Топилина (сдержанно). Захвачу! Захвачу...
Топилин медленно уходит. Слышится песня:
«За рекой, на горе,
Лес зеленый шумит;
Под горой, за рекой,
Хуторочек стоит».
Дом Егоровых. Сравнительно большая комната с окнами, выходящими в садик. На стенах много фотографий в пестрых, отливающих перламутром рамках. Висит плакат о повышении удоя коров. Стол обеденный, простой, покрытый белой скатертью; маленький столик, придвинутый к стене, между окнами. Ученическая чернильница, около нее несколько тетрадей. На этажерке — сочинения Ленина, Мичурина. В углу — простая железная кровать с высоко взбитыми подушками. На стене, над столиком, — черная тарелка громкоговорителя. У стены — горка с простой посудой. На окнах — легкие кисейные занавески. Несколько стульев стоят возле обеденного стола. Егоров ходит по комнате. Егорова сидит на стуле с полотенцем в руке, машинально вытирая посуду.
Егоров. Ты пойми, куриная твоя голова, в какое положение ты меня ставишь!
Егорова. Да я...
Егоров. Молчи! Раззвонила на весь хутор, что Новохижина приписала виноград... И что?! И что?!
Егорова (спокойно). Говори, говори, я потом скажу.
Егоров. Проверили. Правильно оказалось... Грамм в грамм... Как же ты не понимаешь, что я секретарь партийной организации колхоза? Ты должна беречь мой авторитет, а ты меня перед людьми выставляешь как дурня безвольного, что свою скаженную жену укротить не в силах.
Егорова. Говори... говори... Мое слово последнее.
Егоров. Учти, Домна: ежели еще раз подобное допустишь — выпорю!
Егорова (оторопела). Меня — выпорешь?
Егоров. Выпорю! Так батогом пройдусь — забудешь, на чем сидела.
Егорова. А ежели я тебя выпорю?
Егоров. Ты — меня?!
Егорова. Думаешь, как ты секретарь, так я язык себе проглотить должна?
Егоров. Где тебе проглотить, подавишься еще, длинный слишком.
Егорова. И не подумаю... Мой язык — одна защита против ваших безобразиев. И ты мне язык мой не глуши! Подумаешь, Лизка Новохижина, гулена зта, обогнала меня... так я и слова сказать не моги?!
Егоров. Да ты говори, только правду... Ты уж признай, что виновата! (Подходит к Домне.)
Егорова. А тебе легше будет?
Егоров. Легше.
Егорова. А мне тяжельше...
Егоров. Не признаешь все-таки?
Егорова. Нечего мне признавать! (Почти со слезами.) А ты, изверг партийный, доколе мы без коровы жить будем?
Егоров. Тебе уж сразу и корову подавай!
Егорова. Животновод липовый! Колхоз, колхоз, а я должна по соседям побираться. (Указывая на плакат.) Повесил картину на стену и решил, что от ее молоко будет, сметана пойдет?
Егоров. Возьмем телку с весны...
Егорова. С весны ты можешь себе хоть быка брать. А мне сначала подавай корову.
Егоров. А где я тебе ее возьму?
Егорова. Купи!
Егоров. А деньги где?
Егорова. Найди!
Егоров. Вздорная ты женщина — и все!
Егорова. Я вздорная? А у вас что в колхозе делается?
Егоров. Что делается? Ничего не делается!
Егорова. Топилина ваша, краля, с которой носитесь... в партию свою приняли... частное хозяйство возрождает...
Егоров. Что ты мелешь?
Егорова. Супруг заявился, на колхозной земле живет, хлебушек наш потребляет да на колхоз посмеивается... Им приусадебной землицы хватит, чтоб частное хозяйство возродить...
Егоров. Правительство поощряет колхозников личным хозяйством заниматься, чтобы жизнь улучшить.
Егорова. Ты лекцию мне не читай, без тебя знаю, чего правительство поощряет, а чего нет. Топилина для видимости в колхозе, а он себе знай колья тешет для своего виноградника... И где леса для подпор взял? Раз-два — в район смотался. Ольховатов и кобылку жеребую не пожалел — привез. Для колхозников и заболеть нельзя, коней не дадут, а тут — пожалуйста вам, даже арбу пароконную дадут для единоличника.
Егоров. Для какого единоличника? Очумела ты, Домна.
Егорова. А кто же тебе Степан Топилин, колхозник?
Егоров. Лошадь-то Топилиной давали?!
Егорова (безжалостно). А ты всю эту безобразию прикрываешь. Топилина тебе колхоз по веточке растащит, а ты все ее прославляешь... Передовая да боевая... Нюрку Новохижину уговорила передать в совхоз к Ажинову... Тоже дело темноватое. Председатель отказал, так Топилина заграбастала его, и... сдался председатель. Она, конечно, для Ажинова не то что Нюрку, отца родного с бородой в придачу отдаст... Чего полюбовник скажет, то она и сделает... Передовая!
Егоров. Остановись, Домна. Чего напраслину на честную женщину возводишь?
Егорова. Честная? Интересно, давно она честной стала? А какая честная с Лизкой Новохижиной водиться будет?
Егоров. Ты у всех ворота дегтем готова вымазать!
Егорова. И дегтя-то жалко... А ежели хочешь знать, передовая ваша из передовой вылетит зараз... Не больно она колхозными делами интересуется, как Степан приехал. День придет в бригаду, день и носа не кажет... Все на Лизку переваливает, та и ходит гордая.
Егоров. Ты уже и Новохижиной завидуешь?
Егорова. Позавидуешь с тобой... Одно и знаешь только — животноводство свое да партийные дела... (С неожиданной обидой.) У Лизки хучь кавалеры не переводятся!
Егоров (растерянно). Ошалела, совсем ошалела баба! Говорить-то с тобой противно! Сына в армию призвали, а ты об чем думаешь? Вот уж действительно сбесилась! Тьфу! (Резко выходит из комнаты.)
Егорова (вслед ему). А ты не плюйся! Не спеши уходить-то... Ученая личность какая! Плакатиками развлекаешься. Все книжечки да книжечки. Вот дадут тебе по переплету один раз, так вспомнишь Домну свою... До всего дело есть, а как себе коровушку купить, так и рублев нету. (Почти плача.) И я не хороша... Двадцать годков прожила — хороша была, сына в танкисты воспитать — хороша была, а зараз негодная стала... Старая стала... (Плачет навзрыд.) От я в район поеду, коня возьму... Уж возьму, два коня возьму, бричку запрягу, уж не откажут! Твоему партийному начальству скажу, как ты над женой своей куражишься. (Плачет, вытирая полотенцем давно вытертую, сухую посуду.)
Открывается дверь, в комнату осторожно входит Коньков.
Коньков. Извините, Домна Ивановна...
Егорова (вздрогнув от неожиданности). Ах, кто это тут?
Коньков. Я, Домна Ивановна.
Егорова (спокойным голосом). Чего пожаловал?
Коньков. До Никиты Федоровича дело имеется.
Егорова. Какое такое дело?
Коньков. У меня до него дело...
Егорова. Слушаю тебя...
Коньков. А вы как же, своего мужа по всем вопросам замещаете?
Егорова. Когда надо, замещаю.
Коньков. Что же, это просто роскошно, Домна Ивановна... Тут по строительству силосной башни соображение есть. Поскольку в борьбе за силос — башня износилась... Может вашему супружнику попасть от районного начальства, ежели, конечно, буренушки колхозные без кормов на зимний период останутся.
Егорова. Из-за какой же такой печали они без кормов останутся?
Коньков. Медленно строят башню, Домна Ивановна.
Егорова. А чего ж ты к моему мужу обращаешься? Председатель колхоза имеется, а Никита — секретарь партийный.
Коньков. Он животновод колхозный, Никита Федорович. Отвечать он будет перед колхозом.
Егорова. А тебе-то какое дело до того?
Коньков. Мое дело — смотреть за здоровьем поголовья.
Егорова. А время-то хватает у тебя?
Коньков. Это в связи с чем же вы такой вопрос задаете?
Егорова. Примечают, что ты за другим поголовьем больше присматриваешь...
Коньков. Я свои обязанности выполняю хорошо.
Егорова. У Лизаветы надо справку взять.
Коньков. Лизавета Николаевна здесь ни при чем... Я человек семейный, у меня детишки растут.
Егорова. Лизавета трудодней много нагоняет, заместо Топилиной старается. На тебя-то время остается?
Коньков. Напрасно вы, Домна Ивановна, гражданку Новохижину к моей фамилии привязываете.
Егорова. Или отставку получил?
Коньков. Пустые ваши разговоры.
Егорова. Коли были б пустые, я б на тебя секунды не тратила.
