– Полагаю, мне придется делать это самому. А вот насколько трудно все остальное? Если ты могла заниматься всеми этими делами столько лет, то…
От изумления у меня отвисла челюсть. Даже теперь, по прошествии восьми лет, если бы я не проявляла крайней осторожности и прилежания, то выстроенный мною окружающий мир неизбежно обрушился бы нам на головы.
– Если ты действительно так полагаешь, то мне начинает казаться, будто ты готов с радостью избавиться от меня.
Он получит по заслугам, если мистер Тримбл все испортит. Так ему и надо.
– Адмирал говорит, что большинство девушек в твоем возрасте давно обручены, если уже не замужем. Честное слово, я как-то упустил из виду, что ты уже совсем взрослая. Не представляю… – Он тяжело вздохнул. – Мне следовало отпустить тебя много лет назад. – Он вперил в меня пронзительный взгляд. – И когда ты успела повзрослеть? И почему я не заметил этого раньше?
Он многого не замечал после смерти матери, причем на протяжении долгого времени. Но какой смысл ворошить прошлое и унижать его напоминанием о перенесенных страданиях? Я отвела в сторону очередную ветку и помогла отцу перебраться через упавшее дерево.
– Ты уверен, что готов предпочесть его мне?
– Разумеется, уверен. Можешь считать себя свободной от любых обязательств. И не обращай на нас внимания.
Не обращать внимания? Что ж, так тому и быть. Я оставлю их без присмотра на некоторое время. А потом, когда первый же счет останется неоплаченным, когда образцы, собранные его корреспондентами, перестанут приходить, когда ведро на лестнице переполнится, отцу не потребуется много времени, чтобы указать мистеру Тримблу на дверь и смиренно попросить меня вернуться.
* * *
Мы нашли несколько хороших экземпляров зонтичной сныти обыкновенной[15] и ржавого тысячелистника и немного погодя, когда солнце уже взошло, а по дороге вовсю пылили повозки и тачки, направились обратно домой. Свернув на нашу тропинку, отец вдруг остановился и ткнул своей тростью куда-то вверх.
– Как, по-твоему, что он там делает?
– Где? – Проследив за направлением его палки, я с изумлением увидела мистера Тримбла, сидящего на коньке крыши. – Понятия не имею.
Отец приложил ладонь ковшиком ко рту и окликнул молодого человека.
Мистер Тримбл выпрямился и помахал нам рукой в ответ, но заговорил, лишь когда мы подошли поближе.
– Полагаю, что обнаружил то место, где крыша протекает.
– Вы обнаружили что? – Отец перевел взгляд на меня, недоуменно нахмурившись.
– Место, где крыша протекает. Вода попадает вниз, на лестницу, где у нас сгнила ступенька.
– Ах, вот оно что! В таком случае продолжайте. – Отец постучал ногами о стойку крыльца, оббивая грязь с башмаков, после чего прошел в дом.
Сверху до меня донесся голос мистера Тримбла:
– Мисс Уитерсби?
Я вернулась во двор, чтобы лучше видеть его.
– Вот вы где! Вы случайно не знаете, у вас есть в хозяйстве молоток? Вы не могли бы попросить мальчишку-слугу принести его?
– У нас нет слуг. – У нас есть я.
– Тогда, быть может, вы сами скажете, не найдется ли у вас молотка?
– Понятия не имею.
– Ваша крыша изрядно прогнила, хотя кто-то подставил ведра на чердаке в тех местах, где течет, по-видимому, сильнее всего.
Это была я. И сделала это сразу же, как только мы переехали сюда. А дыра в крыше действительно была преогромной.
– И что же, нам понадобятся еще ведра? Вы это хотите сказать?
– Нет. Я хочу сказать, почему бы вам не починить крышу?
– Мне? Полагаю, для этого мне понадобятся доски и много гвоздей, мистер Тримбл. – А поскольку их у меня не было, то я прекрасно обходилась ведрами. Покачав головой, я соскребла грязь с башмаков и вошла в дом.
Вскоре появился и мистер Тримбл. Но он, должно быть, вошел через окно на верхнем этаже, поскольку передняя дверь оставалась закрытой.
– Нет, все-таки дыру в крыше необходимо заделать.
Отец, просматривавший мои иллюстрации, оторвался от них и поднял голову:
– Вы так полагаете? А мне казалось, что ведра неплохо справляются со своей задачей.
– Если ее не заделать, станет только хуже.
Но отец уже вновь уткнулся в иллюстрации.
– Наверное, вы правы…
– Как правило, такие вещи нужно ремонтировать сразу. К тому же, никто не знает, когда пойдет дождь. Пожалуй, будет лучше починить крышу прямо сегодня.
Постороннему наблюдателю могло бы показаться, будто это отец нанялся в помощники к мистеру Тримблу. Интересно, все овцеводы такие настырные?
Но отец уже согласно кивал головой:
– Разумеется, вы правы. Поступайте, как считаете нужным.
– Тогда… Пойду посмотрю, нет ли у вас где-нибудь молотка.
Вскоре после того, как мистер Тримбл удалился, с крыши донесся стук. Прошло еще немного времени, и он переместился на лестницу.
Отложив в сторону краски, я отправилась на его поиски.
– Вы не могли бы перестать стучать?
Он опустил молоток и взглянул на меня.
– Я меняю прогнившую ступеньку.
– А не могли бы вы делать это потише?
– Нет. Боюсь, пользуясь молотком, невозможно не стучать им.
Я вернулась к своим иллюстрациям, твердо вознамерившись не обращать более на него внимания. При этом я старательно вспоминала все, чем поделилась с ним относительно своих изысканий и надежд на публикацию статей и докладов. Одно дело – воспользоваться перепиской, чтобы поверять кому-либо свои сокровенные надежды и ожидания, точно зная, что никогда не встретишься с этим человеком лицом к лицу. И совсем другое – поселить его в собственном доме.
* * *
После полудня мистер Тримбл с большой помпой сгрузил у моих ног несколько ведер, составленных горкой.
Я отпихнула их ногой в сторону, заканчивая раскрашивать лепесток.
– Что это значит?
– Это – ваши ведра. Они больше не нужны ни на чердаке, ни на лестнице, поэтому я возвращаю их вам. Я починил крышу, и теперь она не протекает.
Я поблагодарила его, и тут с другого конца комнаты его окликнул отец:
– Вы сказали, что починили крышу?
– Да. Это было очень…
– В таком случае идите сюда. У нас еще есть время, чтобы обсудить ту статью о лилиях, которую я должен написать.
Пока они совещались, я услышала, как миссис Харви с грохотом водрузила наш ужин на стол в столовой. Я бы предпочла, чтобы она предупреждала нас об этом заранее, и тогда мы бы успевали расчистить ей место. Войдя в столовую, я переставила угощение на пол, собрала листы с образцами и сложила их стопкой поверх тех, что уже сушились на буфете. После этого я достала с полки оставшиеся от матери фарфоровые тарелки и расставила их на столе, выбрав себе ту, что была украшена цветами клубники и лютиками. Вот только перед ней опять уселся мистер Тримбл.
