— Пойдем, — сказала Шарлотта. — Думаю, нам пора попрощаться. Мне еще нужно успеть на поезд, у меня нет желания не него опаздывать.
— Одну минуту. Умоляю тебя, Шарлотта…
Она уже успела забыть его голос, приятный и странно привлекательный, когда он говорил, обычно медленно растягивая слова.
— Я думал о тебе все эти три года, и вот ты здесь. Пожалуйста, не перебивай меня. Ты должна выслушать то, что я хочу сказать, даже если тебе это не понравится. Ты помнишь, Шарлотта…
— У меня плохая память, — сказала она сухо.
Она продолжала идти. Он шел рядом, страстно и торопливо говоря ей что-то, поскольку времени оставалось очень мало.
— Я с ужасом думаю о том, что ты скоро уезжаешь, Шарлотта. О том, что ты уедешь и вычеркнешь меня из своей жизни. Но я тебя не забуду.
Она не отвечала. Низко наклонив к ней голову, он перевел ее через улицу. Альфонс изменился. Он возмужал, немного огрубел; вероятно, сама жизнь выгравировала усталые чувственные складки вокруг его рта и серых глаз. Но он все еще был красив. Не так, как раньше, конечно, но теперь его красота стала более опасной.
— Твои появления на званых чаепитиях у жены префекта, должно быть, производили фурор, — заметила она.
— Нет. О, если бы ты только знала, как мало для меня значат эти люди, этот город… Вот ты — совсем другое. Ты затмеваешь их всех, никто из них не может сравниться с тобой. Все они противные. Посмотри на них. Девушки глупы, а замужние женщины — ханжи и невероятно скучны. Мужчина может умереть здесь со скуки.
Его презрение к местному обществу усиливалось еще тем, что ему пришлось снизойти до их уровня, чтобы с помощью выгодной женитьбы проложить себе путь в высшее провинциальное общество. Денег его отца оказалось недостаточно для этого. Женитьба на Жозефине д'Эспар дала ему положение в обществе, и он уже по праву занял свое место в светских кругах. Но потом это его уже не удовлетворяло. Он считал светских людей ничтожествами, и его оскорбляла необходимость угождать им. Теперь он понял, что его состояние добавило мало блеску потускневшему гербу д'Эспаров и принесло сомнительное признание лишь горстки весьма ограниченных людей. Тогда он сказал себе, что с такими доходами он неплохо мог ты устроиться и в столице.
Шарлотта продолжала молчать. Альфонс быстро шел, еле сдерживая смутную жажду мести.
— Если рассказать тебе, как я мучился со вчерашнего дня… Я не спал всю ночь, думая о тебе, о нашем прошлом.
Шарлотта это знала, так как своими глазами видела, как он бродил под ее окнами. Его пылкость ей нравилась, но она предпочла не воспринимать это серьезно, а сохранить вид холодной снисходительности.
— Ты продолжаешь жить мечтами, — сказала она. — Прошлое может быть обманчивым. Я сама пришла на эти улицы в поисках воспоминаний, хотя, — добавила она быстро, — мои воспоминания совсем другие. Но все это заблуждения. Видишь ли, мы всегда в своем воображении приукрашиваем прошлое.
— Ты стала еще красивее, чем была, Шарлотта. Нас связывает не только прошлое. У нас должно быть и будущее.
— Будущее? У нас? Это что-то очень неопределенное, мне кажется. Я вдова. У меня своя жизнь. К тому же ты женат, мой дорогой. — Она весело засмеялась.
— Ты создана быть моей.
— Ты смешон.
— Я люблю тебя, — сказал он печально.
Он схватил ее за руку, в то время как она продолжала идти:
— Я любил тебя, Шарлотта.
— Наверное, я тоже любила тебя. В двадцать лет человек должен быть в кого-то влюблен.
— Я и сейчас люблю тебя, — сказал он.
— Поверь мне, это иллюзия.
— Ты уверена?
— Мне не следовало бы тебя слушать. Я, конечно, не стала бы этого делать, если бы не была уверена, что все это простое ребячество.
— Пойдем со мной, — взмолился он. — Рядом парк. Пойдем.
— Тебе еще повезло, что у меня нет никакого желания показываться с тобой на людях.
Она пошла с ним, уверенная в себе, убежденная в том, что не поддастся прошлому. Она села на старую скамейку возле статуи обнаженной женщины, держащей змею. Альфонс сел рядом, пожирая ее глазами. Она почувствовала, как сердце ее смягчилось.
— Ты прекрасна. Твое платье просто очаровательно. Здешние женщины совершенно не умеют одеваться. Шарлотта, Шарлотта…
Для него она была олицетворением Парижа. От носков туфель до локонов прически она была окутана загадочной дымкой утонченности, и его желание стало каким-то болезненным, приобрело характер навязчивой идеи.
— В скором времени мне придется поехать в Париж, — неожиданно сказал он. — Возможно, я даже получу там должность.
— Это было бы неплохо.
— Смогу ли я тебя видеть?
— Не думаю.
— Как друг…
— Но ты же не друг, — засмеялась она.
— Я могу быть больше, чем другом. — Он положил свою руку на ее, и Шарлотта прекратила смеяться.
— У тебя странное чувство юмора, которое, боюсь, я не могу с тобой разделить…
— Ты меня боишься?
— Конечно, нет.
— Так что же тебя пугает? Мои слова или что-то другое?
— Ничего. И позволь тебе напомнить, что ты женат.
Она смотрела на красивое лицо со следами давно подавляемого честолюбия и чрезмерных увлечений. Альфонс все еще был очень привлекательным, и появившийся в его взгляде оттенок упрямого желания, а также вид его страстно сжатых губ вызывали в Шарлотте ощущение опьянения, какое бывает после выпитого горячего вина. У нее закружилась голова.
— Я не люблю свою жену, — сказал он спокойно. — Я несчастен, так же, как и она. Она не любит меня. Я люблю тебя.
— Любой женатый мужчина говорит, что не любит жену, как только оказывается в обществе другой женщины.
— Какая осведомленность! Ты хорошо знаешь мужчин!
— Достаточно, чтобы не обращать внимания на тебя.
— Ты обманывала старого бедного Флоке?
— Даже если и обманывала, тебе об этом вряд ли сказала бы!
Она попыталась подняться, но он легким движением заставил ее снова сесть. Его глаза наполнились болью:
— Ты любишь кого-то еще?
— Да, — ответила она.
— Кого же?
— Того, кого ты никогда не поймешь.
— Так мы встретимся в Париже?
— Не думаю.
Они стояли и смотрели друг другу в глаза, пытаясь скрыть за своими колкостями то чувство, которое прежде заставляло замирать их сердца. Альфонсу даже страшно было подумать, что она уйдет и оставит его одного наедине с его желанием. Он любил ее. Он всегда любил ее. В прошлом он потерял ее, потому что был трусом; никакая другая женщина не пробуждала в нем столь глубоких чувств. Почему он разрешил ей тогда уйти? О, Шарлотта, вспомни нашу молодость! Ты была создана для меня. Мы ничего не понимали в этом мире, и в своей игре проиграли обе наши жизни. Она была прекрасна и в то время, а теперь, в пору своего расцвета, стала просто великолепна. Какой женой она могла бы для него стать! Какой любовницей она могла стать для него даже сейчас!
