Очевидная неопытность горничных удивила ее. Человек, занимающий такое положение, как мистер Бронсон, должен быть окружен безупречной челядью. Вышколенный слуга всегда спокоен и выполняет свою работу, оставаясь при этом как бы частью обстановки. Он ни в коем случае не привлечет к себе внимания и скорее даст себя расстрелять, нежели улыбнется в присутствии гостя.
Когда приготовления наконец были закончены и горничные удалились, Холли принялась расстегивать пуговки на запястьях своих серых перчаток и аккуратно стягивать их. Заметив внимательный взгляд мистера Бронсона, она вопросительно улыбнулась.
– Я займусь чаем? – предложила она, кивнув на накрытый стол, и он кивнул в ответ и снова устремил взгляд на ее руки.
В глазах Бронсона был некий тревожный блеск, и Холли показалось, будто она расстегивает блузку, а не перчатки. Обнажить кисти рук перед джентльменом – вещь обыкновенная, но взгляд его заставлял думать иначе.
Она налила кипятку в чайник севрского фарфора, чтобы он нагрелся, потом вылила эту воду в фарфоровую миску. Со знанием дел она отмерила и высыпала ароматные чайные листочки в чайник и долила водой. Пока чай заваривался, Холли клала на тарелочки сандвичи и бисквиты и вела светский разговор. Бронсон, казалось, был доволен тем, что она взяла инициативу на себя.
– Вы поместили в своей библиотеке прекрасное собрание портретов, мистер Бронсон.
– Предки чужих людей, – сухо отозвался он. – Мои были не из тех, кто позирует художнику.
Холли приходилось слышать, что нувориши так поступают – развешивают у себя дома какие-нибудь портреты, чтобы создать впечатление, будто у них блестящая родословная. А вот Закери Бронсон без всякого стеснения признавался в этом.
Она подала ему маленькую тарелочку и салфетку.
– Вы живете здесь один?
– Нет, со мной обитают моя матушка и сестра Элизабет.
Холли была чрезвычайно заинтересована.
– Кажется, никто раньше не говорил, что у вас есть сестра.
Бронсон отвечал с крайней осторожностью:
– Я дожидался подходящего момента, чтобы ввести Элизабет в общество. Боюсь – так уж сложились обстоятельства, – что с ней будут затруднения. Ее не научили, как… – Он замолчал, явно подыскивая определение для всего того, что требуется от молодой женщины, стремящейся попасть в высший свет.
– Я понимаю, – кивнула Холли, и брови ее сдвинулись. Действительно, девушке, которая не получила надлежащего воспитания, придется трудно. Общество иногда бывает беспощадно. Семья Бронсонов ничем не замечательна, кроме денег, и единственное, на что они могут рассчитывать, это на толпу охотников за приданым, которая набросится на Элизабет. – Вы не думаете послать ее в пансион для девиц, мистер Бронсон? Если хотите, я могла бы рекомендовать вам…
– Ей двадцать один год, – сказал он откровенно. – Она будет там старше всех девушек, и она уже сообщила мне, что скорее умрет, чем поедет туда. Элизабет хочет жить дома.
– Конечно. – Холли ловко наливала чай через маленькое серебряное ситечко с ручкой в виде птицы. – Вы любите крепкий чай, или вам долить кипятку?
– Крепкий, пожалуйста.
– Один кусочек или два? – спросила она, держа над сахарницей изящные щипчики.
– Три. И без молока.
Холли не смогла сдержать улыбку.
– Вы сластена, мистер Бронсон.
– Это плохо?
– Вовсе нет, – мягко ответила Холли. – Просто мне пришло в голову, что вам понравилось бы чаепитие в компании с моей дочерью. Для Розы три куска – это самая меньшая порция.
– Значит, как-нибудь я попрошу Розу налить мне чаю.
Холли не совсем поняла, что он имеет в виду, но смутилась: слова его предполагали возможную близость, намек на фамильярность. Она отвела глаза и снова занялась чаем. Налив чашку для Бронсона, она налила себе, добавив немного сахара и щедро долив чай молоком.
– Моя мать сначала наливает молоко, – заметил наблюдавший за ней Бронсон.
– Вероятно, вам стоило бы сообщить ей, что легче судить о крепости чая до того, как туда добавишь молока, – пробормотала Холли. – Аристократия склонна относиться с пренебрежением к тем, кто сначала наливает молоко. Так обычно делают няни, прислуга и…
– Люди моего класса, – закончил он, усмехнувшись.
– Да. – Холли заставила себя встретиться с ним взглядом. – О женщине, не получившей хорошего воспитания, говорят, что она «из тех, кто сначала наливает молоко».
С ее стороны было весьма самонадеянно давать такие советы, пусть даже и с добрыми намерениями, и будь на месте ее собеседника кто-то другой, мог бы и оскорбиться. Но Бронсон принял совет без всякого смущения.
– Я скажу мамаше, – проговорил он. – Спасибо.
Немного успокоившись, Холли протянула руку за бисквитом. Он был нежный и сладкий – превосходное дополнение к свежему чаю.
– Сегодня у вашей кухарки удачный день, – улыбнулась Холли, откусив кусочек.
Бронсон засмеялся тихим низким смехом, совершенно неотразимым.
– Слава Богу, – сказал он.
После этого разговор пошел легко и приятно, хотя Холли странно было находиться наедине с мужчиной, который не был ни ее родственником, ни давнишним знакомым. Но восхищение Закери Бронсоном пересилило ее неловкость. Рядом с этим честолюбивым и энергичным человеком все остальные знакомые ей мужчины казались слабыми, бездеятельными существами.
Она пила чай и слушала, как он описывает недавние опыты с паровыми экипажами, или локомотивами, проводимые в Дьюрхеме. Он рассказывал о форсунках, впрыскивающих горячую воду в бойлеры, о струях пара, которые проходят через трубы, и о разных попытках улучшить тягу в топке, чтобы увеличить мощность. Он заявил, что скоро настанет день, когда локомотивы будут использоваться не только для перевозки грузов, но и скота и даже людей и рельсовые дороги появятся во всех крупных городах Англии. Холли отнеслась к его рассказам скептически, но была очарована. Такого рода вещи джентльмены редко обсуждают с дамами, поскольку считается, что дам гораздо больше интересуют семейные, светские и религиозные дела. Как приятно услышать что-то, кроме светских сплетен! К тому же Бронсон так доходчиво объяснял техническую сторону дела, что Холли легко все поняла.
Закери Бронсон явился из мира, настолько отличающегося от ее привычного окружения, – мира бизнесменов, изобретателей, предпринимателей… Очевидно было, что он никогда не станет своим в среде чопорных аристократов, только и озабоченных сохранением многовековых традиций. Но при этом было также очевидно, что он твердо решил завоевать себе место в высшем обществе, и да поможет небо всякому, кто попытается помешать ему.
«Наверное, жить с ним крайне утомительно, – подумала Холли. – Интересно, как это его мать и сестра справляются с его неукротимой энергией? У него такой деятельный ум, такие разнообразные интересы и такой нескрываемый аппетит к жизни – просто поразительно! Да есть ли у него время, чтобы спать?» Она мысленно сравнила его с Джорджем, любившим долгие неторопливые прогулки, спокойное совместное чтение у камина в дождливые вечера и праздное времяпрепровождение по утрам, когда они вместе наблюдали за дочкой. Холли представить себе не могла Закери Бронсона спокойно сидящим и любующимся такой обыденной картиной, как младенец, который учится ползать.