– Даже не знаю, как вас благодарить… – начал Клим, но Магда отмахнулась:
– Ой, да не стоит! Когда вы идете на интервью?
Клим помолчал.
– Я не пойду на встречу со Сталиным.
– То есть как?.. Это же шанс, который выпадает раз в жизни! Вы себе на этом карьеру сделаете! Ведь Сталин еще ни разу не давал интервью иностранным корреспондентам!
– Мне противно общаться с этим человеком. Сталин и его подручные занимаются банальной уголовщиной, а потом делают вид, что ничего страшного не произошло.
Клим похлопал ладонью по полированному корпусу рояля:
– Все выглядит прилично, да? Инструмент в полном порядке?
Он приподнял крышку и показал Магде на сваленные в кучу молоточки и скомканные струны.
– Вот что я обнаружил здесь после обыска. И внутри у меня творится то же самое.
– Чертов романтик… – сочувственно вздохнула Магда. – Как журналист вы совершаете непростительную глупость!
– А как человек я просто брезгую. Если я пойду к Сталину и не задам ему кое-какие вопросы, значит, я сам буду участвовать в заговоре молчания. А если задам – меня тут же опять посадят.
– Тогда вам надо срочно уезжать из Москвы. Фридрих сегодня вылетает в Берлин, так что молитесь, чтобы у него были свободные места в самолете. У вас паспорт и выездные визы в порядке?
– Вроде да.
– Тогда не теряйте времени! Я сейчас поймаю для вас таксомотор.
Бросив недоеденный бутерброд, Магда выбежала из квартиры.
Клим поманил Китти:
– Пойдем, дочь! Нам надо собираться.
Он застегнул ей пальто и помог надеть сапожки.
– Папа, а что это у тебя? – спросила Китти, показывая на кровоподтек на шее Клима.
Он поспешно поправил ворот.
– Ничего – скоро заживет.
След от телефонного провода, которым его душила чекистка, был на том же месте, что и шрам у Гали.
– Сейчас мы поедем к Тате, – сказал Клим. – Нам надо поговорить с ней.
6.– Вчера звонили из морга и спрашивали, будет кто-нибудь забирать тело Дориной или нет, – рассказывала Климу тетя Наташа. – А куда нам его забирать? Хоронить-то все равно денег нет. Мы с Татой съездили попрощаться, и покойницу сразу в крематорий отвезли – за казенный счет. Нам сказали, что она погибла при исполнении.
– Тата у себя? – осведомился Клим.
Тетя Наташа кивнула.
– Заперлась на ключ и не отвечает – мы уж устали в дверь колотить. Я ей говорю: иди в детдом – кормить-то тебя кто будет? А ей что в лоб, что по лбу.
Тата открыла дверь, только когда к ней постучалась Китти, но стоило Климу зайти в комнату, как она шмыгнула в шкаф и принялась скулить там, как больной волчонок.
Китти бросилась к ней:
– Не плачь, моя хорошая!
– Тата, у нас очень мало времени, поэтому решение надо принимать быстро, – сказал Клим. – Выбор у тебя простой: либо ты идешь в детдом, либо едешь со мной и Китти за границу. Прямо сейчас.
– Я никуда не поеду! – зло выкрикнула Тата.
Клим вздохнул.
– Ну что ж, понятно… Дочь, пойдем!
Китти нехотя оторвалась от Таты.
– Я тебя очень люблю!
Они вышли из квартиры и принялись спускаться по лестнице.
– Стойте! – Голос Таты эхом прокатился по лестничной клетке.
Клим поднял голову: Тата смотрела на них, перегнувшись через перила.
– Я не могу в детский дом! Я жила в интернате…
– Поехали с нами! – позвала Китти.
Теряя на ходу стоптанные тапки, Тата подбежала к ним и остановилась в нерешительности, словно наткнувшись на невидимую стену.
– Как вы можете взять меня за границу? Для этого небось документы нужны.
– Я впишу тебя в свой паспорт, – сказал Клим. – Этого будет достаточно.
Тата уставилась на него, не веря своим ушам.
– Вы что – хотите удочерить меня?
– Твоя мать спасла мне жизнь.
– Как? Когда?
– Я тебе потом расскажу. Собирайся, нас ждет таксомотор.
Глава 37. Покушение на Сталина
Алов не посмел рассказать жене о результатах чистки, а Валахов уехал – его отправили на срочное задание.
Утром следующего дня Алов исподтишка следил за Дуней: неужели она не почует женским сердцем, что с ним стряслась беда? Нет, не почуяла. Или она и так все знала и была с Баблояном заодно?
Алов понимал, что его жизнь кончена. На другую работу ему не устроиться – кто будет связываться с парией, изгнанным из партии и из ОГПУ? Он перебирал в памяти знакомых: к кому можно обратиться и попросить о помощи? А ведь не к кому… Одна Галя помогала ему, ничего не требуя взамен.
Когда Дуня вернулась с работы, добрые соседи доложили ей, что ее супруг целый день провалялся дома. Только тут до нее дошло, что его уволили, но, к изумлению Алова, она ничуть не огорчилась:
– Я даже рада, что ты больше не работаешь на Лубянке.
– Ты сдурела?! – заорал он. – У нас не хватит денег на жизнь, понимаешь? Нас выселят отсюда, а на твои грошовые заработки мы не снимем даже угол!
Дуня достала из хозяйственной сумки матерчатый кошелек и протянула его мужу. Внутри лежала новенькая купюра с портретом лобастого старика.
Алов видел сто долларов одной бумажкой второй раз в жизни: первый был, когда ему показали содержимое портмоне Клима Рогова.
– Эти деньги дал тебе Баблоян? – спросил Алов, позеленев.
Дуня кивнула.
– Ага. И нечего на меня таращиться! Это мой гонорар за выступление на годовщину Октябрьской революции.
Все было ясно: Рогов дал Баблояну взятку в валюте, а тот потом расплатился этими долларами с Дуней.
2.Алов подкараулил Диану Михайловну, когда та вышла с работы.
– Милая, душенька… Христом-богом прошу, сверьте для меня номер купюры из Рейховского списка!
Та в испуге смотрела на бывшего начальника.
– Ну я не знаю, можно ли мне…
– Диана Михайловна, помогите мне! Я же помог вам поступить на службу, помните?
Она все же согласилась сверить номера и через пятнадцать минут вновь вышла на улицу.
– Да, это наша купюра.
В порыве чувств Алов поцеловал ей руку.
– Я вам по гроб жизни буду благодарен! Скажите, что там с Роговым?
– Его сегодня с утра выпустили.
– Кто?!
– Приказ был подписан Драхенблютом. Он просмотрел его дело и сказал, что все шито белыми нитками: Рогова просто оговорил какой-то нэпман.
Алов схватился за голову: так вот в чем дело! Баблоян изгнал его из партии, чтобы выпустить на волю своего дружка. Он, верно, договорился об этом с Драхенблютом в обмен на помощь во время чистки и на союз против Ягоды. А чтобы Алов не выступал, его попросту уволили – разменяли, как пешку!
