Кто умен, тот и волен
Чжуан-цзы удил рыбу в реке, а в это время король прислал к нему двух своих сановников с посланием. В этом послании говорилось: «Желаю возложить на Вас бремя государственных дел». Чжуан-цзы даже удочку из рук не выпустил и головы не повернул, а только сказал в ответ:
– Я слышал, что в соседнем королевстве есть священная черепаха, которая умерла три тысячи лет тому назад. Король завернул ее в тонкий шелк, спрятал в ларец, а ларец тот поставил в своем храме. А теперь скажите, что бы предпочла эта черепаха: быть мертвой, но чтобы поклонялись ее костям, или быть живой, даже если ей пришлось бы волочить свой хвост по грязи?
Оба сановника ответили:
– Конечно, она бы предпочла быть живой, даже если ей пришлось бы волочить свой хвост по грязи.
– Вот и я лучше буду волочить хвост по грязи! – заключил Чжуан-цзы.
Бахауддин эль-Шах, великий учитель дервишей, однажды встретил собрата на большой площади Бухары. Пришедший был бродячим каландаром из ордена «Люди укора». Бахауддин же был окружен учениками.
– Откуда ты пришел? – спросил он прибывшего обычной суфийской фразой.
– Представления не имею, – сказал тот, глупо улыбаясь.
Некоторые из учеников Бахауддина пробормотали свое неудовольствие.
– Куда ты идешь? – настаивал Бахауддин.
– Не знаю!
– Что есть Бог?! – к этому времени вокруг собралась большая толпа.
– Откуда мне знать!
– Что есть зло?
– Не имею представления.
– Что неправильно?
– Все, что плохо для меня.
Толпа, выйдя из терпения – так раздражал ее этот дервиш – прогнала его прочь. Он зашагал в том направлении, которое, насколько знал каждый, вело в никуда.
– Дураки! – сказал Бахауддин. – Этот человек играет часть человечества. В то время как вы отвергли его, он намеренно демонстрировал безголовость, как ее демонстрирует каждый из вас.
Человек, намеревавшийся стать учеником, сказал Зун-н-Нун Мисри Египтянину:
– Превыше всего в этом мире я хочу быть принятым на Путь Истины.
Зун-н-Нун ответил ему:
– Вы можете присоединиться к нашему каравану лишь в том случае, если сумеете сначала принять два условия. Первое – вам придется делать то, что вам не хочется делать. Второе – вам не будет позволено делать то, что вам хочется делать.
Созвал султан совет мудрецов и задал свой вопрос:
– Что такое грех?
Дело в том, что повелитель правоверных еще при жизни намеревался быть причисленным к синклиту святых. Вот и захотел узнать, грешен ли он.
– Грех, господин, украсть козу своего соседа, – сказал первый мудрец.
«Ну, это мне не грозит!» – подумал султан.
– Грех– это сесть за обеденный стол, не возблагодарив Аллаха, – сказал второй.
«Кого-кого, – подумал султан, – а Аллаха я славлю ежечасно».
– Грех – это возжелать чужую жену, – сказал третий.
«Слава Аллаху – жен у меня своих много», – обрадовался султан.
И много еще мелких и больших грехов, которых не знал за собой повелитель, называли мудрецы.
«Стало быть, я безгрешен», – утешился владыка.
Но был среди собравшихся еще один мудрец, который почему-то молчал.
– А ты что скажешь, Абу Фарум? Почему молчишь?
– Грех – это думать, что у тебя нет никаких грехов, – ответил Абу и поверг султана в некоторое замешательство.
Спросили как-то у Андаки:
– Учитель! Если любовь и доброта есть сама праведность, то к чему такие вещи, как знание, сомнение?
И Андаки отвечал:
– Для созревания персика необходимы солнце и вода. Вы не видели, что происходит, когда благодатное солнце светит слишком долго или чересчур сильно? Это становится разрушительным бедствием.
Поливайте растение правильно, и вода будет истинным благом для него. Поливайте его слишком часто, и растение неминуемо начнет гнить и испытывать острые боли. Это заставит его считать воду уже не благом, а проклятием.
Так и с человеком. Давайте ему непрерывно то, что он называет добротой, и вы истощите его настолько, что он станет несчастным. Не сделаете вовремя замечание, когда оно может оказать на него соответствующее воздействие, и вы совершили ошибку.
Один проповедник все время рассказывал о прелестях рая.
– Почему же ты не говоришь об аде? – спросили его.
– В этом нет надобности, дети мои. Ад вы и сами увидите.
От дурака трудно избавиться
Некто пристал к Конфуцию и довел его своей болтовней до одурения, а потом спросил:
– Неужто тебя не удивляют чудеса, о которых я тебе рассказываю?
– Больше всего меня удивляет то, – ответил Конфуций, – что я до сих пор не сбежал от тебя и подвергаю свои уши такому насилию!
Однажды известный мудрец выгнал своего ученика со словами:
– Твоя верность была проверена. Я нашел ее настолько непоколебимой, что ты должен уйти.
Ученик удивился:
– Я уйду, но я не могу понять, как верность может быть основанием для увольнения?
– В течение трех лет мы проверяли твою верность, – объяснил мудрец, – твоя верность бесполезному знанию и поверхностным суждениям совершенна, вот почему ты должен уйти.
К одному хасидскому мастеру пришел человек и спросил:
– Что мне следует делать, чтобы стать мудрым?
Учитель ответил:
– Выйди и постой там.
А на улице шел дождь. И человек удивился: «Как же это может помочь мне?» Но все-таки вышел из дома и простоял там, пока не промок насквозь. Тогда он вернулся и сказал:
– Я постоял там, что теперь?
– Когда ты там стоял, – спросил мастер, – было ли дано тебе какое-нибудь открытие?
– Открытие? – удивился человек. – Я просто думал, что выгляжу, как дурак!
– Но это великое открытие! – сказал мастер. – Это начало мудрости! Теперь ты можешь начинать. Ты на правильной дороге. Если ты знаешь, что ты дурак, то, будь уверен, изменение уже началось.
У Чжуан-цзы умерла жена, и Хуэй-цзы пришел ее оплакивать. Чжуан-цзы же сидел на корточках и распевал песни, ударяя в таз. Хуэй-цзы вознегодовал:
– Не оплакивать покойную, которая прожила с тобой до старости и вырастила твоих детей, – это чересчур. Но распевать песни, ударяя в таз, – просто никуда не годится!
– Ты не прав, – ответил Чжуан-цзы. – Когда она умерла, мог ли я поначалу не опечалиться? Скорбя, я стал думать о том, чем она была вначале, когда еще не родилась. И не только не родилась, но еще не была телом. И не только не была телом, но не была даже дыханием. Я понял, что она была рассеяна в пустоте безбрежного хаоса. Хаос превратился – и она стала дыханием. Дыхание превратилось – и она стала телом. Тело превратилось – и она родилась. Теперь настало новое превращение, и она умерла. Все это меняло друг друга, как чередуются четыре времени года. Человек же схоронен в бездне превращений, словно в покоях огромного дома. Плакать и причитать над ним – значит не понимать судьбы. Вот почему я перестал плакать.
Счастье в нас, а не вокруг да около
Большой пес, увидев щенка, гоняющегося за хвостом, спросил:
– Что ты так бегаешь за хвостом?
– Я много думал, я изучал философию и вот догадался до того, до чего не догадывалась ни одна собака до меня; я понял, что лучшее для собаки – это счастье и что счастье это скрывается в хвосте, поэтому я и гоняюсь за ним, а когда поймаю, он будет мой!
– Сынок, – сказал пес, – я тоже интересовался философскими вопросами и тоже составил некоторое мнение на сей счет. Как и ты, я понял, что счастье – это лучшее, что может быть у собаки, и что счастье наше в хвосте, но я заметил, что куда бы я ни пошел, что бы ни делал, он следует за мной, так что мне не нужно за ним гоняться.
Дзенский монах Догэн жил уединенно в своей хижине на опушке леса. Как-то несколько странствующих буддийских монахов попросились к нему на ночлег. Когда они согрелись у огня и поужинали, то завели разговор о сущности бытия, утверждая, что человеческий мир – лишь иллюзия человеческого сознания. Устав слушать их болтовню, Догэн спросил:
– Как вы считаете? Вот тот камень находится внутри или снаружи сознания?
Один монах ответил с умным видом:
– Конечно, внутри.
– Твоя голова, должно быть, очень тяжелая, – сказал ему Догэн, – раз ты носишь в своем сознании такие камни!
Некто спросил у учителя Ле-цзы:
– Почему ты ценишь пустоту?
– В пустоте нет ничего ценного, – ответил Ле-цзы и продолжил: – Дело не в названии. Нет ничего лучше покоя, нет ничего лучше пустоты. В покое, в пустоте обретаешь свое жилище, в стремлении взять теряешь свое жилище. Когда дела пошли плохо, прежнего не вернешь игрой в «милосердие» и «справедливость».
Нашли люди лягушку и заспорили: каждый гадал, что это такое.