— Я рад, что вы мне об этом сказали, капитан. Я непременно подумаю о том, что следует предпринять в отношении мисс Тайвертон, и подниму этот вопрос при разговоре с полномочным представителем Британии в Копенгагене, сэром Генри Уоткином Уилльямсом-Уинном, который, несомненно, посетит меня на борту вашего судна сразу же, как только мы прибудем в порт.
— Спасибо, милорд, — сказал капитан. — Вы сняли с моего сердца тяжелый камень.
Днем лорд Чарнок несколько раз с досадой ловил себя на том, что думает о Полине. Он был этим недоволен, поскольку эти мысли отвлекали его от работы.
Во время их второго совместного обеда дипломат почувствовал, что ей очень хочется обсудить с ним ту книгу, которую он дал ей почитать.
— Там очень много интересных вещей, — сказала девушка, — особенно же меня заинтересовало объяснение политики России в отношении Польши. Только мне показалось, что события, которые там происходили, освещены не совсем честно.
Лорд Чарнок посмотрел на нее с искренним любопытством.
— Что вы имеете в виду?
— Я смутно вспоминаю, как несколько лет тому назад читала об их крайней жестокости: они отняли сто тысяч польских детей у их родителей и отправили их в центральные районы России.
Отпивая глоток шампанского, которое стюард только что налил им в бокалы, лорд Чарнок размышлял над тем, что ей можно на это ответить. По правде говоря, в тот момент он был настолько возмущен зверствами русских, что присоединился к требованиям парламентариев-радикалов, которые настаивали, чтобы лорд Пальмерстон занял как можно более жесткую позицию по отношению к российскому царю, высказав ему решительный протест от имени Британии. Он был среди тех, кто негодовал из-за того, что лорд Пальмерстон попытался защищать русских, напомнив о том, в каком долгу перед ними находится вся Европа: ведь они смогли изгнать Наполеона из своей страны, остановив тем самым его победоносное шествие!
Поскольку он молчал, Полина проговорила дрожащим от волнения голосом:
— Я читала речь, произнесенную в палате общин: там описывалось, как рыдающих и вопящих детей после подавления восстания увозили из Варшавы, несмотря на то, что их матери бросались на рельсы, пытаясь остановить эти поезда.
Она смотрела прямо на лорда Чарнока, и он успел увидеть в ее глазах неподдельный ужас. Запинаясь и чуть не плача, Полина добавила:
— Как я могу… даже помыслить о том… чтобы подружиться с людьми… которые были способны… на подобные вещи?
Помолчав немного, лорд Чарнок сказал:
— Я собирался поговорить с вами относительно вашего пребывания в России. Только предлагаю, чтобы мы сначала поели и поговорили о более приятных вещах, чем то событие, о котором вы только что вспомнили.
Полина решила, что он ее укоряет, и покраснела.
— Мне… очень жаль, — смущенно проговорила она.
Лорд Чарнок рассказывал о Дании, упомянув, что ему жаль, если ей не удастся увидеть датских крестьянских домов, которые были не только красивыми снаружи, но и просторными и уютными внутри. Во всяком случае, на него они произвели определенное впечатление, когда он побывал в некоторых из них. Полине казалось интересным все, что он говорил, поэтому она с жадным вниманием слушала его рассказы до самого конца обеда, когда им подали кофе. Лорд Чарнок попросил, чтобы ему принесли рюмку бренди.
Пассажиры уже начали расходиться, и в салоне стало гораздо тише. Воспользовавшись удобной минутой, лорд Чарнок негромко повторил:
— Я хочу поговорить с вами относительно вашего пребывания в России.
При этих словах радостное внимание, с которым Полина выслушивала его рассказы, сменилось выражением тревоги.
— Во время нашего первого разговора вы сказали мне, что ваша тетка не сообщила вам ничего определенного относительно того, что вам надо будет делать по приезде в Санкт-Петербург.
— Она отказывалась отвечать на мои вопросы прямо, — ответила Полина, — но я не сомневаюсь в том, что она намерена была сделать меня… гувернанткой детей княгини.
— Даже в том случае, если дело действительно обстоит так, — сказал лорд Чарнок, — то положение гувернанток и гувернеров в русских домах не такое униженное, как в английских.
Полина вопросительно посмотрела на него, и он пояснил свое утверждение:
— Два года назад князь Христофор Ливен, который много лет был русским посланником в Англии и чья жена была одной из общепризнанных законодательниц жизни аристократического Лондона, был вызван обратно в свою страну, чтобы стать гувернером и учителем царевича.
— Неужели такое может быть? — изумленно воскликнула Полина.
— Уверяю вас, я обычно очень взвешенно подхожу к тем утверждениям, которые делаю, — отозвался лорд Чарнок.
Вспыхнув от смущения, Полина поспешно ответила:
— Я не хотела показаться вам невежливой… Но все гувернантки, которых мне случалось встретить… были довольно… жалкими созданиями… Мне всегда казалось… что они готовы просить прощения даже за то… что вообще живут на свете.
— Мне показалось, что у вас сложилось именно такое впечатление, — сказал лорд Чарнок. — Поэтому вам необходимо позаботиться о том, чтобы самой не попасть в такое положение.
— Но как этому можно помешать? — спросила Полина.
Лорд Чарнок откинулся на спинку стула и сделал небольшой глоток бренди.
— Русские аристократы, — сказал он, — относятся к классу людей, которых мы с вами назвали бы снобами: они ценят только то, что кажется им самым хорошим и дорогостоящим.
Видя удивленное лицо Полины, он продолжил:
— Если вы будете держаться приниженно и они увидят, что вы всегда стараетесь им услужить, то можно не сомневаться, что они станут обращаться с вами, как обращаются со своими соотечественниками, стоящими ниже их на социальной лестнице: презрительно и равнодушно.
Произнеся эти последние слова, он решил, что был чересчур резок, и поспешно добавил:
— Я хочу только предложить вам с самого начала продемонстрировать княгине, что вы — представительница знатного английского рода и поэтому равны любому русскому аристократу, за исключением, может быть, членов царствующего семейства.
Полина судорожно вздохнула.
— Я… понимаю, что вы имеете в виду. Но… как я смогу заставить их считать меня важной персоной… если приеду без сопровождающих? И, насколько я знаю… княгиня… наняла меня только для того… чтобы я обучала английскому языку ее детей.
Лорд Чарнок поразился сообразительности Полины, которая мгновенно и без всякой помощи с его стороны нашла самые важные недостатки в его предложении. Вслух же он решительно сказал:
