Стоять на черных площадях.
Чеканить медленную прозу
И принимать, внушая страх.
Наполеоновскую позу…
Сжимать во гневе кулаки,
Готовив адские реторты.
«И слабым манием руки»
Передвигать свои когорты…
Хрипеть, командовать, грозить
И так вздымать и нос и профиль.
Чтоб каждый мог сообразить.
Что это явный Мефистофель…
Швырять в провал грядущих лет
Казну награбленных наследий..
— Какой заманчивый сюжет…
Для исторических трагедий!
«Во глубине сибирских руд»
Страдать за твердость убеждений
И все рассчитывать на суд
Каких-то новых поколений…
Во мраке северных снегов.
Точь-в-точь как Меншиков опальный,
Сносить обиды от врагов
И проклинать свой рок печальный…
Являть собою тип борца,
Который полон чувств высоких,
И ждать коварного свинца
От соглядатаев жестоких…
Глядеть на собственный скелет,
Считать былые килограммы…
— Какой заманчивый сюжет
Для многоактной мелодрамы!
Но, за порог успев шагнуть,
Начать сейчас же, и не кстати,
В двояко-вогнутую грудь
Себя публично колошматить.
Но пококетничать не прочь.
Не соблюдя достоинств чина.
Взорваться бешено, точь-в-точь
Как пневматическая шина…
Но, хмуря бледное чело.
Плечами двигая худыми.
Замучить сорок дактило
Воспоминаньями своими.
И завалить столбцы газет
Изыском слова, слога, стиля…
— Какой заманчивый сюжет.
Какой сюжет для водевиля!
Был месяц май, и птицы пели.
И за ночь выпала роса…
И так пронзительно синели.
Сияли счастьем небеса.
И столько нежности нездешней
Тогда на землю пролилось.
Наполнив соком, влагой вешней,
И пропитав ее насквозь.
Что от избытка, от цветенья.
От изобилья, от щедрот.
Казалось, мир в изнеможенье
С ума от счастия сойдет!..
Был месяц май, и блеск, и в блеске
Зеленый сад и белый дом,
И взлет кисейной занавески
Над русским створчатым окном.
А перед домом, на площадке.
Веселый смех, качелей скрип.
И одуряющий и сладкий.
Неповторимый запах лип.
Летит в траву твой бант пунцовый,
А под ногой скользит доска.
Ах, как легко, скажи лишь слово,
Взмахнуть и взвиться в облака!..
И там, где медленно и пышно
Закатный день расплавил медь.
Поцеловать тебя неслышно,
И если надо, умереть…
Был месяц май, и небо в звездах,
И мгла, и свет, и явь, и сон.
И голубой, прозрачный воздух
Был тоже счастьем напоен.
Молчанье. Шорох. Гладь речная.
И след тянулся от весла.
И жизнь была, как вечер мая,
И жизнь и молодость была…
И все прошло, и мы у цели.
И снова солнце в синеве,
И вновь весна, скрипят качели,
И чей-то бант лежит в траве.
«Дождались мы светлого мая»
И радостных, майских гонцов!..
И вот уж вода ключевая.
Стекая от верхних жильцов.
Бежит по упрямым карнизам
И льется в наш тихий уют,
И так эти струйки капризно
На головы наши текут.
Как будто мы вслух умоляли.
Чтоб утром, в назначенный час,
Соседи цветы поливали
И хлюпали прямо на нас.
— Дождались! Дождались! Дождались…
Кипение! Пена! Угар!
Какие-то шлюзы прорвались.
Слетели со всех Ниагар,
И всхлипами всех клокотаний,
И накипью желчи и слез,
И грозною бурей в стакане
Семейный бурлит купорос!..
— У Петьки экзамен французский,
А он и не думает, хлыщ.
Катюша вздыхает о блузке.
У Оленьки выскочил прыщ.
Из платьица выросла Тася.
И нужен жене туалет,
И требует каторжник Вася
Свободы, штанов и штиблет!
А папа, пронзив зубочисткой
Единственной мудрости зуб.
Мечтает от истины низкой.
Уйти в возвышающий клуб.
Отдаться слепому азарту
И в счастья вступить полосу,
Вот так и поставить на карту
И жизнь, и дырявое су!..
А в окнах хрипят граммофоны.
Посудой кухарки стучат.
Трещат и звенят телефоны.
Какие-то дети кричат,
И тонут в их хоре жестоком
Счастливые вздохи отцов…
А вешние воды потоком
Стекают от верхних жильцов.
