Элизабет с минуту помолчала, потом наконец сказала:
— Думаю, нужно разрешить тебе туда ехать. Я возьму на себя все твои расходы. Ведь нам не удастся получить ответы на все вопросы здесь, что скажешь?
— Думаю, что нет, мадам.
— Хорошо, Алекс. А теперь забудем об этой твари! Ты останешься с нами поужинать, не так ли?
— С большим удовольствием, но ведь сейчас нам подадут чай?
Лакей в эту минуту входил в галерею с большим серебряным подносом. На нем стояли три чашки, тарелка с пирожками, а также чайник, сахарница и кувшинчик со сливками. Нанетт появилась в дверях у него за спиной.
— Могу ли я теперь к вам присоединиться?
— Ты подслушивал! — обвинил ее Алекс.
— Я не слышала ни единого слова, — озорно возразила она.
Рассмеявшись, Алекс пододвинул к столу стул для нее.
Орелия все глубже осознавала присутствие месье Арчера в пансионе. Каждое утро она слышала его торопливые шаги по лестнице. Он всегда куда-то спешил, и всегда уходил из пансиона бегом. Он уезжал до того, как она поднималась с кровати, вероятно, после завтрака, который ему подавали в номер. Он возвращался между четырьмя и пятью часами, и в течение получаса до нее доносились голоса, — его и лакея, который мчался вниз по лестнице за горячей водой и обратно.
Потом она слышала, как он торопливо умывался, — всплески воды, быстрые шаги, поскрипывание досок пола, иногда приглушенное ругательство, потом резкий хлопок дверью, — и он вновь оказывался на лестнице. С грохотом захлопывалась входная дверь, и Орелия, которая обычно сидела, словно застыв, над книгой или над шитьем, поднимала голову и снова начинала слушать то, что ей говорила мадам Дюкло.
Однажды утром, позже обычного, Орелия услышала, как они оба уезжали — сам месье и его слуга. Когда Жульенна принесла ей кофе с молоком, она получила от нее информацию, что Лафитт и его хозяин уехали в Новый Орлеан и что они пробудут там несколько недель. Как это ни странно, но Орелия, как только просыпалась, продолжала прислушиваться к его легким торопливым шагам, и жизнь в пансионе теперь без этих знакомых звуков казалась скучной и пресной.
Мадам Дюкло, взяв бумагу, перо и чернила, написала письмо Мишелю Жардэну, которое намеревалась отослать еженедельной почтой.
— Не хочешь ли передать ему что-нибудь? — спросила она Орелию.
— Да, пожалуйста, сообщите ему, что я здорова.
— И это все? — спросила мадам Дюкло с дразнящей улыбочкой.
— И что я часто думаю о его доброте и щедрости. И… надеюсь, что и он чувствует себя хорошо.
— И это все?
— И… и… что я с нетерпением жду нашей следующей встречи.
Удовлетворенная ее ответом, мадам Дюкло замолчала.
"Как странно, — размышляла Орелия, — но я скучаю по этим торопливым шагам, которых больше не слышно на лестнице!" Но она ничего подобного вслух не говорила. Она убеждала себя в том, что одержима идеей, будто месье Арчер за ней постоянно шпионит — и все.
"А этот враг хорошо собой, а?" — мысленно передразнивала она раздражающий ее голос мадам.
"Он не такой красивый, как Мишель", — ответила она тогда ей. — И совсем не такой добрый! И тем не менее в нем что-то есть…"
Но он помолвлен с моей сестрой!
Вполне естественно он будет защищать ее. Но любит ли он ее на самом деле? Может ли влюбленный человек иногда бросать на нее такие проникновенные взгляды? А если он хочет тебя ненавидеть, но не в силах этого сделать?
"Нет, он мой враг!"
В эту ночь Орелии снова приснился Мэнс. Вновь она оказалась перед главным входом в дом с его грациозными веерообразными фонариками, но она была одна, и значительно моложе. Она стучала, стучала, а сердце ее все больше наполнялось тревогой. Наконец дверь отворилась. На пороге стоял, улыбаясь ей, ее отец.
В отчаянии она закричала: "Почему ты меня не впускаешь?" С лица его не сходила вопрошающая улыбка, но он молчал. Она проснулась с тупой головной болью. На лице у нее выступил пот.
Алекс прибыл в Беллемонт во взятом на прокат экипаже с наступлением сумерек. "Большой дом" при угасающем свете выделялся белым пятном. Все окна были освещены как в первоначальном колониальном доме, построенном дедушкой его матери, так и в двух изящных крыльях, пристроенных его отцом. Ворота на дорожке, ведущей к дому, были закрыты, но, услыхав стук копыт, целая ватага чернокожих детишек, толкая друг друга, понеслась навстречу ему по траве, и они ловко открыли ворота, не дав кучеру времени слезть с козел.
— Мики! Мики приехал! Алекс! — визжали они хором, увидев его в окно кареты.
Он, рассмеявшись, помахал им рукой. Такое приветствие у ворот в жизни Беллемонта было чем-то традиционным.
Кучер, которому передалось их возбуждение, хлестнул упряжку лошадей, и они помчались галопом по дорожке. Детишки бросились вслед за каретой, которая, подкатив к галерее, резко остановилась. Сверху члены семьи Алекса приветствовали его взмахом рук. Рядом с отцом и матерью стояла его сестра Антуанетта — ее рыжие волосы удерживали гребни прямо над ушами, чтобы не растрепались. В руках она держала своего сына-младенца. Рядом с ней стояли ее муж Робер Робишу и младшая сестра Алекса, темноволосая Тереза.
Алекс, выскочив из кареты, помчался вверх по лестнице, чтобы поскорее всех обнять. Лафитт остался внизу с возбужденными детишками, которых он привлек к разгрузке багажа и доставке его наверх.
Все заговорили сразу. Градом посыпались вопросы о Нанетт и мадам Кроули, о его путешествии вверх по ручью и реке. Все они выражали свое соболезнование в связи с кончиной Ивана Кроули.
— На следующий год мы введем в эксплуатацию железную дорогу через всю эту местность до отдаленных приходов, — предсказал Джеф Арчер.
— Через эти "дрожащие прерии?" — фыркнул Алекс. — Ты не видел, папа, как там работают, зато я видел. Они теряют в болоте инструменты, мулов и даже людей. Первый же паровоз, который поедет по этим рельсам, наверняка провалится!
— Надеюсь, что такого не произойдет, — мягко возразил отец. — Я вложил в это дело большие деньги.
— Как мы разочарованы тем, что твоя свадьба отложена, — сказала его замужняя сестра Анетт. — Мы все так ждали этого путешествия в Террбон, чтобы посмотреть, где вы с Нанетт будете жить.
— Да, жаль, что она перенесена, — заявила Тереза, которая, как заметил Алекс, уже начинала соперничать в красоте со своей матерью. — К тому времени подвенечное платье Нанетт выйдет из моды.
Мелодия с улыбкой на губах терпеливо ждала, когда подойдет ее очередь, и ее сын крепко ее обнимет и поцелует в обе щеки.
