— Я уезжаю в Арройо-Секо. В твоем доме я стал пустым местом. Дом этот — твой, ты содержишь его на свои деньги, нашим домом он не стал. Так что прощай. Мне не нужны ни твои деньги, ни твое сострадание!
И Мариано вышел из дома, закрыв за собой дверь. Камила осталась стоять, не в силах сдвинуться с места. Чего-чего, а такой развязки она не ждала.
Узнав, что Мариано оставил Камилу и, похоже, навсегда, Лусия мрачно усмехнулась: уж кто-кто, а она знала причину его ухода! Ей хотелось вцепиться в обманщика Пабло и разорвать его на мелкие кусочки. Смешать с грязью! Сровнять с землей! Как он смеет так весело смеяться? Как
смеет быть счастливым и довольным? Он, который должен не спать ночей из-за своей нечистой совести!
Лусия жаловалась Маргарите, а та лишь вздыхала. Она верила в искренность Пабло, верила, что он любит ее дочь, ей не казалось, что он изменяет Лусии. Но с мужчинами случается всякое. Ее собственная судьба служила тому подтверждением. Поэтому она старалась как-то образумить Лусию.
— Учись быть терпеливой, дочка, — говорила она. — Иначе никогда не узнать тебе счастья. В семейной жизни главное — терпение…
Вечерами молилась за строптивую, своенравную Лусию и Мария. А потом просила прощения у своей любимой незабвенной сестры Виктории.
Чем больше узнавал Эрнесто Викторию, тем больше любил ее. Он видел в ее глазах неутолимую муку и хотел помочь ей. Надеялся, что его любовь рано или поздно успокоит эту мятущуюся душу, что Виктория позабудет пережитые незаслуженные страдания и, возможно, простит своих близких. Эрнесто догадывался, что главная боль Виктории — это ее близкие, которым она не могла простить свою не задавшуюся жизнь. Не прощала она ничего и себе. И поэтому жила будто в аду, кипя в котле распаленной гордыни и ненависти.
Но если Виктория поверит в его любовь? Поймет, что жизнь ничего не отняла у нее? Что она по-прежнему достойна уважения, и уважение это неподдельно? Неужели ей не станет легче?
Вот только как убедить ее в том, что любовь его — не пустые слова?
Между тем Виктория понемногу привыкла, что Эрнесто навещает ее каждый день. Разговоры с ним отвлекали ее от тягостных привычных мыслей. Невольно она поджидала его и радовалась той точности, с какой он появлялся всегда в один и тот же час со свежими новостями и неизменными признаниями в любви и преданности. Нет, он не занимал большого места в ее сердце, но исчезни он вдруг — Виктория почувствовала бы пустоту.
К приходу Эрнесто она стала невольно прихорашиваться и уже не старалась во что бы то ни стало к вечеру напиться.
Эрнесто оценил эти знаки привязанности. Они были для него важнее, чем признание в любви. Он любил Викторию и дорожил любой переменой к лучшему в ее тяжелом душевном состоянии.
Принарядилась Виктория и в этот вечер. И когда к ним в таверну ввалился пьяный солдат, она не обратила на него никакого внимания. Вместе с Розалиндой они были хозяйками таверны и других, интимных, услуг клиентам не оказывали. Хотя, может, вначале в пьяном беспамятстве она поднималась с кем-нибудь на второй этаж…
Но пьянчуга явно облюбовал Викторию. Не долго думая, он схватил ее за руку и потащил к лестнице. Виктория с яростью дикой кошки принялась вырываться из его железных объятий. А солдат только хохотал:
— Вот это, я понимаю, шлюха! Да такая кого хочешь раззадорит! Еще один удар, милашка, и мы с тобой повалимся прямо здесь!
Он получил удар и повалился, но совсем не так, как предполагал.
Разъяренный Эрнесто свернул ему половину челюсти и готов был продолжить свои упражнения. Рассвирепевший пьянчуга отпустил Викторию и кинулся на обидчика. Но ярость оказалась лучшим помощником, чем привычка драться: через пять минут пьяный солдат валялся за дверью таверны.
Виктория с удивлением смотрела на всегда такого холеного и вальяжного Эрнесто. Она и предположить не могла, что он когда-нибудь полезет в драку. И тем более не могла предположить, что в драке он победит. Но вот пожалуйста! Кто бы мог подумать?
А Эрнесто, все еще учащенно дыша, выставив вперед челюсть и явно не растратив всего пыла ненависти к негодяю, сидел за столом и искал глазами Викторию.
Она подошла к нему с кувшином самого лучшего вина.
— Благодарю вас, благородный избавитель! — сказала шутливо, но во взгляде ее была та мягкость, которой Эрнесто не видел уже давно.
— Ради дамы моего сердца готов на любой подвиг, — ответил он так искренне, несмотря на высокопарность фразы, что Виктория вдруг ему поверила.
Через несколько дней на предложение выйти за него замуж, а свое предложение он повторял регулярно, она сказала:
— Хорошо, Эрнесто, я, пожалуй, перееду к тебе.
— Но я говорю о женитьбе, — настаивал Эрнесто. — Я хочу, чтобы ты вошла в мой дом как жена.
— Мы с тобой взрослые люди и, по-моему, не нуждаемся ни в каких формальностях, — ответила ему Виктория.
— Но если женщина соглашается жить с мужчиной…
— Я думаю, ты догадываешься, Эрнесто, что я не девушка и, значит, речь не идет о чести, которую мне нужно будет спасать…
— Как хочешь, мое сокровище, но я надеюсь, что настанет день, когда ты все-таки примешь мое предложение, потому что мне все-таки кажется, что ты девушка — порывистая, не умудренная ни годами, ни опытом…
И, в общем, Эрнесто был прав. И в отношении юной души Виктории, по-прежнему живущей чувствами, которые не притупились, и в том, что Виктория ведь и в самом деле никогда не была замужем…
Розалинда была рада за подругу. Что и говорить, не место Виктории в их таверне. Розалинда и сама собиралась, поднакопив деньжонок, переехать в другой город и зажить тихой размеренной жизнью, найдя себе верного и надежного спутника.
— Поздравляю тебя, подружка! — искренне сказала она. — Ты вылетаешь первая, а я — следом! Очень рада твоему замужеству!
— На замужество я еще не решилась, — отвечала Виктория, — пока мы просто поживем вместе. У меня уже было столько разочарований в жизни, Что я боюсь на что-то надеяться. Да и привыкну ли я к дому, к Эрнесто? Хотя очень бы хотелось обрести в конце жизни тихую пристань и больше не покидать ее.
— Так оно и будет.
Разговаривая, обе женщины не переставали хлопотать. Розалинда решила устроить Виктории прощальную вечеринку — как-никак добрая половина жизни прошла вместе, а вернее, самая недобрая половина, как они обе надеялись.
Стол был украшен на славу. Сегодня таверна была открыта только для близких друзей. И оказалось, что у Виктории, несмотря на ее желчный характер, друзей в этом бедном квартале множество. Бедняки хорошо разбираются во всякого рода невзгодах, и озлобленность никогда не заслонит от них доброго сердца.
