Грудь Гарольда Бертрама под его клетчатым черно-серым сюртуком раздулась от возмущения:
— Конечно, я не допустил бы ничего, что в обществе сочли бы неприемлемым! В имении Томаса за тобой будут хорошо присматривать. С тобой поедут мисс Кроуфорд и Элен. К тому же в течение некоторого времени там будут леди Армстронг и две её дочери-подростка.
Но ее сраженный ужасом мозг не принимал и не удерживал его слов. Единственное, что она знала и что не вызывало у нее ни малейшего сомнения, — она не могла и не станет жить рядом с этим человеком.
— Отец, неужели нет никого другого, кому ты мог бы отдать предпочтение, с кем я могла бы отбыть это нелепое наказание?
Никогда прежде она не просила о снисхождении, но сейчас ей пришлось пойти на это.
Отказ отца сопровождался резким отрицательным движением головы, решительным и окончательным. Вдохнув необходимое для жизни количество воздуха, Амелия снова опустилась на стул с прямой спинкой. Бросив смертоносный взгляд на сидевшего рядом мужчину, она прочла в его глазах с трудом сдерживаемое удовлетворение. Желание схватить с письменного стола отца тяжелое мраморное пресс-папье и размозжить им его череп, заставило ее сжать руки на коленях и стиснуть зубы с такой силой, что это грозило превратить в пыль их эмаль.
— На балу у леди Стэнтон вы все время это знали, — проговорила она тихим яростным шепотом.
Значит, пока она с трудом терпела его прикосновения и его ненавистное общество, он все время наслаждался сознанием того, что скоро она окажется в его власти и он сможет согнуть ее в бараний рог.
Взгляд отца метался между ними: на лбу у него залегли морщины, лицо выражало недоумение. Виконт же и глазом не моргнул, выслушав это обвинение.
— Вы слишком высокого мнения обо мне. Никто еще не называл меня прорицателем. Но сейчас я более чем счастлив взять бразды правления и принять на себя честь, оказанную мне вашим отцом.
— Бразды правления! Бразды! Вы сравниваете меня с животным? С лошадью?
Амелия вцепилась в подлокотники кресла побелевшими пальцами.
— Ни в коем случае, — поспешил он ответить. — Я вовсе не хотел вас обидеть. Пожалуйста, простите, что так неудачно выбрал слово, но это случается с теми, кто занимается разведением лошадей.
Виконт обратил к маркизу смущенное лицо и улыбнулся извиняющейся улыбкой. Отец, в свою очередь, засиял ответной улыбкой так, будто к нему спустился с небес Спаситель, чтобы навести порядок на земле.
— Хочу тебе сообщить, поначалу Томас отклонил мое предложение, и теперь я ему особенно благодарен за то, что он изменил свое решение.
Отец сказал это так, будто и она должна была испытывать благодарность к виконту за его великодушный жест.
Амелия поспешила отвести взгляд, не желая смотреть на этого мерзкого субъекта и видеть самодовольную ухмылку под притворно невинной миной. Его ссылка на лошадей не была метафорой, случайно сорвавшейся с языка. Он не собирался заставлять ее работать. Он намеревался сломить ее, как норовистую лошадь.
Никогда этому не бывать!
— Очень любезно с его стороны, — сказала Амелия, постаравшись вложить в свой тон как можно больше сарказма.
— Через три дня мы вернемся домой, а в следующем месяце ты отправишься в Девон.
Четыре полных месяца ей предстояло провести с этим ненавистным человеком. Амелия выпрямилась и сжала губы так плотно, что ее рот превратился в тонкую презрительную линию.
— Если тебе больше нечего сказать, Амелия, можешь удалиться.
Этими словами отец отсылал ее точно так же, как делал всегда. Она еще не встала со стула, а он уже перестал обращать на нее внимание.
Она старалась замедлить шаги, чтобы не казаться запуганной и забитой, только что претерпевшей наказание. Уже взявшись за ручку двери, она услышала его низкий голос, столь же доброжелательный, как будто он объявлял о начале военных действий:
— Леди Амелия, я с нетерпением жду в следующем месяце вашего приезда.
Ее шаги сбились. Она с трудом подавила желание обернуться и встретиться с ним лицом к лицу. Вступать в пререкания было бессмысленно. Инстинкт подсказывал ей, что лучше приберечь силы для настоящего, а не словесного противостояния, которое ей несомненно предстояло. Амелия, не оборачиваясь, выскользнула за дверь.
— Она несчастна, — подтвердил Гарри очевидное, как только его дочь вышла.
— Думаю, потому это и называется наказанием. Не стоит ждать, что оно будет приятным.
Сухой ответ Томаса сопровождался непринужденным жестом — он равнодушно поднял плечи.
— Да, но, когда Амелия несчастна, окружающим тоже достается.
Уголок рта Томаса приподнялся в кривой улыбке:
— Возможно, тогда, когда она имеет дело с другими. Но уверяю вас, как бы она ни была несчастна, меня это не тронет.
Когда в последний раз женщина затронула его чувства, он едва достиг зрелости. Но теперь, если это избалованное отродье со змеиным языком заставит его потерять сон хоть на минуту, он согласен будет расстаться со своим титулом.
— Именно поэтому я и обратился к вам с просьбой. Я знал, что если кому и удастся обуздать ее, то это будете вы. К несчастью, после смерти ее матери я предоставлял ей слишком большую свободу, а требовалась, оказывается, твердая рука.
Для Томаса слова его друга прозвенели как предупреждающий об опасности звонок. Нет, не звонок, а ужасная громоподобная какофония.
— Надеюсь, Гарри, вы не сочли перемену моего решения за знак интереса к вашей дочери?
На лице Гарри появилось на удивление неуместное довольное выражение. Но если отец Амелии и рассчитывал на союз между ними, его ждало горькое разочарование. Целью Томаса было всего лишь желание проучить девицу, сделать так, чтобы она понесла заслуженное наказание, и ничего больше. Разумеется, и ничего меньше.
Гарри тихонько хмыкнул:
— Конечно, нет. Я просто надеюсь получить по возвращении более покладистую дочь.
И все же заверение маркиза не рассеяло неприятного предчувствия, снедавшего Томаса. Но он тотчас же мысленно одернул себя. Что мог сделать Гарри, находясь на расстоянии тысяч миль?
— Надеюсь, вернувшись, вы увидите действительно изменившуюся дочь, изменившуюся к лучшему.
— Искренне уповаю на это. Ведь при ее красоте и приданом можно рассчитывать на удачный брак. Я питал блестящие надежды и строил всякие планы, но она закончила свой второй светский сезон, получив всего пять предложений брака от джентльменов, слишком бесцветных, чтобы рассматривать их серьезно. Среди большинства из них нет ни одного, в ком была бы хоть капля здравого смысла.
