— Хочу шампанского! — очаровательно улыбалась она.
— Три бутылки! — потребовал Дыроколов.
— Разворачиваемся, — усмехнулся Погарский и сунул в карман Дыроколову деньги.
Кутеж продолжался. Спустя некоторое время Погарский отвел Дыроколова в сторону.
— Нужно разобраться, а то как бы опять не влипнуть.
Появился официант. Счет был сто один рубль. Наличных шестьдесят пять.
Дыроколов вынул чековую книжку.
— Что это? — округлила глаза Танечка.
— Миллионер! — завистливо выговорил Николай Осипович.
И Дыроколову опять было приятно.
На этот раз в сберкассу пошел Леня Медницких.
Попросив прощенья у, присутствующих, Дыроколов встал из-за стола, сказав: «Я сейчас».
Седой благообразный служитель дал ему мыло и полотенце. Дыроколов подставил свою голову сначала под кран с надписью «гор», потом под кран с надписью «хол». Седой служитель долго обрызгивал его одеколоном.
Дыроколов порылся в карманах и, не найдя мелочи, вынул чековую книжку.
— Хорошая вещь! — сверкнул потухшими глазами служитель. — Помню, все видные господа так рассчитывались.
«Предъявителю — три рубля», — выписал Дыроколов и сказал:
— Сберкасса напротив.
Когда Дыроколов возвращался к столику, в голове у него несколько прояснилось и он подумал: «Девяносто рублей по чеку. Десять наличными. Как корова языком...»
Леня Медницких уже вернулся и протягивал деньги:
— Феерически, Станислав Романыч!.. Как в иностранном фильме.
Погарский исчез. Он исчезал в самых критических ситуациях и, когда его упрекали за это, говорил: «Уходить надо в зените».
— Станислав Романыч, мы вас заждались! — улыбнулась самой очаровательной улыбкой Танечка, но Дыроколов, уплатив по счету, мрачно сказал: «Мне пора», — и ушел.
Гардеробщику Дыроколов выписал рубль, швейцару — пятьдесят копеек.
Сидя рядом с шофером такси, Дыроколов старался ни о чем не думать.
Подъехав к дому, он вспомнил, что у него нет наличных денег, вынул книжку с голубыми листиками и сказал шоферу:
— Позвольте, я вам выпишу чек.
— Чего? — уставился шофер.
— Все видные господа... — начал Дыроколов и осекся.
— Платить, господин, надо, — сказал шофер.
— У меня нет... Я вам чеком...
— Давайте без фокусов, гражданин, — рассердился шофер, — с виду солидный человек, а...
— Хорошо, — сказал Дыроколов, — разрешите я поднимусь домой.
— Портфель оставьте.
Войдя в квартиру, Дыроколов поспешно произнес:
— Ниночка, два рубля на такси.
— У тебя же была десятка.
— Потом объясню, — строго сказал Дыроколов, обретая прежнее достоинство главы семьи.
— Вот, — сказал он шоферу, протягивая деньги.
— Так-то лучше, — буркнул шофер и возвратил портфель. — Нам не до шуток, у нас план.
Объяснение с женой было коротким. Дыроколов сказал, что потратил в ресторане десять рублей, чтобы обмыть премию. Премию же триста рублей он положил на книжку. В доказательство своих слов он отдал Ниночке расчетную книжку, умолчав о чековой.
На следующий день Станислав Романович сидел на работе, думал над проектом нового дома и о тех счастливых временах, когда исчезнут деньги.
Поток возвышенных мыслей прервало появление Танечки. На ней были сверхъестественной красоты кофта и юбка, которая делала всеобщим достоянием ее безукоризненные ноги.
— Станислав Романович, простите, что помешала, — потупила голубые веки Танечка, — у меня к вам ужасная просьба.
— Говорите, — сказал Дыроколов, стараясь не глядеть на Танечкины колени совершенной формы
.— Мне очень нужно на одно дело, — лепетала Танечка. — Огромная сумма... Пятьдесят рублей... До получки...
— У меня нет, — честно сказал Дыроколов, потому что, кроме рубля, выданного женой на обед, у него не было наличных денег.
Танечка заколыхала суперресницами:
— А ваша чековая...
Отступать было некуда. Дыроколов выписал пятьдесят рублей на предъявителя.
Прошла неделя, и каждый день Дыроколов выписывал разные суммы разным лицам. Отказывать было невозможно — все смотрели на него как на миллионера. Не выписал чек он только Погарскому, и тот ехидно улыбнулся.
— Понятно, еще Бальзак сказал, что скупость начинается там, где кончается нищета.
Катастрофа пришла неожиданно. Жену Дыроколова сделали секретарем кассы взаимопомощи, и она узнала, что, помимо расчетной книжки, есть еще чековая.
Это ничуть не огорчило ее, и она ласково сказала:
— Стасик, не можешь ли ты выписать мне чек на тридцать рублей... Такие хорошенькие туфельки... Это ведь совсем не дорого, и у нас останется еще двести семьдесят рублей.
Конечно, муж не смог отказать ей и выписал чек на фамилию Дыроколова.
Ниночка пришла в сберкассу. Контролерша попросила у нее паспорт и сказала:
— Извините, но на счете всего пятьдесят копеек.
— Вы ошиблись, — дрожащим голосом сказала Ниночка, — там триста рублей. Я знаю, я его жена.
— Ах, милая, — сочувственно сказала контролерша. — Мы, жены, всегда узнаем последними.
Второе объяснение Ниночки с Дыроколовым было трудным.
— Боже мой, — рыдала Ниночка, — неужели ты обманываешь меня и потратил все деньги на... на женщин?
— Не плачь, — утешал Дыроколов, — я люблю тебя одну. Я все объясню... Но ты не понимаешь, как отвратительно чувствовать себя миллионером.
Утром в субботу я проснулся, услышав, как возится Катя на кухне. Почему-то она любила мыть полы по субботам. Женская логика! Я бы на ее месте занялся таким делом в будний день вечером, после работы. Известно, что физический труд — лучший вид отдыха после умственной нагрузки.
Я оделся и вышел на кухню.
— Ты уже встал, — сказала Катя без всякого энтузиазма. — Хочешь есть?
«Смешно, — подумал я, — разве люди пробуждаются для того, чтобы есть? Мы ведь не животные. Вернее, мы тоже животные, но все-таки...»
— Нет, — гордо ответил я, — не хочу.
— Тогда умойся и пойди погуляй, — посоветовала Катя. —Тебе необходимо двигаться. Ты толстеешь.
Удивительно наблюдательны наши жены. От их бдительного взгляда не ускользнет, если человек набрал за неделю какие-нибудь полтора килограмма.
Вступать в дискуссию я не стал, умылся и вышел на улицу.
Терпеть не могу гулять просто так. Нужна цель. Она нашлась. Я увидел очередь у газетного киоска. Это обрадовало меня. Действительно, мы самая читающая страна в мире.
Очередь ждала, когда привезут газеты. Молчаливая, культурная очередь. Здесь были старушки, парни в расклешенных брюках, девушки в юбках различной длины, женщины, как писали раньше, цветущего возраста. Между представителями разных поколений не наблюдалось конфликта.
— Вы последний? — спросил я у мужчины в нейлоновом ватнике.
— Я — крайний, — резко ответил он. — Последним человеком себя не считаю.
— Извиняюсь, — почему-то сказал я, прекрасно зная, что нужно говорить «извините».
Очередь ждала. Ждал и киоскер, мужчина с седым бобриком волос и университетским значком в лацкане пиджака.
Подъехала маленькая машина с надписью на кузове «Связь». Женщина, сидевшая рядом с шофером, вышла из машины и начала передавать киоскеру пачки газет. Киоскер принимал их. Машина уехала. Киоскер стал неторопливо пересчитывать газеты, будто это были крупные денежные купюры.
Началась продажа газет. Очередь пришла в движение. Каждый брал то, что ему требовалось. Наибольшим спросом пользовался «Спорт». Мне он тоже был нужен, не для себя, а для нашего Витьки, который в это время мирно спал, зная, что я самоотверженно выполню отцовский долг.
Когда передо мной осталось человек пять, к киоску подошел какой-то парень, ростом метр восемьдесят, не меньше, и с волевым затылком.
Легко и небрежно отодвинув всех стоявших в очереди, он бросил на прилавок пятак и сказал:
— «Спорт».
Старушки зашуршали, маленький человек осуждающе посмотрел на парня с волевым затылком, но промолчал.
Во мне пробудилось гражданское сознание.
— Черт знает что такое! — закричал я неожиданно тонким и противным голосом.
Парень с волевым затылком повернулся ко мне, и я увидел перебитый нос и чистые детские глаза.
— Не шумите, папаша, — сказал он.
Я обиделся на слово «папаша» и поглупел.
— Хамство! — закричал я еще громче. — Хамство!
Он снисходительно посмотрел на меня сверху вниз, плюнул и ушел.
— Не волнуйтесь, — успокаивала меня самая древняя из старушек. — Берегите сердце, пожалуйста, займите мою очередь.
— Спасибо, — сказал я, продолжая стоять на прежнем месте, и еще глупее обиделся, подумав: «Дожил, вот уже и старушки уступают мне очередь».
К счастью, мне достался и «Спорт», и «Молодежная газета», которую любит читать Катя.
Домой я вернулся в отвратительном настроении.
Катя и Витька сидели за столом и ждали меня. Собственно, ждала только Катя, а Витька жизнерадостно уплетал омлет.
