что!.. Кто тебя этому научил?!. Сойди… Немедленно… Ну!..
Нет, это не так делается…
Ой!.. Ты что!.. Что это за ребенок, Господи…
А ну, пошла отсюда! Эй, люди, есть кто-нибудь?.. Пошла, пошла… Не звони!.. Пошла!..
Ах, ты царапаться!.. Ах, ты кусаться!!..
Хорошо, завтра, завтра рассмотришь подробно… Покажу…
Все!.. Нет у меня макулатуры!.. Ни для кого!
Ура! Победа присуждена Вам, моя дорогая. Вы меня перемолчали. Во второй встрече на шестнадцатой минуте презрение, молчание, цедение сквозь зубы, огибание взглядом разгромили мои остатки. Я бежал с поля боя путем уползания и растворился в бессонной ночи.
Я провел километры одиноких объяснений. Я целовал, проклинал, сжигал Вас и снова явился на Вашу встречу со мной, где Вы пронзили меня прямым молчанием слева. Мои объяснения рвались по сторонам, не задевая Вас. Еще и еще раз, убедившись в полной физической непригодности к конфронтациям, стычкам, фигурам умолчания и попаданиям впросак, я попросил вас выбросить мое полотенце… Ваша, Ваша, Ваша, Ваша взяла!
Ползу поздравить! Нет смелости поднять глаз. Победа присуждена Вам. Последующие встречи Вы выиграете ввиду неявки противника. Вам осталось добиться, чтоб Ваша победа стала моим поражением. Это – пустяки! Крепко жму Ваше горло, солнышко, и поздравляю.
Я был на приеме у врача. У врача – этой прелестной женщины лет между… двадцатью-тридцатью и сорока одним.
– Вы на пределе, – сказала она, когда я сомкнул ноги, сомкнул глаза, разомкнул руки и две минуты качался, как могильный крест.
– Вычтите семь из ста, по семи каждый раз. Я буду мерить ваше давление…
Я сидел, считал, в одних брюках, с прискорбием в груди.
– Да, от этой задачки ваше давление повысилось на двадцать миллиметров, представляю, что с вами творится, когда вы решаете задачи посложней.
– Да я недавно…
– Тише… Я все вижу сама… Рассказывайте.
– Дело в том…
– Я все сама вижу. Вы на пределе… Резервов уже нет. Когда вы смотрите детские фильмы, хочется плакать?
– Детские вряд ли, но грустные…
– Комок в горле?
– Да.
– Ясно… Кошечку в подъезде в дождь жалко?
– Очень.
– Все понятно. Долго не можете уснуть, читаете?
– Да, читаю.
– Возбуждаетесь от читаного и не можете уснуть?
– Да, я вообще…
– Просыпаетесь поздно с тяжелой головой?
– Да.
– Ясно.
– Если вас что-то вывело из себя, хочется разбить к черту, ударить?
– Да, доктор, хочется.
– Но быстро проходит?
– Да, я только глазами сверкну.
– Лучше уж бейте.
– Хорошо, доктор.
– А выпиваете, становится вроде легче?
– Да!
– Вроде веселей?
– Да!!! Точно.
– Ясно.
– А когда много работаете, и не получается, и погода плохая, и денег нет, и выпить нечего, и девушка не пришла, так и жить не хочется?
– Точно, не хочется.
Я заплакал.
– А когда работа идет, и день ясный, и деньги есть, и вы выпили, и она пришла…
– Жизнь прекрасна! – закричал я.
– Вот-вот-вот…
– А бывает, что вы из-за мелочи расстраиваетесь и весь день подавленный?
– Да.
– А крупная неприятность, например болезнь или даже смерть родственника, никак не действует на вас?
– Да.
– Какой ужас…
– Кошмар…
– А бывает, что беспричинно хочется петь, и не утром, а ночью, когда все спят, и это ужасно?
– Бывает.
– Вы на пределе. А бывает, что вы никак, ну никак, с женщиной, которая вам не нравится?
– Да.
– И изнемогающе высоко и жутко с женщиной, от которой вы без ума?
– Да, – выдохнул я, – да!.. Как ты все понимаешь…
– Будем лечить… Запустили вы…
– Да-а, – задышал я, – … лечи быстрей… Я запустил…
– Я выпишу тебе шалфей, боярышник и Прибалтику… Ты на пределе.
– Я это чувствую…
– Вот эти травы.
– Я их буду сеять.
– Ты их будешь настаивать…
– Зачем настаивать, я их так… Все, что ты скажешь…
– На слабом огне…
– Хорошо, на слабом огне…
– Пятнадцать минут.
– Сколько скажешь.
– Вот пей… Ты успокаиваешься?
– Я успокаиваюсь.
– Ты здоров.
– Я здоров,
– Ты спокоен.
– Я спокоен… ты закрыла дверь?
– Перестань сейчас же, сейчас же прекрати. Ты спокоен… Спи… Спи…
– Послушай, тебе завтра рано?
– Нет, завтра воскресенье, больных нет… спи…
– Сплю.
– Ты очень болен.
– Да, я очень болен.
– Но я тебя вылечу…
– Ты меня вылечишь…
– Я уже лечу, лечу, лечу, лечу…
– Да… Мы лечим, лечим…
Пишу вам, жители ФРГ. Это все ничего не значит. Мы вас били и будем бить. И лично я вас бил и побеждал два раза и, если надо будет, побью и в третий раз. Но мы сейчас не об этом. Чтоб вы подавились, живу хорошо. В честь праздника капитуляции прошу направить победителю:
две пары туфель выходных, сорок два;
пальто летнее, выходное и против дождя;
стирального порошка три пакета;
кофемолку;
носки простые две пары на сорок два;
колготки женские жене;
масло топленое банку – три кг;
бутсы для ребенка, тридцать четыре;
коньки для девочки. А также прямое содействие в получении визы – на предмет осмотра руин ваших городов.
Ваш победитель, пятьдесят четвертый размер, третий рост.
К себе не приглашаю, так как победителю не к лицу.
И про переписку прошу молчать: вы мою руку знаете.
И после того как не понял сложного и не осуществил, начинаешь открывать простые вещи.
Что спать на воздухе лучше.
Что жить среди зелени лучше.
Что надо поднять упавшего.
Что надо впустить в дом переночевать.
Что надо угостить каждого, кто вошел.
Что надо принести, если попросят.
Что надо заплатить первым.
Что надо сварить бульон для больного, даже чужого.
Что надо не раздражаться на раздражение.
Землю надо любить. Воду надо любить.
Чистый воздух надо любить.
Детей надо захотеть.
Бросить все лишнее. Выбросить хлам.
Остаться с одной женщиной.
Смеяться, если смешно. Громко.
Плакать, если больно. Тихо.
Оскорбить может только плохой человек. Хороший уйдет от твоей обиды.
Надо восстановить свой род и посмотреть, кто там был, чтобы знать откуда.
Не стесняться ходить к врачам.
Ходить на могилы.
Смерть есть смерть.
И до нее какое-то время.
Все хреново, Василий. Холод собачий, от аванса до получки – годы, годы, и ты, Василий, не человек. Не человек ты, Василий, не человек, и не убедишь ты меня, не убедишь. Куда ты кидаешь бутылку? Я тебя сейчас этой же бутылкой. Мерзавец ты, Василий, предатель, гад, а главное – не человек, и не убедишь ты меня. У меня жизнь не удалась, Василий, но и ты, гад, не убедишь ты меня, Василий, никогда.
Ты гений, Эдуард, пойми меня. Мне терять нечего. Я насмотрелся, ты знаешь мои неприятности. Она отсудила, так что я знаю, что говорю… Ты гений, пойми, сейчас так никто не мыслит. Что ты на меня смотришь? Что мне, собственно? Мне от тебя ничего не надо. Я тебе скажу больше, ты несешь такой бред, что тебя… но ты гений, гений! Тебе надо учиться. Ну и что, что пятьдесят. Иди куда-нибудь учись.
