Она мгновенно прибежала на зов мужа, и Пабло рассказал ей о пьесе и бродячем театре.
— Мне она напоминает историю Милагрос и Катриэля, — сказала Лусия и вдруг побелела, явно теряя сознание.
Пабло уже ругал себя: зачем он хотел проверить свое впечатление? Но неужели раскаяние так сильно в Лусии? Как-то она повинилась перед ним за то, что когда-то преследовала его друга Катриэля.
Пабло принес жене воды, дал понюхать нашатыря, и Лусия пришла в себя.
— Неужели прошлое имеет над тобой такую власть? — спросил он с ревнивой ноткой в голосе, имея в виду Августо.
— Не прошлое, а будущее, родной, — ответила Лусия. — Я хотела прежде удостовериться, а потом уж порадовать тебя. Но теперь могу сказать точно: у нас будет малыш!
Пабло поднял и закружил в восторге свою жену: счастливее него не было человека на свете!
— Вечером идем к Камиле и Мариано! Нам есть чем с ними поделиться. И непременно надо посмотреть спектакль! Мы должны поближе познакомиться с этим театром. В память о наших друзьях и близких!
Примерно в это же время Камила сидела на чердаке и, заливаясь слезами, читала дневники Виктории, на которые наткнулась совершенно случайно — когда-то, ремонтируя дом, Мануэль многие старые вещи свез в заброшенный дом Асунсьон, и корзину с бумагами тоже. Только сейчас Камила узнавала свою мать. Как они были похожи! Порывистая, прямодушная, деятельная Виктория! И талант у Камилы тоже в мать. Виктория была, безусловно, одарена литературным талантом — как живы все ее зарисовки домашней жизни, как хорошо схвачены характеры!
Прижимая к груди пожелтевшие, пахнущие пылью тетради, Камила наконец спустилась вниз и положила найденную драгоценность к себе на бюро. Потом она возилась со своими любимыми малышами, а в голове у нее бились и пульсировали строки рождающегося стихотворения: «Как цветок без воды, умирала вдали от тебя… Слово нежности было живительной влагой…» Жгучее раскаяние захлестывало Камилу: как она могла оставить свою мать в беспросветной бездне отчаяния? Теперь она понимала и ее высокомерие, и ее вспыльчивость: израненная душа всеми силами защищалась от болезненных прикосновений окружающих! Как она, ее дочь, смела судить ее?! Воплем отчаяния кончалось стихотворение, Камила просила прощения за то, что оставила свою мать одну в страшный смертный час.
К вечеру пришли Пабло и Лусия с новостями. Одна была замечательная, вторая — тревожащая, будоражащая.
— Я согласна с Пабло, здесь есть какая- то тайна, — тут же заговорила Камила, услышав про пьесу. Ее буйная фантазия мгновенно заработала. — Мы посмотрим спектакль и многое поймем. А что, если Катриэль?.. — Представляете?
Все на секунду замолчали, представив себе, что будет, если Катриэль жив…
— Нет, не будем предвосхищать, загадывать, — тут же оборвала сама себя Камила. — Можно сказать одно — нам есть чего ждать от будущего. — И они с Лусией понимающе улыбнулись друг другу. — А я сегодняшний день провела в прошлом… — И Камила прочитала свое стихотворение.
— Потрясающе! — воскликнули Лусия и Пабло в один голос.
— Мы напечатаем его завтра же на первой полосе с посвящением Виктории Оласабль. Может быть, оно поможет нам получить какие-то сведения о ее кончине, — пообещал Пабло.
— Или хотя бы о могиле, — прибавила Камила. — Мне так не хватает моей любимой мамочки.
— А мне отца, — грустно сказал Мариано.
И все невольно загрустили, вспомнив тех, кто ушел от них навсегда
Что удивительного, если после убийства Эрнесто Виктория запила? И окончательно махнула на себя рукой. Ей было все равно, кто с ней, что с ней. Розалинда и не пыталась ей ничего сказать, как-то ее утешить. У нее и для самой себя не было слов утешения.
Рассеять сгустившийся вокруг Виктории мрак пыталась одна бородатая Хуана. Она позабыла о былой неприязни, и, жалея Викторию, все пыталась найти слова ободрения, которые нашли бы отклик в сердце несчастной.
— В жизни никогда нельзя отчаиваться, — твердила она. — Придет миг, и ваша жизнь будет совсем другой. Нужно только поймать этот миг. Поверьте, жизнь совсем не так ужасна и безнадежна, как вам сейчас кажется!
Но что могло перемениться в жизни Виктории? Ничего! — так она считала и опрокидывала очередной стакан джина.
Однако пришел день, когда, просматривая с утра газеты — давняя глупая привычка! — Виктория наткнулась на стихотворение, посвященное ей Камилой.
Она читала и перечитывала его, а слезы текли и текли…Боже, почему ее сердце забыло, как сладостна материнская любовь? Почему роптала она на Господа? Ведь на самом дне, в грязи и смраде, Он протянул к ней руку спасения, вложив в нее семя новой жизни! Почему же она ничего не поняла? Почему не стала жить ради дочери? Почему обрекла ее на сиротскую, лишенную материнской заботы жизнь? Почему избрала путь ненависти, а не любви?
Виктория плакала возрождающими душу слезами покаяния. Она увидела в себе корень своих собственных бед. А с собой человек способен сладить. Да, конечно, он должен ежечасно просить помощи у Господа, но справиться с собой человек может. До тех пор, пока он винит в своих бедах мир, борьба его бессмысленна и непродуктивна.
«Скосишь ли всю траву, выкорчуешь ли все леса, скроешь ли все горы, которые застят тебе свет? Но ты сам — обозримое для себя поле, и если попросишь, то тебе дадут силы возделать его». Вот что поняла, горько плача, Виктория, и в ее выжженном ненавистью сердце вспыхнул новый огонь любви.
Вспомнила она и слова Хуаны, и поняла, что настал для нее тот самый миг перемен, который она не должна упустить ни за что на свете. Но могла ли она представить себе, какой будет эта перемена? Могла ли вообще надеяться на нее? Однако перемена произошла. Воистину, пути Господни неисповедимы.
— Я поеду к своей дочери, Розалинда, — сказала Виктория давней товарке. — Я очень нужна ей. А еще мне обязательно надо передать Мариано последние слова Эрнесто…
И у нее в ушах зазвучал его слабеющий голос: — «Ты справишься и без меня, Виктория, ты справишься и без меня…»
Франсиско страшно разозлился на Хасинту: какого черта она заявилась в «Эсперансу»? Немедленно обратно! В безопасное место! Он решил даже проводить ее, чтобы быть уверенным, что она добралась благополучно.
А дорогой расхвастался:
— Денег у нас теперь куры не клюют! А кончатся, всегда под боком Августо, даст, сколько понадобится. Так что заживем как у Христа за пазухой!
Августо, который незаметно следовал за ними, надеясь выведать, за какой же такой секрет Франсиско рассчитывает получить у него место управляющего, скрипнул от ярости зубами: ну и мразь! Но напрасно они надеются взять его голыми руками! Не та-то он прост, Августо!
