Пока же, стоя с опущенной головой в кабинете Гейдена, в присутствии других офицеров штаба, он вынужден был хранить молчание. Когда же разнос нерадивого командира полка был завершён, и Гейден попросту выдохся, отпустив собравшихся, Георгий осмелился взглянуть тому в лицо.
- Ваше высокопревосходительство, могу я поговорить с вами? – обратился он к начальнику штаба.
- Собираетесь оправдываться, полковник? – хмуро спросил Фёдор Логинович.
- Никак нет, ваше высокопревосходительство. Вину свою полностью признаю. Коли я опорочил мундир офицера, не проще было бы удовлетворить моё прошение об отставке? – осведомился он.
- За вас просили, Георгий Алексеевич, - поджал губы Гейден. – Коли бы не Дашков я бы давно вышиб вас из армии.
- Вот как, - усмехнулся Георгий. – Что ж, благодарю, что выслушали. Разрешите идти?
- Ступайте, - махнул рукой начальник штаба. – Я отстраняю вас от командования полком, пока останетесь при штабе, потом решу, что с вами делать, - отпустил его Фёдор Логинович.
Идти к Дашкову не было никакого желания, но в тоже время Георгий прекрасно понимал, что только всемогущий Алексей Николаевич сможет ему помочь, коли пожелает. Разговор с князем Дашковым вышел на редкость напряжённым. Поначалу Дашков даже слышать ничего не хотел, и тогда Бахметьеву пришлось рассказать ему всю историю его взаимоотношений с Верочкой.
- Алексей Николаевич, я страшно виноват в том, что с ней произошло. Я сделал её своей любовницей, совратил, я преследовал её в Пятигорске. Только моя вина в том, что случилось.
- Может быть, и яду князю Одинцову ты подсыпал? – не скрывая сарказма, спросил Дашков.
- Вера не могла, - уверенно заявил Георгий.
- Стало быть, нужно искать того, кому это выгодно, - задумчиво протянул Алексей Николаевич. – Завещание князя уже огласили?
- Нет… - Георгия обожгло. Караулов! Только он мог иметь выгоду от создавшегося положения.
- Я должен разыскать поверенного княгини Уваровой, - схватился он за виски, присаживаясь в кресло.
- Причём здесь он? – искренне удивился князь.
- Покровское, её имение, унаследовал Одинцов, - попытался объяснить Бахметьев.
Дашков поднялся с дивана и, распахнув резные поставцы, прошёлся взглядом по бутылкам с дорогим бренди. Выбрав то, что хотел, князь позвонил в колокольчик и велел лакею принести две рюмки и что-нибудь закусить.
- Не понимаю я тебя, Юра, - покачал головой Дашков.
- У княгини Уваровой был племянник, некто Караулов Пётр Родионович. Он очень долго прожил в Покровском. По всему видно, что именно он должен был унаследовать поместье, а досталось оно Одинцову.
- А вот это уже интересно, - дождавшись, когда лакей покинет кабинет, отозвался Дашков, разливая по рюмкам бренди.
- Я должен встретиться с Верой. Помогите мне. Я знаю, вы можете устроить эту встречу, - обратился он к крёстному.
- Я подумаю, что можно сделать, мой мальчик, - вздохнул Дашков. – Но, Юра, женщины коварны и не стоят того, чтобы губить свою жизнь из-за них.
Георгий грустно улыбнулся крёстному. Коварной была его собственная мать, когда-то ответившая отказом на сватовство Дашкова. Алексей Николаевич так и не женился, не нашёл такой, что заменила бы ему Лидию. Он сумел стать другом её мужу, был частым гостем в Бахметьево, а когда родился наследник графа, привязался к Георгию, как к родному сыну, которого у него никогда не было и вряд ли уже появится.
Глава 46
Слово «тюрьма» вселяло страх и отвращение всякому, кто его слышал. Вера не была исключением, но она и помыслить не могла, что когда-нибудь в своей жизни ей придётся столкнуться с этим страхом воочию. Оказавшись за воротами Литовского замка, она, наконец, осознала, что всё случившееся с ней не кошмарный сон, но не менее страшная реальность. Следуя по длинному мрачному коридору за тюремным надзирателем, Верочка с трудом переставляла ноги, каждый следующий шаг отдалял её от свободы. Остановившись перед толстой дверью каземата, тюремщик долго гремел ключами, замешкавшись с замком. Неодолимое желание повернуться и бежать, куда глаза глядят, росло с каждой минутой. Вера отступила на шаг назад, ещё мгновение, и она побежит, не разбирая дороги и, невзирая на последствия. Дверь со скрипом отворилась, и на неё пахнуло затхлым спёртым воздухом тюремной камеры. Madame Одинцова поморщилась и замерла на пороге. Надзиратель устал ждать, когда она добровольно шагнёт в тесное помещение, и грубо толкнул её в спину. Со скрежетом повернулся механизм замка, оставляя узницу один на один с обитательницами каземата.
Около десятка женщин сидели или лежали на деревянных нарах вдоль стен камеры. Как по команде, головы повернулись в её сторону. Взгляды любопытные, равнодушные и откровенно враждебные скользили по её бледному лицу, по потрёпанной, но дорогой одежде.
- Глядите-ка, бабоньки, - шагнула к княгине грузная женщина с изрытым оспинами лицом, - барыньку к нам занесло.
Перебросив на грудь небрежно заплетённую косу из засаленных волос мышиного цвета, она шагнула к замершей на пороге Вере и ухватилась за конец дорогой тёплой шали, наброшенной на плечи княгини.
- Хороша вещичка.
- Не тронь её, Алевтина, - поднялась с грубо-сколоченной лавки хмурая чернявая женщина, похожая на цыганку. – Не видишь, что ли? Тяжёлая она.
- Ох! Не дай Боже с дитятей по этапу, - вздохнула и перекрестилась старуха в углу камеры.
Вера прижалась спиной к двери. Лишиться свободы было не самое страшное, куда страшнее было выжить в том аду, где она оказалась. Не передать словами какой ужас внушили ей обитательницы каземата! И отчего она решила, что ей грозит одиночество?
- Неужели из благородных? – отступила рябая девица, пропуская Веру в камеру. – Звать-то как?
- Княгиня Одинцова, Вера Николавна, - едва слышно прошелестела Вера.
- Слыхали, и прям барынька, - захохотала девица. – Обрюхатить-то кто тебя успел?
Вера залилась пунцовым румянцем. Она не собиралась отвечать на подобную грубость. Впрочем, девица сделала собственные выводы.
Положение Веры, может быть, и осталось бы незаметным, коли не платье, что стало тесным в груди и талии, и потому она не застёгивала его, скрывая сей недостаток своего туалета под той самой шалью, что так приглянулась рябой девице.
- Идите сюда, ваше сиятельство, - подвинулась чернявая арестантка, освобождая место на лавке за большим деревянным столом.
Вера робко опустилась на скамью рядом с ней. Не спрашивая разрешения, женщина, похожая на цыганку, взяла в руки ладонь княгини и повернула её к свету, пробивающемуся в камеру сквозь небольшое зарешёченное оконце под самым потолком. Долго вглядываясь в хитросплетение линий на ладони молодой женщины, она вздохнула и пристальным взглядом уставилась в глаза Верочки:
