— О Боже! — выкрикнул Викторио, и слово перешло в вопль.
Тело начало дергаться, он отпустил руки Да Гамы и схватился за живот.
Да Гама услышал звук, напоминающий разрыв ткани, и затем почувствовал вонь. Викторио слабо тянул штаны вниз, но действовал недостаточно быстро. Огромный бледный живот шевелился в тусклом свете. Да Гама видел, как он извивается, словно наполненный угрями. Из Викторио вылетела очередная порция мерзости.
— Зови на помощь! — крикнул Да Гама часовому.
— Есть! — стражник уже повернулся, но затем снова посмотрел на Да Гаму. — Какая нужна помощь, господин?
— Зови Джеральдо, Слиппера, кого угодно!
Живот Викторио снова скрутило, и он издал болезненный хриплый стон.
— Не оставляй меня, Да Гама! — выдохнул он и стал хватать ртом воздух, потом снова застонал. Да Гама встал на колени рядом с ним. — Я был дураком, — прошептал он и взвыл в агонии. — Да Гама, помоги мне!
* * *
Странно, но Слиппер казался совершенно не обеспокоенным. Он хмыкнул, причмокнул языком, закатал рукава и стащил со старика грязные штаны.
— Принеси воды. Большой таз, — приказал он часовому.
Викторио обнаженным извивался на земле, наполняя ночь стонами. Слиппер стоял рядом на коленях, гладил его лоб пухлой рукой и мурлыкал какую-то колыбельную.
— Он умирает, — прошептал он Джеральдо и Да Гаме, но они это уже и так поняли.
Когда принесли воду, Слиппер велел фарангам поднять Викторио, а затем собственноручно смысл с него грязь. Затем они частично понесли, частично потащили Викторио в шатер. Слиппер подбадривал их. К тому времени, как они уложили его на диван, из организма больше ничего не выходило. Викторио тяжело дышал, живот крутило, но в нем больше ничего не осталось.
— Боже мой, — вздохнул Слиппер. — Я знал, что мне следует взять с собой опиум.
Они хотели прикрыть Викторио, но это оказалось невозможным из-за спазмов и судорог, сводивших его руки, словно в ярости. От вида этого старого тела, сжимаемого холодными пальцами смерти, Да Гама заплакал.
Старику потребовался долгий час, чтобы умереть.
Они устроили тело на диване. Джеральдо выглядел непривычно серьезным. Он закрыл Викторио глаза и натянул одеяло на его серое лицо. Они с минуту стояли молча, затем Слиппер щелкнул пальцами, подзывая часового.
— Сходи в мой шатер и принеси одну из моих зеленых тарелок. Немедленно, болван!
Часовой посмотрел на Да Гаму и Джеральдо. Первый пожал плечами, второй повторил его жест. Наконец часовой неуверенно поклонился и поспешил прочь.
— Танцовщицы для него оказалось слишком много, — заметил Джеральдо так, словно произносил надгробную речь. — Бедняга. Чересчур много удовольствий.
— Не говори чушь, — ответил Слиппер. — Умер он не от удовольствий.
Да Гама с Джеральдо переглянулись, и Да Гама внезапно понял, что евнух сильно изменился после их первой встречи. Он стоял, широко расставив ноги, скрестив руки на груди, и взирал на них с важностью, как человек, наделенный властью. Да Гама с трудом сдержал смех.
На полу в беспорядке валялись оловянные обеденные тарелки, кубки и пустой графин из-под вина. Да Гама наклонился, поднял и поставил серебряный кувшин, потом посмотрел на одеяло, закрывавшее Викторио.
«Что теперь будет с нами?» — подумал он.
В это мгновение к ним ворвался часовой и вручил Слипперу бледно-зеленую тарелку.
Слиппер стал метаться по шатру, собирая куски мяса и выкладывая их на тарелку. Хотя он казался полностью уверенным в себе, Да Гама совершенно не понимал, что он делает. Слиппер брызнул на тарелку несколькими каплями вина из почти пустого графина.
— Взгляните, — предложил он, держа тарелку под лампой.
На поверхности образовалось лиловое пятно.
— Вино, — сказал Джеральдо. — Это пятно от вина.
Слиппер сердито посмотрел на него, затем наклонил тарелку так, что содержимое соскользнуло на пол, и снова продемонстрировал тарелку.
Бледно-зеленое покрытие теперь пошло пятнами — они остались везде, где лежала еда.
— Это китайский селадон[56]. Султан использует такую посуду для еды. Хорошо известна ее способность темнеть в случая попадания яда. Если яд очень сильный, посуда даже разваливается на части. Да Гама взял тарелку в руки.
— Кто-то отравил Викторио? — спросил он, пытаясь разобраться в ситуации.
— Да, Деога. Кто-то отравил еду и питье господина Викторио.
— Но кто?
Слиппер улыбнулся.
— Действительно, кто? Я подумаю об этом завтра. А пока я отправляюсь спать. Все случившееся вымотало меня, — он демонстративно зевнул. — Сейчас больше ничего сделать нельзя. Давайте попробуем поспать, — он поклонился, но снова повернулся перед тем, как уйти. — Кто-то сообщил женщинам? — оба мужчины покачали головами. — Ну и не сообщайте.
С этими словами он ушел.
Джеральдо смотрел ему вслед. Потом он перевел взгляд на Викторио, на тарелку в руках Да Гамы и, наконец, взглянул в глаза Да Гамы.
— Он подозревает женщин?
— Если они подозреваемые, то и мы тоже, — потягивая мочку уха, заметил Да Гама.
— А почему это мы под подозрением? С какой стати? — ответил Джеральдо. — Этот евнух много берет на себя… А как насчет его самого?
* * *
Конечно, позднее Да Гама понял свою ошибку. Джеральдо лег спать в мужском шатре, где уже храпел Слиппер. Да Гаме следовало сделать то же самое. Но он ненавидел шатры, а ночной воздух был прохладным и свежим. После этого ужасного дня Да Гаме хотелось побыть одному. Он нашел свое седло и другие вещи в нескольких ярдах от костра и растянул одеяло на земле. Потом лег и стал смотреть на бесчисленные звезды над головой. Вскоре его веки сомкнулись.
Он плыл на спине по молочному океану. По яркому небу бежали облака, но потом он понял, что это не облака, а тысячи белых аистов, которые летят по воздуху в идеальном порядке и чем-то напоминают косяки рыб. Из центра косяка появилась звезда, яркая, как голубой жемчуг. Она медленно падала к нему, затем раскрылась, и из нее появилась пожилая женщина ростом не больше ребенка.
— Ты кто? — спросил Да Гама.
Глаза пожилой женщины были синими, как небо в сумерках.
— Что ты собираешься сделать с головным убором моей дочери?
Да Гама хотел ответить: «Какое твое дело?..» — имея в виду: «Она не твоя дочь». Вместо этого с губ сорвались неожиданные слова:
— Я хочу, чтобы он остался у нее. Он принадлежит ей.
Пожилая женщина улыбнулась. Оставшиеся зубы были белыми, как жемчуг.
