- Которая?
- Ага! Разгорелись глазки? Вот тут у меня лежит в кармане. Если будете паинькой в рассуждении аванса - так и быть, отдам!
Издатель нахмурил брови.
- Повесть?
- Она. Ха-ха! То есть такую машину закрутил, такую что небо содрогнется! Вот вам на удачу, две-три выдержки.
Писатель развернул рукопись.
"...Темная мрачная шахта поглотила их. При свете лампочки была видна полная, волнующая грудь Лидии и ее упругие бедра, на которые Гремин смотрел жадным взглядом. Не помня себя, он судорожно прижал ее к груди, и все заверте..."
- Еще что? - сухо спросил издатель.
- Еще я такую штучку вывернул: "Дирижабль плавно взмахнул крыльями и взлетел...На руле сидел Маевич и жадным взором смотрел на Лидию, полная грудь которой волновалась и упругие выпуклые бедра дразнили своей близостью. Не помня себя, Маевич бросил руль, остановил пружину, прижал ее к груди и все заверте..."
- Еще что? - спросил издатель так сухо, что писатель Кукушкин в ужасе и смятении посмотрел на него и опустил глаза.
- А...еще...вот...Зззаб...бавно! "Линевич и Лидия, стесненные тяжестью водолазных костюмов, жадно смотрели друг на друга сквозь круглые стеклянные окошечки в головных шлемах... Над их головами шмыгали пароходы и броненосцы, но они не чувствовали этого. Сквозь неуклюжую, мешковатую одежду водолаза Линевич угадывал полную волнующую грудь Лидии и ее упругие выпуклые бедра. Не помня себя, Линевич взмахнул в воде руками, бросился к Лидии, и все заверте..."
- Не надо, - сказал издатель.
- Что не надо? - вздрогнул писатель Кукушкин.
- Не надо. Идите, идите с богом.
- В-вам не нравится? У...у меня другие места есть... Внучек увидел бабушку в купальне... А она еще была молодая...
- Ладно, ладно. Знаем! "Не помня себя он бросился к ней, схватил ее в объятия и все заверте..."
- Откуда вы узнали? - ахнул, удивившись, писатель Кукушкин. Действительно, так и есть у меня.
- Штука не хитрая. Младенец догадается! Теперь это, брат Кукушкин, не читается. Ау! Ищи, брат Кукушкин, новых путей.
Писатель Кукушкин с отчаянием в глазах почесал затылок и огляделся:
- А где тут у вас корзина?
- Вот она, - указал издатель.
Писатель Кукушкин бросил свою рукопись в корзину, вытер носовым платком мокрое лицо и лаконично спросил:
- О чем нужно?
- Первее всего теперь читается естествознание и исторические книги. Пиши, брат Кукушкин, что-нибудь там о боярах, о жизни мух разных...
- А аванс дадите?
- Под боярина дам! А под "все завертелось" не дам!!!
- Давайте под муху, - вздохнул писатель Кукушкин.
* * *
Через неделю издатель Залежалов получил две рукописи. Были они такие:
1. БОЯРСКАЯ ПРОРУХА
Боярышня Лидия, сидя в своем тереме старинной архитектуры, решила ложиться спать. Сняв с высокой волнующей груди кокошник, она стала стягивать с красивой полной ноги сарафан, но в это время распахнулась старинная дверь и вошел молодой князь Курбский.
Затуманенным взором, молча, смотрел он на высокую волнующую грудь девушки и ее упругие выпуклые бедра.
- Ой, ты, гой, еси,- воскликнул он на старинном языке того времени.
- Ой, ты, гой, еси, исполать тебе, добрый молодец! - воскликнула боярышня, падая князю на грудь, и все заверте...
2. МУХИ И ИХ ПРИВЫЧКИ
(Очерки из жизни насекомых)
Небольшая стройная муха с высокой грудью и упругими бедрами ползла по откосу запыленного окна.
Звали ее по-мушиному - Лидия.
Из-за угла вылетела большая черная муха, села против первой и с еле сдерживаемым порывом страсти стала потирать над головой стройными мускулистыми лапками. Высокая волнующая грудь Лидии ударила в голову черной мухи чем-то пьянящим... Простерши лапки, она крепко прижала Лидию к своей груди, и все заверте...
Ниночка
I
Начальник службы тяги, старик Мишкин, пригласил в кабинет ремингтонистку Ниночку Ряднову, и, протянувши ей два черновика, попросил ее переписать их начисто.
Когда Мишкин передавал эти бумаги, то внимательно посмотрел на Ниночку и, благодаря солнечному свету, впервые разглядел ее как следует.
Перед ним стояла полненькая, с высокой грудью девушка среднего роста. Красивое белое лицо ее было спокойно, и только в глазах время от времени пробегали искорки голубого света.
Мишкин подошел к ней ближе и сказал:
- Так вы, это самое... перепишите бумаги. Я вас не затрудняю?
- Почему же? - удивилась Ниночка. - Я за это жалованье получаю.
- Так, так... жалованье. Это верно, что жалованье. У вас грудь не болит от машинки? Было бы печально, если бы такая красивая грудь да вдруг бы болела...
- Грудь не болит.
- Я очень рад. Вам не холодно?
- Отчего же мне может быть холодно?
- Кофточка у вас тоненькая, прозрачная... ишь вон у вас руки просвечивают. Красивые руки. У вас есть мускулы на руках?
- Оставьте мои руки в покое!
- Милая... Одну минутку... Постойте... Зачем вырываться? Я, это самое... рукав который просвечив...
- Пустите руку! Как вы смеете! Мне больно! Негодяй!
Ниночка Ряднова вырвалась из жилистых дрожащих рук старого Мишкина и выбежала в общую комнату, где занимались другие служащие службы тяги.
Волосы у нее сбились в сторону и левая рука, выше локтя, немилосердно ныла.
- Мерзавец, - прошептала Ниночка. - Я тебе этого так не прощу.
Она надела на пишущую машинку колпак, оделась сама и, выйдя из управления, остановилась на тротуаре. Задумалась:
"К кому же мне идти? Пойду к адвокату".
II
Адвокат Язычников принял Ниночку немедленно и выслушал ее внимательно.
- Какой негодяй! А еще старик! Чего же вы теперь хотите? - ласково спросил адвокат Язычников.
- Нельзя ли его сослать в Сибирь? - попросила Ниночка.
- В Сибирь нельзя... А притянуть вообще к ответственности можно.
- Ну, притяните.
- У вас есть свидетели?
- Я - свидетельница, - сказала Ниночка.
- Нет, вы - потерпевшая. Но если не было свидетелей, то, может быть, у вас есть следы насилия?
- Конечно, есть. Он произвел надо мной гнусное насилие. Схватил за руку. Наверное там теперь синяк.
Адвокат Язычников задумчиво посмотрел на пышную Ниночкину грудь, на красивые губы и розовые щеки, по одной из которых катилась слезинка.
- Покажите руку, - сказал адвокат.
- Вот тут, под кофточкой.
- Вам придется снять кофточку.
- Но ведь вы же не доктор, а адвокат, - удивилась Ниночка.
- Это ничего не значит. Функции доктора и адвоката так родственны друг другу, что часто смешиваются между собой. Вы знаете что такое алиби?
- Нет, не знаю.
- Вот то-то и оно-то. Для того чтобы установить наличность преступления, я должен прежде всего установить ваше алиби. Снимите кофточку.
Ниночка густо покраснела и, вздохнув, стала неловко расстегивать крючки и спускать с одного плеча кофточку.
Адвокат ей помогал. Когда обнажилась розовая, упругая Ниночкина рука с ямочкой на локте, адвокат дотронулся пальцами до красного места на бело-розовом фоне плеча и вежливо сказал:
- Простите, я должен освидетельствовать. Поднимите руки. А это что такое? Грудь?
- Не трогайте меня! - вскричала Ниночка. - Как вы смеете?
Дрожа всем телом она схватила кофточку и стала поспешно натягивать ее.
- Чего вы обиделись? Я должен еще удостовериться в отсутствии кассационных поводов...
- Вы - нахал! - перебила его Ниночка и, хлопнув дверью, ушла.
Идя по улице она говорила себе:
"Зачем я пошла к адвокату? Мне нужно было пойти прямо к доктору. Самое лучшее - это пойти к доктору, пусть он даст свидетельство о гнусном насилии".
III
Доктор Дубяго был солидный пожилой человек.
Он принял в Ниночке горячее участие, выслушал ее, выругал начальника тяги, адвоката и потом сказал:
- Разденьтесь.
Ниночка сняла кофточку, но доктор Дубяго потер профессиональным жестом руки и попросил:
- Вы уж, пожалуйста, совсем разденьтесь...
- Зачем же совсем? - вспыхнула Ниночка. - Он меня хватал за руку. Я вам руку и покажу.
Доктор осмотрел фигуру Ниночки, ее молочно-белые плечи и развел руками.
- Все-таки вам нужно раздеться... Я должен бросить на вас ретроспективный взгляд. Позвольте, я вам помогу.
Он наклонился к Ниночке, осматривая ее близорукими глазами, но через минуту Ниночка взмахом руки сбила с его носа очки, так что доктор Дубяго был лишен на некоторое время возможности бросать не только ретроспективные взгляды, но и обыкновенные.
- Оставьте меня!... Боже! Какие все мужчины мерзавцы!
IV
Выйдя от доктора Дубяго, Ниночка вся дрожала от негодования и злости.
"Вот вам - друзья человечества! Интеллигентные люди... Нет, надо вскрыть, вывести наружу, разоблачить всех этих фарисеев, прикрывающихся масками добродетели".
Ниночка прошла несколько раз по тротуару и, немного успокоившись, решила отправиться к журналисту Громову, который пользовался большой популярностью, славился, как человек порядочный и неподкупно честный, обличая неправду от двух до трех раз в неделю.
