Своеобразно он вел себя по отношению к Орвилу: с большим достоинством, незлобно, но достаточно независимо и отстраненно, всем своим видом давая понять, что поселился здесь ради Агнессы и Джессики и отнюдь не обязан благодарить Орвила за гостеприимство. Самое важное пес решил для себя давно: хозяин, живой или мертвый, был для него единственным. И заводить другого Керби не собирался.
Агнесса и Орвил посидели возле кроватки девочки, тихо беседуя.
— Агнесса, — Орвил, — в этом месяце я решил не заниматься делами. И тебе, я думаю, нужно отдохнуть. Может быть, съездим к морю?
Лицо Агнессы наполнилось светом.
— В Калифорнию, Орвил?..
— В Калифорнию?.. Вообще-то я думал немного поближе. Впрочем, мы можем поехать куда захочешь.
— Нет-нет, — быстро произнесла Агнесса, — я не хочу в Калифорнию.
— Но…
— Я передумала.
— Хорошо, как скажешь.
— А Джессика?
— Разумеется, мы поедем вместе с Джессикой. И даже Керби возьмем с собой.
Ужинать поехали в самый шикарный ресторан города. Агнесса в темно-зеленом бархатном платье с приколотой у плеча розой и в драгоценностях сидела за столиком; позолоченный сервиз, хрусталь, ковры —пугающие роскошью предметы окружали ее, и она не могла понять, что есть сон: то, что было тогда, месяц назад, или все-таки ее теперешняя жизнь. Слишком быстро все происходило, она не успевала опомниться, осознать как следует свои действия и мысли… Давно ли мыла посуду за гроши, а теперь сама — богатая посетительница ресторана, куда более внушительно-роскошного, чем тот, в Хоултоне. Что бы сказали ее бывшие напарницы, если б увидели ее сейчас? А Филлис? Она по-прежнему работает там…
— Жаль Филлис, — произнесла Агнесса вслух. — Теперь не увидимся долго.
Ей хотелось помочь подруге, но она стеснялась попросить об этом.
— Хочешь помочь ей?
Агнесса замялась.
— Да, — призналась она наконец. — Филлис единственная меня поддерживала. Но я не знаю, как это сделать.
— Это довольно просто, — ответил Орвил.
Агнесса пожала плечами: живой неподдельный бархат ее кожи озарялся мягким светом, и влекла, неудержимо притягивала, не отпускала загадочная зелень глаз. Орвил любовался этой не осознающей своей силы женщиной: то был ее миг, ее час, ее жизнь.
— Но у меня нет ничего, — возразила она. Орвил внимательно посмотрел на нее.
— У тебя есть то, что есть у меня, и наоборот. Разве нет?
— Филлис примет не всякую помощь. Просто деньги она не возьмет.
— Понимаю. Но не обязательно делать так. Можно, например, помочь ей устроить мастерскую или магазин, чтобы она имела постоянный доход, который, кстати, будет зависеть от ее труда. А чтобы это не выглядело как благотворительность, пусть отчисляет тебе процент, небольшой, разумеется, как будто ты с нею в доле.
— Но Филлис простая девушка, она никогда ничем подобным не занималась. Думаешь, она справится?
— Научиться несложно. Я отправлю к ней надежного человека, он все сделает.
— Спасибо, Орвил. — Агнесса ласково тронула его ладонь.
Темные глаза Орвила наполнились светом.
— Агнесса, милая…
— Ты выполняешь все мои просьбы. Что я могу для тебя сделать?
— Ты уже сделала. И я хочу, чтобы у тебя были просьбы. Всегда. А еще лучше будет, если я научусь и так догадываться обо всех твоих желаниях.
— Ты так сильно меня любишь? — очень тихо прошептала она.
— Я так сильно тебя люблю, — не сводя с нее глаз, ответил он.
Потом оглянулся. Атмосфера сладкой тоски наполняла все вокруг, но Орвил чувствовал что-то совсем другое. Его не расслаблял желтоватый полумрак, таинственный переливчатый блеск напитков в бокалах — все это лишь помогало подчеркнуть сосредоточенность, царящую внутри. «Любовь — очень древнее вино, и им никогда нельзя напиться допьяна», — подумал он. Он всегда рассуждал трезво, он знал, что есть на свете женщины куда более совершенной красоты; Агнесса не казалась ему красавицей, потому что ею и не была, но она излучала невидимый для многих свет души, не совсем понятной и все-таки Орвил чувствовал это — близкой ему, только ему, человеку, который ее любил.
Он смотрел на нее, как она пьет шампанское, как улыбается, отвечая… Принесли форель, потом жаркое… Агнесса по-детски удивлялась, пробуя позабытые блюда, она смеялась, и Орвил не мог понять, что блестит сильнее: изумруды в ее колье или пронзительно зеленые глаза. Они говорили, и Орвилу казалось, что между ними с каждым доверительным словом возникает притягательная, непостижимая внутренняя близость. Они не замечали никого. Иногда он вспоминал как о невероятном о том, что совсем скоро придет ночь, и женщина эта снова будет спать в его объятиях, а потом они вместе проведут день, и все следующие ночи и дни будут рядом. Всегда.
Бог вознаградил Орвила и простил Агнессу: их одиночество кончилось, растворилось в соединении душ.
— Знаешь, Орвил, — сказала Агнесса, — только одно не дает мне покоя, я до сих пор не знаю, где моя мать. Помнишь, я говорила тебе, что не смогла найти ее?
— Помню.
— Да… Тогда я отыскала то заведение… Я говорила тебе, что моя мать жила доходами с публичного дома?
Агнесса уже не была стеснительной барышней: прошедшие жестокие годы научили ее называть вещи своими именами.
Орвил поставил на столик бокал.
— Кажется, нет, — спокойно ответил он. Агнесса рассказала.
— Я хотела бы ее найти, — сказала она. — Не знаю, встреча была бы, наверное, преждевременной, но хотя бы узнать что-нибудь…
— Мы постараемся найти ее, дорогая.
Агнесса помолчала, а потом произнесла, напряженно глядя перед собой:
— За мной тянется длинный хвост всяких неприятностей!
Орвил возразил:
— Нет. Вернее, не знаю, как судят другие, но у меня свое мнение на этот счет. То, что тебя окружает или окружало, существует отдельно от того, что ты имеешь внутри. Если ты чиста душой, не способна обмануть и предать — это первое и главное. Я никогда не идеализировал мир и людей, Агнесса, потому мне не особо грозит разочарование.
— Я совершила плохие поступки.
Орвил рассмеялся.
— Какие? Сама распорядилась своей судьбой? Дала жизнь невинному ребенку? Насколько мне известно, это все.
— Да.
— Так и не стоит об этом! — Орвил приблизился к ней. — Милая моя, давай не будем больше говорить о том, что не относится к нашей теперешней жизни, хорошо? Для меня ты самая лучшая, разве это не главное для тебя?
— Я обыкновенная. — Агнесса улыбнулась.
— Ты помогаешь понять прелесть обыкновенности, Агнесса, — сказал Орвил. — И, подумав, что она может обидеться, добавил: — Но сама ты необыкновенная. Для меня.
