Я рассмеялся от души.
- Какой с меня спонсор, Ананьев? Я сам живу впроголодь... Книжку тоже написал, небольшую, а как ее издать? Не знаю. Так что я сам спонсора ищу...
- Ладно, - говорит Ананьев, - не переживай. Я сейчас себе спонсора найду, а потом и тебе тоже. Потому что ты мне - друг, - успокоил меня.
Вот я теперь жду-пожду, когда же он и мне тоже спонсора найдет? А то уже полгода прошло, а от него - ни слуху, ни духу... Надо опять на Пушкинскую площадь съездить, а то он, может, забыл про меня? Или самоликвидировался оттуда куда-нибудь в другое место.
Он - прыткий парень. Сегодня - здесь, завтра - там. Следов не оставляет.
ИВАН МИГАЛКИН
Некоторые студенты в Литинституте подолгу учились... Вместо пяти, лет по семь, а то и по десять умудрялись прихватить... Николай Еремичев, кажется, как раз десятку и зарядил... Все никак не мог с ним расстаться...
Потому что в него как влезешь учиться, так трудно потом обратно вылезти... Да еще с дипломом. Разные опасности студента подстерегают... Вот если бы он под стеклянным колпаком сидел да еще бы с него веником пыль стряхивали, тогда бы он, конечно, все вовремя делал... А так - нет. Трудно. Потому что студент в Литинституте - живой человек, мыслящее существо. И ничто человеческое ему не чуждо.
Да и преподаватели - не сахар были... Всегда могли как какую-нибудь безделицу найти, чтоб студента осадить. То скажут кому-нибудь: "Что-то ты, дружок, пока ни в зуб ногой в литературном деле. Оставайся-ка на второй год со своим талантом. Рано тебе еще дипломом размахивать..."
И приходится оставаться... А он, дружок этот - действительно талантлив! Только попробуй, докажи это преподавателям. Состаришься - пока докажешь! А другому вообще говорят: "Иди-ка, мил-человек, погуляй на свежем воздухе, за плохое поведение. Пошуруй где-нибудь уголек в топку. Потом придешь, отчитаешься..." И приходится - идти, шуровать... Так что, процесс обучения - нелегок был и нередко затягивался.
А особенно затянулся он у коренного якута Ивана Мигалкина. Целых семнадцать лет Иван Мигалкин учился! Все никак не мог с ним расстаться... С мишкой якутским мог справиться, а с Литинститутом - нет. Вот как для него пятилетка расширилась.
Приезжая на сессию, он сразу терялся в пространстве и во времени и никак не мог определить, где находиться... В каком это таком интересном месте, что никак нельзя реальность ухватить? Все она из рук ускользает, а почва из-под ног.
Всю сессию он проводил в общежитии, в полубессознательном состоянии... Бродил по коридорам от стенки к стенке - с надутым, словно пузырь, лицом и вставшей дыбом шевелюрой... На босых ногах волок зимние ботинки, следом волочились шнурки, а слабая рука боязливо ощупывала пространство... Конечно, ни на один экзамен он и не выбирался...
Да и о каких экзаменах может идти речь, когда самый главный и трудный экзамен жизни сдавался - здесь, в общежитии! А остальные - по боку! Сможешь его выдержать, значит, молодец, герой, считай отличник, остальные экзамены, как семечки, покажутся... Только на них еще выбраться нужно... Так Иван Мигалкин в общежитии был отличником, а по пустяковому делу в институт не мог выбраться... И продолжалось это годами.
А Иван Мигалкин и тогда уже был могучий поэт национального масштаба, якутский самородок. Поэтому все и говорили: " Учись, Иван, если не в этом году, так в следущем обязательно закончишь". Вот он и учился, терпел, потом вроде кое-как закончил... А сам, несмотря на талант, скромный был до ужаса, ко всем всегда вежливо стучался и спрашивал исключительно одеколон, он его больше водки уважал.
СЕРГЕЙ СОКОЛКИН
И ДРУГИЕ ПОЭТЫ-ПЕСЕННИКИ
А ведь многие наши студенты - ребята в основном, девушки как-то не очень - поэтами стали, настоящими! Конечно, они и раньше ими были, а сейчас - прочно укрепились и во всю мощь развернулись...
А некоторые из поэтов, "ну, просто классные пацаны" - как говорил о них один рубаха-парень из города металлургов, еще и песнями прославились, стали поэтами-песенниками. Кто-то вынужден был из поэтов в поэты-пародисты податься, а они - до поэтов-песенников поднялись. И поет их песни сейчас вся страна и аж захлебывается от восторга...
А ведь песню просто так не напишешь. Стихи-то каждый грамотей может написать - бумага все стерпит. А песню - хрена с два. А они - могут. Потому что они из стен Литинститута вышли. Наши они. И поют их теперь самые знаменитые певцы и певицы, а с ними и вся страна поет и пляшет. Потому что - хорошо написано. Даже здорово. Ноги сами в пляс пускаются.
Время все расставило по своим местам. Тогда-то, лет десять назад, еще непонятно было до конца, кто на что горазд и кто чего на самом деле из себя представляет, можно было и ошибиться. Видишь, метит человек в гении, а он, может, и не гений вовсе, а так - только подделывается. Проверочку-то временем не прошел. Так что время - главный судья.
Сейчас, слава Богу, все по своим местам само расставилось. Вот Виктор Пеленягрэ - мало того, что как поэт и переводчик плодотворно работает, так и натура у него еще песенная оказалась, широкая! Настолько профессионально уже работает, что какое стихотворение не напишет, а все равно песня выходит. Глядишь - опять песня удалась! Потому что он уже до таких высот поэтических поднялся, где одни только песни родятся. А как напишет песню так и спускается с высот... А тут уже певцы в очереди стоят. Он им - нате, не жалко. Они - хвать - и поют. И Леонтьев, и Буйнов, и Аллегрова, и сама Вайкуле. Только что Кобзон один не поет. Ну, к этому на кривой козе не подъедешь. Ну ничего, Виктор Пеленягрэ скоро такое напишет, что-нибудь уж совсем выдающееся, что сам Кобзон прибежит... Скажет: "Вить, дай и мне-то спеть? А то все тебя поют, а мне не достается". Ну, Пеленягрэ, может, и даст ему песню, это, смотря, в каком он еще настроении будет. А то - если в мрачном, то, может, и нет. Скажет ему: "А где ты, мил-человек, раньше был, целовался с кем?" И - от ворот поворот. Он тоже гордый.
Правда, товарищ Виктора Пеленягрэ - Вадим Степанцов иногда укоряет его, ну так... по-дружески. Говорит ему: "Ты, брат Витя, однако, опять строку-то да со строфой вместе у другого человечка позаимствовал, а?" А Вадим Степанцов Литинститут с красным дипломом закончил, всю поэзию наперечет знает, его хрен проведешь. И еще скажет: "Да и интонацию, мотивчик-то, тоже, однако, позаимствовал, стибрил. Как же это ты так, брат Витя, а?" А Виктор Пеленягрэ на это только рассмеется. "А ничего, друже Вадим, - скажет, - немножко можно позаимствовать. Это - неплохо, даже очень хорошо. А вот если все стибрить, тогда - плохо, даже позорно".
А сам Вадим Степанцов! Мало того, что он - поэт, стихи и песни пишет, так ведь еще сам и запел. Голос-то у него мощный оказался, почти оперный баритон. Как выйдет на сцену, да как запоет! Иногда его даже, голос-то, сдерживать приходится, как лошадей вожжами, чтоб мальчишки и девчонки не оглохли, которые послушать пришли. Он им правду про пионеров и пионервожатых поет. А то досталось ему от них, когда в пионерлагере был. Целые баллады пишет. И ведь не доверил никаким певцам песни свои петь: ни бабам, ни мужикам. Шибко жирно будет. И ансамбль у него - свой, ни к кому на поклон идти не надо. Один парень на гитаре играет, другой - в барабан долбит. Нашел самых талантливых ребят и пригласил. Конечно, каждый пойдет к Вадиму Степанцову с удовольствием. Потому что он в Литинституте учился и на все руки мастер. А теперь еще он и по телевизору постоянно выступает, рассказывает взрослым и детям, что такое хорошо, и что такое плохо. А то не все знают.
А теперь еще и Сергей Соколкин от них не отстает. Тоже ведь наш студент! Тоже к песням ключик подобрал. Он хоть и помоложе будет Пеленягрэ со Степанцовым, но зато - бойкий, шустрый. Этот просто так не угомонится. Он и старших товарищей может на крутом вираже обойти. Вот, к примеру, как Лариса Долина исполнила его песню про три чайных розы, так - все. Хочешь не хочешь - а подвинься, принимай нового поэта-песенника. Естественно, всем, и нашим и вашим, пришлось подвинуться. А плечи у Сергея Соколкина широченные. Он всех растолкает. Только своих, конечно, литинститутовских, не будет. Так и станут они, только втроем, на песенном небосклоне сиять. А то еще и другие пытаются сиять. В Литинституте ни дня не учились, а туда же! Пусть в другом месте сияют.
А ведь я с Сергеем Соколкиным когда-то жил радом. В аккурат, напротив наши комнаты были. Надо - я к нему по-свойски зайду, надо - он ко мне. Так что на моих глазах его поэтический и песенный подвиг начинался. Бывало, высочит весь в поту, в мыле, в душ побежал... Ну, наверное, опять стихотворение хорошее написал. А как же иначе? Хорошее стихотворение просто так не напишется. Тут надо взмокнуть не один раз. Потому что - это труд. А насухую - одна только рифмованная глупость пишется.
Так мы и жили не тужили, тихо и гладко, последним делились... Пока перестройка не наступила. Ну, а уж как перестройка наступила, сказали, что теперь все что хочешь думать можно и все что хочешь говорить. Даже - и голос сорвать. Тут и Старый Арбат забурлил и зашумел, стали там все собираться и кучковаться, кто давно хотел что-нибудь сказать, да не мог, не давали ему рта разинуть. Ну и свобода купли-продажи пошла там же. Вместе со свободой слова художники стали своим барахлом трясти - картинами и матрешками.
