Дон-Аминадо - (А. П. Шполянский) Дон-Аминадо

Возможно, что это —

Разлитие желчи.

Больная печенка. А главное, годы.

А может быть, это —

Влияние солнца.

Истомное лето. Законы природы.

Возможно. Не знаю.

Но в стужу и в слякоть.

Порой негодуя, порой умиляясь,

А чаще смеяся,

Чтоб только не плакать,

Я чтеньем советских газет занимаюсь…

Как жемчуг нижу я

Жемчужины слога,

Платформы, и формы погуще и резче,

Поход пионеров

На Господа Бога,

И всякие измы, и прочие вещи…

Зимой это просто:

«Кулацкая тема»,

«На базисе тезисов срыва колхоза».

Сие означает.

Что жизнь не поэма,

Менжинский не ландыш, и Сталин не роза.

Но летом!.. Но летом.

Когда этот Цельсий

Буквально безумствует в трубке стеклянной,

Когда под окошком

Мостят мостовую

И край перепонки моей барабанной.

Когда это скопом,

И сразу, и вместе —

Влечет вас под пальмы, в пустыню, в оазис.

Скажите открыто.

Признайтесь по чести —

Волнует вас тезис? Тревожит вас базис?!

Я думаю с грустью

О тех обреченных,

В которых, как яблоки в бедного гуся.

Пихают начинку

Толченых, моченых

Листовок, брошюрок, агиток, дискуссий…

На каждую душу —

Пайковая жвачка.

На каждую жвачку — оброчные души!

Нет, лучше пускай уж

Мостят мостовую

И грохотом камня терзают мне уши…

В исканиях земного идеала.

Познания, истоков и основ

Великий смысл кошачьего начала

Открылся мне на выставке котов.

Все гибкое, все хрупкое, все злое,

Мятущееся в гибельной тоске,

Таящееся в видимом покое.

Сокрытое в хрустящем позвонке.

Блеснуло мне и вырвалось оттуда.

Из глубины сощурившихся глаз.

Из зелени, из тайны изумруда.

Из желтизны, впадающей в топаз,

Из тусклой тьмы смарагда и агата.

Из косных недр и облачных химер.

Которые описывал когда-то

Замученный любовницей Бодлер.

Но, равнодушна к памяти Бодлера,

Водила ты по выставке меня.

В твоих глазах, зеленовато-серых,

Был тот же блеск заемного огня,

Пронзительный, загадочный, лучистый,

Не ласковый, не женский и не твой,

А этой кошки, рыжей и пушистой.

Персидской кошки с шерстью золотой.

Но ты, увы! Бодлера не читала,

И от стихов ты приходила в грусть…

Зато ты просто кошек обожала

И все породы знала наизусть!

— Персидский кот с жестокими усами,

Священный кот, подведомственный Браме,

Шотландский кот, одетый в коверкот,

И белый кот, воспитанный в Сиаме,

И голубой, индокитайский кот,

И черный кот для Брокена, для оргий,

И серый кот для щедрых производств.

И ты была в безумии, в восторге

От этих рас, пород и благородств!

Когда ж домой с тобой я возвращался

И нам котенок маленький попался,

Измученный, несчастный и худой,

Мяукавший, намокший под дождями,

Родившийся, конечно, не в Сиаме,

А, вероятно, в яме выгребной.

Ты так его ногою оттолкнула,

А на меня так ласково взглянула.

Что понял я, что очередь за мной!

Пусть он явится северным скальдом.

Миннезингером сказочных лет.

Пусть безумца зовут Макдональдом,

Если лучшего имени нет.

Пусть он будет брамином индусским,

И жрецом вожделеющих масс.

Или даже подвижником русским,

Как