Я не разделяла их чувств — мне вообще все казалось ужасно скучным.
Оркестр посредственный, женщины без макияжа, в простых твидовых костюмах и беретах на прямых, как солома, волосах.
Их, похоже, нисколько не интересовали окружавшие их мужчины, забавные и разодетые самым невероятным образом — в красных или черных рубашках и желтых галстуках в крапинку. Среди них был джентльмен в вечернем костюме, в его петлице красовалась огромнейшая орхидея, а на пальце — очаровательнейшее драгоценное кольцо. Правда, мне показалось, что все они выглядели немножко грустными и довольно вялыми — тут не было и половины того веселья, которое я могла наблюдать в других местах Лондона, которые посещала.
Что касается нашей компании, мы все танцевали, мало обращая внимания на то, что творится вокруг. В какой-то момент к нам подошел эксцентричного вида господин с моноклем и в зеленой рубашке с красными полосами. Он обратился с каким-то вопросом к Тимми, и все сказани:
— Тимми заводит знакомство!
По-моему, незнакомец спросил Тимми, нельзя ни представить его одной из тех женщин в твидовых костюмах.
Тимми отказался и пошел танцевать со мной. Однако я чувствовала себя не очень уютно в этом месте и спросила у Тимми, нельзя ни нам уйти отсюда.
— Конечно, — подхватил он. — Пошли к Джону на вечеринку!
— А разве он устраивает сегодня вечеринку? — спросила я.
— Каждый вечер по средам, — закричали все, — только нам надо захватить кое-что из спиртного!
Мы купили в баре три бутылки виски и поймали такси — в одну машину набилось восемь человек — ну и теснота! — и поехали домой к Джону.
Живет он на чердаке, но жилище его мне очень понравилось — ярко-красные стены, черные блестящие жалюзи. Более эффектного зрелища я не видела!
Мы все расселись на полу и принялись пить — сначала это были какие-то своеобразные напитки, а затем приготовили горячий пунш, на который, видно, ушло все до последней капельки принесенное нами спиртное.
Из граммофона вырывалась дикая музыка, и все говорили о самых невероятных вещах — по крайней мере мне они казались невероятными, так что я не вполне понимала, о чем идет речь.
Когда все темы для интеллектуальных бесед были исчерпаны, несколько человек устроили импровизированное эстрадное представление.
Один из них, с банджо, был чертовски хорош собой, остальные, на мой взгляд, смотрелись скорее глуповато. Постепенно мое сознание стало затуманиваться — Тимми все время подливал мне в стакан горячий пунш. Я почувствована головокружение, затем меня жутко поклонило в сон. Заметив мое состояние, Тимми сказал:
— Ладно… поехали домой, Максина.
Мы сели в такси, и я почувствовала, как Тимми прижал меня к себе, а потом стал целовать. Я его не останавливала — у меня просто не было сил для этого.
Неожиданно такси затормозило, я выглянула и увидела, что мы на Дэвис-стрит.
— Нет, Тимми… я хочу домой, — запротестовала я.
— На одну минутку, Максина, зайдите, — взмолился он.
Он опять принялся меня целовать, а я подумала, до чего все ужасно, до чего мне ненавистны его поцелуи и горячая ладонь на моем голом плече. Я еще раз попыталась его оттолкнуть, но он только крепче обнял меня и сказал:
— Не будь дурочкой.
Тут я не выдержала и заплакана.
— Пожалуйста, доставьте меня домой, прошу вас! — сквозь рыдания проговорила я.
Тогда Тимми опомнился:
— Бедняжка Максина! Простите меня, я просто скотина! — воскликнул он и стал объяснять таксисту, куда ехать.
— Простите, Максина. Не плачьте, пожалуйста, — повторял он до тех пор, пока мы не прибыли на Гровенор-сквер.
Я вылезла из машины и, попрощавшись с Тимми, направилась к дому. Открыв дверь ключом, я вошла. Кругом все было тихо. Я не стала подниматься в лифте, а пошла вверх по лестнице. Поднявшись на второй этаж, я услышана, как кто-то открыл дверь, и подумала: «Это тетушка Дороти, какой ужас! Что делать?! Она заметит, что я плакала, и замучает бесконечными расспросами!»
Я прижалась к стене, и в свете, проникавшем из открытой двери, разглядела стоявшую на пороге тетушку Дороти в бархатном белом халате, отделанном соболем. Она разговаривала с кем-то — лица ее собеседника я не видена, оно оставалось в тени. До моего слуха долетели слова, сказанные почти шепотом:
— Дорогой… вам нет надобности уходить! Ведь совсем рано.
— Нет, я должен идти. Осторожно, вас могут услышать.
С этими словами незнакомец повернулся и быстро направился к лестнице. Когда он проходил мимо меня, я узнала Гарри.
* * *
Не могу передать, что происходит в моей душе! Я просто ошеломлена. Разумеется, теперь я все понимаю. До чего я была глупа все это время, и какой дурочкой должны были считать меня все прочие! Безусловно, всем, кроме меня, было известно, что Гарри — любовник тетушки Дороти.
Очень забавное слово «любовник»! Впервые я его услышала еще в школе, от девчонок-француженок, которые надеялись завести любовника сразу же после выхода из школы. А еще слово «любовник» в моем сознании почему-то ассоциируется с первым актом «Кавалера роз»[10]. Как только подумаю о любовнике, сразу воображаю субъекта в панталонах до колен и с заплетенными в косичку волосами.
А теперь выясняется, что «любовник» означает Гарри! Выглядит это все просто чудовищно, однако я тем не менее стараюсь не впадать в истерику из-за всякой ерунды.
Я очень много читала о нравах высшего общества и знаю, что великосветские женщины, как правило, имеют любовников. Однако к этому трудно отнестись спокойно, если речь идет о знакомых.
Поскольку тетушка Дороти моя тетка, я не ожидала от нее ничего, кроме верности дядюшке Лайонелу. Знаю, что это звучит по-детски наивно, а я выхожу полной идиоткой. Наверное, у меня старомодные представления о человеческих отношениях. Помню, как была изумлена, узнав, что маменька собирается замуж.
Да, она была очень хорошенькая, и многие добивались ее благосклонности, но представить маменьку в роли влюбленной и живущей с мужчиной женщины было выше моих сил.
Все это невероятно трудно осмыслить. Что мне делать? У меня перед глазами стоит лицо Гарри в момент нашего поцелуя. Как я смогу теперь с ним снова встретиться, зная то, что знаю?
Естественно, тот поцелуй ничего для него не значил. Да и может ли сравниться наивная провинциалка с такой светской львицей, как тетушка Дороти?
Только пусть он больше меня не целует, и я по-прежнему буду думать, что все поцелуи такие же скучные и противные, как поцелуй Тимми.
А вместо этого…
Не стану я больше об этом раздумывать. Надо лечь в постель и постараться заснуть.
