- Послушай, Лена... Там кто-то сидит.
- Где сидит?
- А вот там, в столовой.
- Так это Маруся, вероятно, приехала.
- Какая Маруся?! Ей лет тридцать, она в желтом платке. Сидит за столом и мешает что-то в кастрюльке. Лицо широкое, сама толстая. Мне страшно.
- Глупый, - засмеялась Елена Александровна. - Это няня Марусина. Она ей кашку, вероятно, приготовила.
- Ня... ня?.. Какая ня... ня? Зачем ня... ня?
- Как зачем? Марусю-то ведь кто-нибудь должен нянчить?
- Ах, да... действительно. Этого я не предусмотрел. Впрочем, Марусю мог бы нянчить и мой Никифор.
- Что ты, глупенький! Ведь он мужчина. Вообще, мужская прислуга - такой ужас...
- Няня, значит?
- Няня.
- Сидит и что-то размешивает ложечкой.
- Кашку изготовила.
- Кашку?
- Ну, да, чего ты так взбудоражился?
- Взбудоражился?
- Какой у тебя странный вид.
- Странный? Да. Это ничего. Я большой оригинал... Хи-хи.
Я потоптался на месте и потом тихонько поплелся в спальню.
Выбежал оттуда испуганный.
- Лена!!!
- Что ты? Что случилось?
- Там... В спальне... Тоже какая-то худая, черная... стоит около кровати и в подушку кулаком тычет. Забралась в спальню. Наверное, воровка... Худая, ворчит что-то. Леночка, мне страшно.
- Господи, какой ты ребенок. Это горничная наша, Ульяша. Она и там у меня служила.
- Ульяша. Там. Служила. Зачем?
- Деточка моя, разве могу я без горничной? Ну посуди сам.
- Хорошо. Посудю. Нет, и... что я хотел сказать!.. Ульяша?
- Да.
- Хорошее имя. Пышное такое, Ульяния. Хи-хи. Служить, значит, будет? Так. Послушай: а что же нянька?
- Как ты не понимаешь: нянька для Маруси, Ульяша для меня.
- Ага! Ну-ну.
Огромная лапа сдавила мое испуганное сердце. Я еще больше осунулся, спрятал голову в плечи и поплелся: хотелось посидеть где-нибудь в одиночестве, привести в порядок свои мысли.
- Пойду на кухню. Единственная свободная комната.
* * *
- Лена!!!
- Господи... Что там еще? Пожар?
- Тоже сидит!
- Кто сидит? Где сидит?
- Какая-то старая. В черном платке. На кухне сидит. Пришла, уселась и сидит. В руках какую-то кривую ложку держит, с дырочками. Украла, наверное, да не успела убежать.
- Кто? Что за вздор?!
- Там. Тоже. Сидит какая-то. Старая. Ей-богу.
- На кухне? Кому ж там сидеть? Кухарка моя, Николаевна. там сидит.
- Николаевна? Ага... Хорошее имя. Уютное такое. Послушай: а зачем Николаевна? Обедали бы мы в ресторане, как прежде. Вкусно, чисто, без хлопот.
- Нет, ты решительное дитя!
- Решительное? Нет, нерешительное. Послушай: в ресторанчик бы...
- Кто? Ты и я? Хорошо-с. А няньку кто будет кормить? А Ульяну? А Марусе если котлеточку изжарить или яичко? А если моя сестра Катя к нам погостить приедет?! Кто же в ресторан целой семьей ходит?
- Катя? Хорошее имя, - Катя. Закат солнца на реке напоминает. Хи-хи.
* * *
Сложив руки на груди и прижавшись спиной к углу, сидел на сундуке в передней мой Никифор. Вид у него был неприютный, загнанный, вызывавший слезы.
Я повертелся около него, потом молча уселся рядом и задумался: бедные мы оба с Никифором... Убежать куда-нибудь вдвоем, что ли? Куда нам тут деваться? В кабинете - Лена, в столовой - няня, в спальне - Маруся, в гостиной - Ульяша, в кухне - Николаевна. "Гнездышко"... хотел я свить, гнездышко на двоих, а потянулся такой хвост, что и конца ему не видно. Катя, вон, тоже приедет. Корабль сразу оброс ракушками и уже на дно тянет, тянет его собственная тяжесть. Эх, Лена, Лена!..
- Ну, что, брат, Никифор! - робко пробормотал я непослушным языком.
- Что прикажете? - вздохнул Никифор.
- Ну, вот, брат, и устроились.
- Так точно, устроились. Вот сижу и думаю себе: наверное, скоро расчет дадите.
- Никифор, Никифор... Есть ли участь завиднее твоей: получишь ты расчет, наденешь шапку набекрень, возьмешь в руки свой чемоданчик, засвистишь, как птица, и порхнешь к другому холостому барину. Заживете оба на славу. А я...
Никифор ничего не ответил. Только нашел в полутьме мою руку и тихо пожал ее.
Может быть, это фамильярность? Э, что там говорить!.. Просто приятно, когда руку жмет тебе понимающий человек.
* * *
Когда вы смотрите на изящную, красивую женщину, - бойко стучащую каблучками по тротуару, - вы думаете: "Какая милая! Как бы хорошо свить с ней вдвоем гнездышко".
А когда я смотрю на такую женщину, - я вижу не только женщину бледный, призрачный тянется за ней хвост: маленькая девочка, за ней толстая женщина, за ней худая, черная женщина, за ней старая женщина с кривой ложкой, усеянной дырочками, а там дальше, совсем тая в воздухе, несутся еще и еще: сестра Катя, сестра Бася, тетя Аня, тетя Варя, кузина Меря, Подстега Сидоровна и Ведьма Ивановна... Матушка, матушка, - пожалей своего бедного сына!..
* * *
Невинный, безопасный, кроткий вид имеет ручная граната, мирно лежащая перед вами.
Возьмите ее, взмахните и подбросьте: на клочки размечется вся ваша так уютно налаженная жизнь, и не будете знать, где ваша рука, где ваша нога!
О голове я уже и не говорю.
