– Ребекка! – резко оборвала ее Маргарет. Ее щеки теперь горели румянцем, она решительно взяла перо и вернулась к письму. – Иногда ты действительно бываешь несносной. Ты же прекрасно знаешь, что я не терплю такого рода разговоры, а кроме того, не верю ни одному слову из того, что ты сейчас сказала. Признайся, тебе просто стало скучно и ты захотела подразнить меня. Вот и начала выдумывать всякую чушь.
Почувствовав, что Маргарет не на шутку рассердилась, Ребекка вздохнула. Они могли беседовать о многих вещах, об очень многих, но были такие темы, обсуждать которые та просто отказывалась. Наотрез. Например, все, что касалось отношений между мужчиной и женщиной, ее страшно пугало и шокировало, причем в высшей степени смехотворным было то, что Маргарет пыталась делать вид, будто некоторых вещей просто не существует в природе, а то, что существует, не является важной составляющей жизни, хотя Ребекка, наоборот, находила это необыкновенно интересным. Гораздо лучше, если бы они могли обсуждать такое с Маргарет, но та пресекала любые ее поползновения в этом направлении.
От мыслей Ребекку оторвал стук в дверь. Маргарет отложила перо и поднялась.
– Кто это, по-твоему, может быть? – Она метнула быстрый взгляд на Ребекку, и ее щеки снова заалели. – Ребекка! Пожалуйста! Одерни юбку! Пока ты сидишь в такой позе, я не могу открыть дверь!
Пожав плечами, Ребекка одернула своей пеньюар, но остались видны ее голые ступни.
Стук повторился, но на этот раз громче.
– Ребекка, твои ноги. Закрой их чем-нибудь. Пожалуйста!
Ребекка подтянула ноги так, что они скрылись под юбкой.
– Ну что, Маргарет, дорогая? Теперь я достаточно пристойно выгляжу для тебя?
Маргарет, все еще красная, ринулась открывать дверь.
В дверях стоял дворецкий Дупта. В руках он держал огромный серебряный поднос, на котором возвышался большой расписной фарфоровый чайник, две очаровательные чашки и не менее очаровательные блюдца, а также тарелка с бисквитами и пирожными.
– О! – это единственное, что смогла сказать Маргарет.
Дупта едва заметно поклонился одной головой. Его худое темное лицо не обнаруживало никаких чувств.
– Госпожа сочла, что вам следует немного закусить перед сном. Я могу войти?
– О, конечно, пожалуйста. – Маргарет шагнула в сторону.
Дупта вошел и поставил поднос на небольшой круглый столик, стоявший в центре комнаты.
Ребекка изучала его с нескрываемым интересом. По-английски он говорил довольно сносно, без следов какого-либо акцента, а его манеры были безукоризненными. Почему же ее не покидало чувство, что он терпеть не может ни ее, ни Маргарет?
– Вам налить, молодые дамы?
– Не надо, Дупта. Спасибо, – ответила Маргарет. – В этом нет необходимости. Большое спасибо.
Индус поклонился и, пятясь задом, покинул комнату, после чего Маргарет закрыла дверь.
– Не знаю почему, – Ребекка вздохнула, встала и направилась к столу, – но этот человек меня беспокоит.
Маргарет с раздражением подняла на нее глаза.
– Сегодня вечером с тобой, кажется, творится что-то неладное. Насколько я могу видеть, это превосходный во всех отношениях слуга: тихий, спокойный, исполнительный и очень умелый. По-моему, Фелис во всем полагается на него.
– Хмм. Превосходный слуга, говоришь? Да, наверное, превосходный. Пожалуй, даже слишком. – Она налила две чашки шоколада со сливками и взяла хрустящее печенье. – Я уже сказала: не знаю почему, но при виде его меня одолевает беспокойство. В нем есть что-то необычное, могу поспорить. Ты заметила, например, как он одет?
– А что такого необычного в его одежде? – Маргарет взяла свою чашку с шоколадом. – Одет он, по-моему, даже слишком хорошо для слуги, может, ты это имеешь в виду? Но я полагаю, таково желание самого Молино.
Ребекка тяжело вздохнула:
– Маргарет, он одет как богатый брахман[8]. Ты когда-нибудь видела домашнего слугу, одетого подобным образом? Однако при этом у него отсутствуют кастовые знаки. Он кажется довольно образованным. Я не перестаю удивляться, как он оказался в этих краях, как случилось, что он работает слугой. Что же касается моих ощущений, то я почти уверена, он нас с тобой не любит. Вот так. И к тому же очень не любит.
– Но с его стороны не было ни малейшего намека. Во всяком случае, он не произнес ни единого слова, которое бы позволило тебе так думать. А кроме того, Ребекка, почему, собственно, он должен нас не любить?
– Потому что мы англичанки. Многие индусы не любят англичан – всех англичан, и ты прекрасно об этом знаешь. А почему, по-твоему, наши отцы то и дело выезжают подавлять беспорядки то там, то туг? Можешь быть уверена, не потому, что индусы очень довольны своей участью.
– Знаю, знаю, – сощурилась Маргарет, – они всегда на что-нибудь жалуются, и мне известно, что есть среди них смутьяны. Но все равно мне кажется, что ты преувеличиваешь, Ребекка. В конце концов, мы им нужны больше, чем они нам. Мы сделали и делаем очень многое для Индии и для этих людей.
Ребекка уселась на стул и поднесла чашку с шоколадом к губам.
– Ты сама сейчас признала, Маргарет, что индусы не любят англичан, некоторые же из них являются нашими злейшими врагами. А кто сказал, что Дупта не принадлежит как раз к числу тех, кто нас ненавидит?
– Ладно, я не хочу это больше обсуждать. Тебе прекрасно известно, я терпеть не могу разговоры о политике, особенно перед сном.
– Не уверена, что сейчас мы с тобой обсуждаем политику, – усмехнулась Ребекка. – Но я тебе должна сказать еще кое-что. Днем поговорить об этом не удалось, мы были очень заняты. Ты прошлой ночью слышала что-нибудь необычное, после того как легла в постель? Это было уже после полуночи, может, в час ночи.
– Что случилось после полуночи? – быстро спросила Маргарет, подозрительно глядя на Ребекку."
Ребекка устало вздохнула:
– Я слышала звуки. Музыку. А ты что-нибудь слышала?
Все еще глядя на нее с подозрением, Маргарет решительно покачала головой:
– Абсолютно ничего. Мне, конечно, удалось поспать немного днем, но все равно я была такая усталая, что заснула мгновенно, как только закончила туалет. А что за звуки, Ребекка? Та музыка, о которой ты упоминала Фелис за чаем?
– Но Фелис я сказала не все, Маргарет. – Ребекка поставила чашку с блюдцем на столик и откинулась на спинку стула. – Перед этим было вот что: я услышала, вернее почувствовала, что в моей комнате кто-то есть. Видеть я ничего не видела, абсолютно – настолько было темно, – но уверена: в моей комнате кто-то был. Я отчетливо слышала какие-то характерные звуки. И это была не музыка, Маргарет. Музыка появилась потом, когда этот некто удалился.
