Выглядел Фергюс неважно: большая часть пудры с его волос осыпалась на плечи, как перхоть, а то, что осталось, придавало волосам оттенок седины, словно он за одну ночь постарел лет на двадцать.
Впрочем, ничего удивительного. Примерно так же чувствовала себя и я.
— Мы можем отправляться, cherie, — тихо сказал он Марсали и повернулся ко мне. — Вы поедете с нами, миледи, или подождете милорда?
— Лучше подожду, — ответила я, не собираясь ложиться, пока не вернется Джейми, сколько бы это ни продлилось.
— Тогда я распоряжусь, чтобы экипаж вернулся за вами, — пообещал он и, положив руку на спину Марсали, направил ее к выходу.
Когда они проходили мимо, ополченец пробормотал что-то себе под нос. Я не расслышала, а вот Фергюс явно уловил. Глаза его сузились, он напрягся и резко развернулся к солдату. Ополченец подался навстречу со злобной, выжидающей ухмылкой: кажется, он очень хотел, чтобы Фергюс бросился на него и тем самым дал повод для расправы.
Однако, к его удивлению, Фергюс приветливо улыбнулся, блеснув белыми зубами.
— Спасибо тебе, mon ami, за помощь в столь затруднительных обстоятельствах.
Он протянул затянутую в черную перчатку руку, которую ополченец с растерянностью принял.
В следующее мгновение француз неожиданно рванул руку на себя. Послышался треск разрываемой материи, на паркет тоненькой струйкой посыпались отруби.
— Оставь себе на память, — сказал Фергюс все с той же очаровательной улыбкой. — Как маленький знак моей признательности.
С чем и отбыл, оставив ополченца с отвисшей челюстью таращиться на оставшуюся в его ладони оторванную человеческую руку.
Прошел еще час, прежде чем дверь открылась снова и впустила губернатора. Он сохранял элегантную опрятность, как белая камелия, которая, если присмотреться, уже начала увядать по краям.
Увидев его, я отставила нетронутый бокал с бренди, поднялась на ноги и спросила:
— Где Джейми?
— Его продолжает допрашивать капитан Джейкобс, командир ополчения. — Грей опустился в свое кресло и с удивлением сказал: — Понятия не имел, что он так превосходно говорит по-французски.
— Полагаю, вы вообще не много о нем знаете, — отрезала я, умышленно бросая приманку.
Мне очень хотелось выяснить, насколько хорошо он знает Джейми. Лорд Джон не клюнул. Он просто снял свой парик, отложил в сторону и с облегчением пригладил рукой влажные светлые волосы.
— Перевоплощение впечатляющее, но удастся ли ему ничем себя не выдать?
Это был не вопрос, обращенный ко мне, а скорее мысль, высказанная вслух. Похоже, губернатор был поглощен раздумьями, связанными с убийством и с Джейми, и едва осознавал мое присутствие.
— Да, — коротко ответила я и направилась к двери. — Где он?
— В официальной приемной. Но я не думаю, что вам следует…
Не дослушав, я открыла дверь, высунула голову в холл, но тут же отступила назад и захлопнула дверь.
По холлу шествовал адмирал, исполненный мрачной решимости. Впрочем, с одним адмиралом я бы как-нибудь сладила, но его, как флагмана, сопровождала целая флотилия младших офицеров. Лицо одного из них было мне знакомо, только вместо великоватого капитанского на нем сейчас красовался мундир со знаками отличия первого лейтенанта.
Он побрился и отдохнул, но лицо, все еще опухшее, наводило на мысль о не столь уж давних побоях. Несмотря на внешние изменения, узнать Томаса Леонарда было совсем не трудно, и я прекрасно понимала, что он тоже мигом узнает меня, несмотря на лиловый шелк.
В отчаянии я огляделась по сторонам, ища, где бы спрятаться, но в кабинете не было подходящего места, разве что под письменным столом между тумбами. Губернатор смотрел на меня, удивленно подняв брови.
— Что… — начал было он, но я приложила палец к губам и произнесла мелодраматическим шепотом:
— Не выдавайте меня, если хоть сколько-нибудь дорожите жизнью Джейми!
С этими словами я упала на бархатное кресло, схватила влажное полотенце и прикрыла им лицо. Затем сверхчеловеческим усилием воли заставила все мои члены расслабиться, как будто я сплю или валяюсь без чувств.
В следующий миг послышался звук открывающейся двери и высокий ворчливый голос адмирала.
— Лорд Джон… — начал он, но, видимо, заметив мою распростертую фигуру, осекся, а потом несколько понизил голос — О! Я вижу, вы заняты.
— Нет-нет, адмирал. — Реакция у Джона Грея была превосходная, следовало признать. Он мигом овладел собой и заговорил как джентльмен, на попечении которого оказалась беспомощная дама: — Дело в том, что леди, увидев мертвое тело, испытала такое потрясение, что ей стало дурно.
— О, вполне понимаю, — проговорил адмирал с сочувствием. — Страшное зрелище, совсем не для леди.
После паузы он спросил сиплым шепотом:
— Вы думаете, она спит?
— Думаю, да, — ответил губернатор. — Она выпила столько бренди что этого хватило бы, чтобы свалить лошадь.
Пальцы мои судорожно сжались, но я заставила себя лежать смирно.
— Правильно. Бренди — лучшее средство от шока, — продолжил адмирал голосом, напоминающим скрип несмазанных дверных петель. — Я хотел сказать вам, что послал на Антигуа за подкреплением. Дополнительные силы будут предоставлены в ваше распоряжение для поисков, если, конечно, ополченцы не схватят убийцу раньше.
— Надеюсь, этого не случится, — прозвучал полный злобы голос одного из офицеров. — Мне бы хотелось самому изловить желтого содомита, потому что простого повешения для него будет недостаточно. Вы меня понимаете?
Офицеры поддержали товарища одобрительными возгласами, но адмирал строго призвал их к порядку.
— Ваши чувства понятны и похвальны, джентльмены, и заслуживают уважения, но закон будет соблюден неукоснительно во всех отношениях. Доведите до сведения всех состоящих под вашим началом людей, что, как только злодей будет пойман, он предстанет перед судом губернатора и, заверяю вас, понесет заслуженную кару.
Слово «кара» было произнесено с нажимом, что не понравилось мне, но вызвало хор одобрительных восклицаний со стороны офицеров.
Отдав приказ обычным голосом, адмирал снова понизил его до шепота, когда перед расставанием проскрипел:
— Я останусь в городе, в гостинице Макадамса. Если вам, ваше превосходительство, потребуется любая помощь, не раздумывая, обращайтесь ко мне.
Послышалось шарканье ног и приглушенные голоса: морские офицеры расходились, стараясь не шуметь из снисхождения к моему состоянию. Затем я услышала приближающиеся шаги, но уже одного человека, за которыми последовал громкий вздох и скрип кресла под тяжело опустившимся на него телом. Ненадолго воцарилась тишина, а потом лорд Джон Грей произнес: