Слеза скатилась по щеке. Худшие времена наступали уже сейчас.
Шли дни, и Алекс все продолжала надеяться, что Джон ее поймет и примет ее решение не носить протез. Каждое утро она просыпалась с комом в горле, со страхом ожидая худшего: Джон ушел ночью и больше не придет. Когда, с лихорадочной поспешностью окинув взглядом лагерь, она убеждалась, что Джон никуда не исчез, Алекс закрывала глаза и молча воздавала хвалу Господу за еще один день с ним.
Иногда сердце начинало ныть от переполнявших ее чувств. А иногда она всплескивала руками и смеялась: Джон был таким же упрямым, как и она сама.
Но кое-что изменилось в их отношениях. По молчаливому обоюдному согласию никто из них не искал возможности повторить ту единственную ночь любви. К тому же Джон попросил выделить ему коня. Больше он не ездил в повозке рядом с ней.
Однако они по-прежнему сидели рядом по вечерам и тихо беседовали в темноте, то обсуждая события прошедшего дня, то рассказывая друг другу о себе. Мысли Джона были устремлены в будущее, и как-то раз он сказал, что собирается вернуться на восток и заняться врачебной практикой. Построить дом.
— На какие средства ты собираешься это сделать? — спросила Алекс, вдыхая ароматный дым его сигары и исходящий от его ладоней запах пасты из алоэ, которую он приготовил для Фредди, обгоревшей на солнце. Джон никогда не упоминал об Алекс, говоря о своих планах на будущее, и она была благодарна ему за тактичность. И в то же время при мысли о неизбежном расставании у нее становилось так тяжело на душе, что не хватало воздуха.
— Мой отец был мудрым человеком. Мудрым и предусмотрительным. Задолго до того как большинству стало ясно, что война неизбежна и Юг рухнет в руинах, он перевел деньги и ценные бумаги в банки Севера и посоветовал мне сделать то же самое. — Джон выбросил сигару и взял Алекс за руку. — Тебя удивляет, что я богатый человек?
Алекс уронила голову и прижала ладони к вискам. Она знала, о чем он хотел ей сказать. Даже если они не смогут привести в Абилин две тысячи голов, ей не придется в будущем беспокоиться о деньгах. Если только… Если она сможет забыть про мужа, которого убила, и про свой долг перед ним. И если сможет надеть протез и сделать вид, будто той катастрофы вовсе не было. Притвориться, будто на ней нет никакой вины и она заслуживает жизни с Джоном. Но она не могла притворяться.
— Почему бы тебе не ехать со мной в повозке? — шепотом спросила она.
Ей не хватало Джона так же ощутимо, как не хватало ноги, и потеря была так же болезненна и горька, как пустота под правым коленом.
Джон подтянул колени к груди и обнял их руками. Глядя на погонщиков, собравшихся вокруг костра и негромко певших хором, он сказал:
— Я раньше много думал о мальчиках, умиравших на моих глазах. Я видел их лица в облаках, я смотрел на воду, и их лица отражались в воде. Я без конца проклинал себя за то, что не смог их спасти. Я помнил каждое окровавленное тело, каждую свою неудачу. А когда боль эта стала привычной, я думал о своем отце и о сыне и говорил себе, что я мог бы увезти их из Атланты, если бы у меня хватило ума не попасть в лапы союзников.
Он повернул к ней лицо, и выражение его серых глаз стало мягче.
— И однажды я встретил красивую и храбрую женщину. Твое прикосновение было первой нежностью, которую я испытал за долгие годы, любовь моя. И ты первая увидела во мне мужчину и человека, а не эксцентричного юродивого.
Он взял ее дрожащие руки в свои ладони и крепко сжал их.
— Человек, будь то мужчина или женщина, не в силах изменить прошлое, как не может остановить ход времени, остаться в прошлом и жить им. Наступает момент, когда приходится одеться во все новое и идти дальше — в будущее.
Алекс смотрела на него и понимала, что понятие «все новое» включает в себя и протез.
— Ты помогла мне распознать этот момент, его наступление, и я надеялся, что смогу сделать для тебя то же.
— О, Джон! Неужели ты не понимаешь, что встреча с тобой заставила меня подвергнуть сомнению все то, что я считала незыблемым в своей жизни?
Никогда еще она не чувствовала себя такой растерянной и разбитой. До того как Джон вошел в ее жизнь, она уже успела взять на себя определенные обязательства, она считала своим долгом нести наказание за смерть Пайтона. Она приняла решение никогда не ходить на двух ногах, твердое решение, но теперь, когда она любила Джона, наказание это становилось почти невыносимым.
— Я люблю тебя, Алекс, — тихо сказал он и посмотрел ей в глаза. — Я хочу, чтобы ты провела жизнь со мной. Но я не хочу делить тебя с Пайтоном Миллзом. Ведь твое кресло, — тут он дотронулся до твердой резиновой покрышки колеса, — это алтарь, который ты воздвигла в его честь и на который положила свою жизнь. В тот день, когда ты откажешься от кресла, я пойму, что ты выбрала будущее — вместо прошлого.
— А если этот день никогда не наступит? — прошептала она.
Он на мгновение закрыл глаза, затем поднес ее руку к губам.
— Остаток жизни я проведу, видя твое лицо в облаках и в утреннем тумане. Я буду слышать твой голос в шуме ветра и буду скорбеть о том, что могло быть, но так и не произошло.
Джон поцеловал ее ладонь, затем поднес руку к щеке.
После того как он привез ее в лагерь, они молча переглянулись, без слов чувствуя обоюдную боль. Алекс понимала, что он ждет от нее решения. Но она уже приняла его — в день смерти Пайтона.
Слепая от слез, Алекс едва не наехала на Фредди, когда та, спотыкаясь, брела к стоянке.
— Прости, — пробормотала она, смахивая слезы. — Я тебя не заметила.
Фредди нахмурилась.
— Я больше не могу этого выносить, — заявила она без обиняков. — Все мы помогали сделать тебе новую ногу, и все идут завтракать с надеждой, что увидят тебя без костыля. Я даже сосчитать не могу, сколько часов Джон трудился над этой ногой. Мы все работали. Так почему ты так поступаешь?
— Ты знаешь почему! Прошу тебя, дай мне проехать.
— Ты не собираешься носить протез? Из-за этого вы с Джоном ссоритесь?
— Мы не ссоримся.
Как будто никто в лагере не видит, что Джон больше не ездит с ней в повозке, никто не замечает, как напряженно они разговаривают.
— Алекс, ради Бога, одумайся! Джон любит тебя, и ты любишь его. Надень ты эту ногу и…
— Фредди, если ты сейчас же не отойдешь, я тебя перееду! Скажи всем, что я глубоко ценю их старания, но их усилия пропали впустую.
Пару минут они молча смотрели друг на друга, после чего Фредди, пробурчав что-то, пошла прочь.
Алекс сгорбилась в кресле и закрыла глаза, потирая безымянный палец. Обручального кольца не было, но она по-прежнему чувствовала, как оно сжимает ее палец и душу, словно кандалы, навеки сковавшие ее и Пайтона.
