- Всегда знал, что ты разумная женщина, - улыбнулся Бахметьев, спуская с худеньких плеч платье.
- Была бы разумной, не связалась бы с тобой, - вздохнула Вера, обвивая руками его шею и ощущая, как ноги отрываются от пола.
Георгий бережно опустил её на кровать и стянул через голову нижнюю рубаху. Вера широко-раскрытыми глазами уставилась на его обнажённый торс, отмечая, что за четыре года он стал ещё шире в плечах. Ночью во флигеле было слишком темно, и она почти не видела его, только на ощупь гладила сильное мужское тело, наслаждаясь ответными ласками. Ей понравилось наблюдать за тем, как он раздевается, не стыдясь своего тела, не прячась от её взгляда. «Самоуверенный наглец, - позволила себе усмехнуться Верочка. – Знает что хорош, оттого и рисуется. Сколько женщин так же, как я сейчас, смотрели на него?» - потухла её улыбка.
Но вскоре забыла о своём огорчении, когда шептала: «Юра! Юрочка», - закрыв глаза и цепляясь за широкие плечи, ощущая, как кровь горячими толчками пульсирует по венам, как тело будто скручивает в узел, пока не лопнула тугая пружина внутри, вознося её на самый верх, в небеса. А может напротив, она падала в глубокую сладкую пропасть, ощущая, как точно также, в унисон её собственному, стучит его сердце под её ладонью. «Да за эти мгновения ничего не жалко! - приходя в себя, целовал тонкие пальцы Георгий. – Ничего! Ни карьеры, ни службы. Только бы быть с ней!»
Глава 45
Вера, словно в омут с головой, окунулась в головокружительный роман, который обсуждал весь Пятигорск, не обращая внимания на злые шепотки и косые взгляды. Её перестали приглашать, к ней не ездили с визитами, но всё это было столь мелко и незначительно по сравнению с тем, счастьем, что затопило душу океанской волной, смывая все страхи и угрызения совести.
Оставалось только дождаться вестей из Петербурга, и к началу декабря ответ из столицы пришёл. Но то был вовсе не тот ответ, которого ждал Георгий, и на который так надеялась Вера. Графу Бахметьеву отказали в удовлетворении его прошения, мало того потребовали явиться в Главный штаб пред светлые очи командования в целях воспитательной беседы. Князь Дашков, получив письмо своего крестника, пришёл в ужас от «очередной безумной выходки Жоржа», как он сам охарактеризовал его просьбу и сделал всё возможное, дабы сие прошение осталось неудовлетворённым. Алексей Николаевич не мог позволить Георгию погубить карьеру и сломать жизнь, а потому приложил немало усилий к тому, дабы оторвать его от падшей женщины, коей являлась княгиня Одинцова.
Ослушаться приказа Бахметьев не мог, потому, как всё ещё находился на службе Его Величества. Единственный выход ему виделся в том, чтобы поехать в столицу, как того требовал в своём письме начальник Главного штаба граф Гейден, забрав с собой Веру. Княгиня Одинцова без колебаний согласилась с ним. В жизни Верочки произошло событие, которое перевернуло весь её маленький мир и сделало невозможным дальнейшее пребывание в Пятигорске, особенно, если Бахметьева не будет рядом. Она ждала ребёнка от любимого мужчины и намеревалась сообщить Георгию о том, что он станет отцом по дороге в Петербург.
Поутру предстояло отправиться в столицу. Всё, что могло понадобиться в путешествии, Вера втайне от прислуги сама уложила в небольшой саквояж. Самым трудным для неё оказалось сообщить супругу о том, что она оставляет его, поскольку уехать, не поставив князя в известность, не позволяла совесть.
Весь день она тянула время, откладывая непростой разговор. Сначала она собиралась поговорить с ним после обеда, затем после ужина, но не хватило духу. Время было на исходе, и потому Вера, заранее сжимаясь от предстоящих упрёков и обвинений, что ей предстоит выслушать, направилась в опочивальню супруга.
По пути ей попался Григорий с графином подогретого вина на подносе, что обыкновенно пил князь перед сном. Лишние свидетели предстоящего объяснения Вере были не нужны, потому она забрала у слуги поднос, сказав, что сама отнесёт вино князю. Григорий не стал возражать, молча отдал вино и придержал для неё двери в хозяйскую опочивальню.
Выдохнув, Вера ступила на порог. Одинцов удивлённо приподнял брови, разглядев супругу у дверей.
- Вера Николавна, признаться не ожидал. Вы не часто балуете меня своим присутствием в последнее время, - поднялся он с кресла, уступая ей место.
Поставив поднос на туалетный столик, Верочка дрожащей рукой налила вино в бокал и протянула князю.
- Иван Павлович, я должна признаться вам в… - запнулась она.
Одинцов поднёс к губам фужер и выпил содержимое несколькими большими глотками. Промокнув губы белоснежным носовым платком, он аккуратно поставил на столик пустой бокал и повернулся к жене:
- Признаться в том, что собираетесь наградить меня ублюдком графа Бахметьева? – с ненавистью глядя на жену, свистящим шёпотом произнёс он.
Вера побледнела и отрицательно качнула головой:
- Я собиралась сказать вам, что оставляю вас. Завтра я уезжаю в Петербург с Георгием Алексеевичем.
- Скатертью дорога! – взвился Одинцов. – Но знай, что от меня ты ни гроша не получишь.
- Мне не нужны ваши деньги, - вздохнула Верочка. – Все чего я желаю, чтобы вы не чинили мне препятствий с отъездом.
- Мне не нужна шлюха в доме! – хрипло выдохнул князь и схватился рукой за левую сторону груди.
Глаза его расширились, другая рука потянулась к шейному платку. Одинцов явно задыхался. Он силился что-то ещё сказать, но с посиневших губ срывались только хрипы.
- Доктора… - сумел выдавить он прежде, чем стал оседать на пол.
Подхватив юбки, Верочка метнулась к двери и едва не столкнулась на пороге с Фёдором, камердинером князя, пришедшим помочь его сиятельству приготовиться ко сну.
- Скажи Егору, чтобы за Куницыным ехал немедля, - испуганно протараторила Верочка и вернулась к Одинцову.
Фёдор поспешил выполнить поручение княгини и вернулся в хозяйскую спальню. Увидев князя на полу, пожилой слуга впал в ступор.
- Помоги мне! – прикрикнула на него Вера, силясь поднять мужа.
Окрик барыни привёл камердинера в чувство, и он бросился ей на помощь. Вдвоём им удалось уложить его сиятельство в постель. Князь тяжело дышал, глаза его закатились. Вера не знала, чем ещё помочь и могла только в волнении ходить по комнате в ожидании Куницына. Иван Павлович захрипел, тело его неестественно выгнулось дугой, а в следующее мгновение, он повалился на бок и затих. Верочка бросилась к кровати. Глаза Одинцова были открыты и неподвижны, совершенно очевидно, что он испустил дух. Стены спальни колыхнулись перед её взором, ноги сделались ватными, уцепившись за синий бархат балдахина, Вера осела на пол и лишилась чувств.
