— Я приеду, — сказал он. — Я напишу и приеду, чтобы тебя увидеть.
— Меня не будет дома.
— Я все равно приеду.
— Умоляю тебя никогда этого не делать.
Она изо всех сил старалась быть холодной и твердой, но прошлое наплывало на них с новой силой, воскрешая в памяти все очарование любви, которую, как она думала, она уже давно забыла. Но в этот раз счастье должно победить.
Поднялся ветер, и вокруг них закружились засохшие листья, а они все стояли неподвижно друг перед другом. По глазам Альфонса она поняла, что он намерен обязательно приехать в Париж и что, будучи в плену своей страсти и боли, он постарается сделать все, лишь бы превратить разбитые воспоминания в нечто гораздо большее.
Шарлотта села на поезд, уходящий в полдень. Пело проводил ее до станции. В купе, кроме нее, никого не было. Поезд тронулся, и Шарлотта увидела, как мелькнул край платформы, а затем из-под колес потекли бесконечные линии рельсов. Вскоре за окном замелькал сельский пейзаж; монотонные виды, мелькнув перед глазами, убегали в небытие.
Перед глазами Шарлотты вырисовывались очертания лица Альфонса, сначала смутные, потом все более четкие. Его слова, которые, как ей казалось, она не слышала, звучали у нее в ушах неотвязно, с поразительной отчетливостью. Чем дальше уходил поезд от Ниора, тем четче вставала в ее памяти утренняя встреча с Альфонсом.
Чувство, которое она пыталась скрыть от самой себя, теперь наполняло ее грудь. Ее неумолимо тянуло к Альфонсу. Его страсть согревала ее даже на расстоянии. Наконец ее глаза закрылись от изнеможения. Под стук колес она впала в полузабытье и вдруг с удивлением обнаружила, что лицо Альфонса в ее памяти уступило место смутному образу молодого человека, которого она встретила пятнадцатого числа в день рождения императора. Альфонс. Юноша. Альфонс. Он повзрослел. Ему нравятся женщины. Каким любовником он мог бы стать? Он и она — в мечтах. Глупое женское любопытство. Опасные мысли? Конечно, нет! Никому не запрещено мечтать… Женщина отдает только то, что пожелает…
Собачий парикмахер Робинсон почти каждый день располагался со своими инструментами у боковой двери бельвильской церкви. Это был странный человек. Ни дождь, ни ветер не мешали ему, спасаясь от непогоды, прогуливаться под небольшим навесом в стене, чтобы обслуживать дамских любимцев.
Однажды вечером, в конце октября, ежась под моросящим дождем, маленький и грязный уличный мальчишка шагал по темной улице, направляясь к убежищу парикмахера. В это время дня на улице было малолюдно. Из дверей церкви вышел священник и направился домой. Вскоре улицы совсем опустели.
— Привет, босяк, — бодро приветствовал мальчишку парикмахер, — куда держим путь?
— Меня послал Фраппе, — весело сообщил мальчишка. — Ты ему нужен. Он велел мне немедленно привести Робинсона.
— Что ему нужно?
— Пойди, спроси сам. У тебя есть ноги. Или гони монету.
Парикмахер порылся в кармане и бросил мальчугану монетку, которая укатилась в канаву. Мальчик подобрал ее, обтер о штаны и сунул в карман.
— Фраппе просто просил прийти. Ты ему срочно нужен.
— И это все?
— Я только знаю, что это срочно. Может, ему нужно постричь его барбоса, я не знаю.
Направившись дальше вдоль канавы, он бросил как бы невзначай:
— Фраппе тебе сам скажет, что ему нужно. Мне велено было передать, и все.
Робинсон, что-то бурча себе под нос, стал собирать инструменты в старый потрепанный кожаный саквояж. Затем он позвал свою собаку; она подошла к нему и встала, вопросительно подняв свою маленькую морду.
— Шевелись, Робинсон, — кинул ему мальчишка через плечо, — Фраппе ждет.
— Ладно, проваливай.
Робинсон в сопровождении собаки зашагал в другую сторону улицы. Вот наконец и лавка мясника на углу.
Мясник, высокий худой человек с морщинистым лицом, поприветствовал его:
— Это ты, Робинсон?
— Давай сюда мои штучки, — сказал тот.
Робинсон ждал, стоя в маленьком магазинчике с посыпанным опилками полом, в то время как мясник рылся в шкафу. Лицо у собачьего парикмахера, когда он не улыбался, приобретало какое-то напряженное, звериное выражение. Из задней двери магазинчика высунулось женское лицо и принялось его разглядывать, но Робинсон не заметил этого. Его светлые, почти бесцветные глаза невидяще смотрели прямо перед собой.
— Вот, это будет на три су, — сказал мясник.
Робинсон взял сверток, заплатил и вышел вместе с собакой, вертящейся у его ног. Трое мальчишек побежали вслед.
— Старая гиена Робинсон! Жри свои тухлые потроха!
— Старая свинья! Мусорщик! Шакал!
Робинсон ковылял дальше, неся сверток под мышкой. Он был известен своим пристрастием к испорченному мясу, которое продавали некоторые мясники. Он утверждал, что брал его для собаки, но все знали, что он ел его сам.
Голоса ребят смолкли вдали, а Робинсон все шел по улице с собакой, следовавшей за ним словно тень, пока не показались карьеры, сразу за Буате-Шомоном. В этих огромных котлованах добывали гипс, который, как говорили, экспортировался из Парижа в Соединенные Штаты. В течение дня огромные карьеры содрогались от грохота отбойных молотков и лопат, а в тихом мраке ночи эти места превращались в другой мир, обитатели которого находили себе на несколько часов пристанище в меловых пещерах. Кто только не скрывался в каменоломнях Бельвиля: беглые преступники, бездомные бродяги и прочие отбросы общества, присущие крупным городам.
Раздался пронзительный свист, и из темноты за спиной Робинсона возникла чья-то фигура.
— Фраппе?
— Да. Все в порядке. Я жду тебя. Где тебя носило?
Перед собачьим парикмахером стоял худой и бледный юноша в тесно облегающих штанах и куртке и в кожаной кепке. На нижней губе у него висела сигарета.
— Ты можешь сделать мне одолжение? — спросил Фраппе. — Ты знаешь все ходы. Достань мне врача, быстро. Мой напарник попал в беду.
— А кто твой компаньон?
— Не задавай лишних вопросов. Я же сказал — напарник, и это все. Один из тех, кого я знал еще там.
— Хорошо. Это твое дело. Я просто хотел…
— За добро надо платить, Робинсон. В прошлом месяце я вытащил кое-кого из беды. Я оказал тебе эту услугу, и думаю, ты отплатишь мне тем же. Говорят, ты дружишь с доктором Тулузом, который живет возле церкви. Приведи его сюда, быстро.
Они поговорили еще с минуту, и Робинсон отправился обратно, опять в сопровождении своей собаки. Фраппе догнал его.
— У тебя хватит денег, чтобы его подмазать? Не скупись, а то он и с места не сдвинется.
— Я заплачу, — коротко ответил Робинсон, — отдашь как-нибудь потом.
