– Можешь новых наделать, ежели захочешь, – безмятежно улыбнулась Софи.
– С ума сошла?! – смятенно воскликнул Туманов.
Лицо его от глупостей любви странно помолодело, речь в общении стала почти чистой. Хотя в последние моменты любви он часто выкрикивал площадные ругательства, а потом смущенно извинялся. Софи извинения принимала, не признаваясь ни себе, ни возлюбленному в том, что и словесная грубость Туманова в известные мгновения ей скорее приятна, чем оскорбительна. Однако, в нынешнем размягченном варианте манеры обычно грубого и жесткого Туманова иногда вдруг (вот как сейчас) напоминали ей что-то из прежней, неважной, но светской и чертовски куртуазной жизни. А может быть, это были вовсе не манеры, а что-то неуловимое в облике…
– Михаил, а ты точно уверен в том, что происхождением – простолюдин?
– Точно. А с чего ты… – мигом напрягся Туманов.
Софи успокаивающе погладила его плечи, поцеловала темно-коричневые соски.
– Да вот, шерсть у тебя на груди не растет, – весело сказала она. – Говорят, признак аристократизма.
– А, вот в чем дело! – облегченно рассмеялся Туманов. – Ну, таких аристократов я где только не видал! А вот мне другое интересно: где ж это в обществе порядочных девиц о таком «говорят», а?
– Так я тебе и рассказала! – усмехнулась Софи. – Знал бы ты…
– Ну, я могу догадываться…
Прикинув, Софи решила воспользоваться фривольным и легким настроением любовника и выяснить давно интересовавший ее вопрос.
– Михаил! Помнишь, давно-давно, ты говорил про лондонских проституток…
– Я? Говорил тебе?! Про лондонских проституток?!! – брови Туманова изумленно взлетели вверх. – Я что, был так пьян? Не в себе?
– Да нет, – Софи пожала плечами. – Пожалуй, не пьянее обычного… Ты еще боялся поступить со мной так же, как с ними… Теперь я, кажется, понимаю, о чем шла речь, – поддразнила она. Туманов опустил взгляд. – Ты еще говорил, что они – самый уважаемый тобою класс женщин. А вот Саджун… – лукаво улыбнулась Софи, пряча за лукавством неожиданно разбушевавшуюся ревность, физиологически выражавшую себя в рези под ложечкой. – А Саджун ты тоже брал, как лондонских портовых проституток?
– Саджун? – Туманов тепло и неожиданно мило улыбнулся, явно вспоминая о чем-то. Софи явственно ощутила на языке едкую горечь желудочного сока. – Теперь уж мы только друзья. Она сама так захотела. Давно. А раньше… Это Восток, Софья. Нам не понять. Она была такая… Короче, я ее никогда не брал. Она сама меня брала. Когда хотела и как хотела… Ее так воспитывали, а я – подчинялся. Она же старше меня…
– Тебе этого не хватает?
– Раньше – да. Долго. Теперь есть ты. Все забыл. Словно и не было ничего. Умом помню, а сердце… Как змея, когда кожу меняет. Но нутро… нутро-то у меня прежнее, гнилое… Как бабы говорят: рад бы в рай, да грехи не пускают… Боюсь я, Софья…
– Ладно, ладно, – Софи положила ладонь на твердое бедро мужчины и слегка пошевелила пальцами. – Начнешь теперь опять себя грызть. Полно… Я бы хотела когда-нибудь с ней познакомиться… Поговорить…
– Не знаю, Софья, не знаю, – Туманов с сомнением покачал головой.
Игорный дом Софи без надобности не посещала, хотя сам Туманов по-прежнему жил там. В Петербурге встречались в Мариинской гостинице на Чернышевом переулке. Там же и обедали в ресторане, где официанты были в расшитых рубахах и подавали простую русскую еду – щи, каши, расстегаи, чай и соленые огурцы – которую одну и уважал Туманов. Софи не возражала, так как всегда ела по количеству мало, и в еде оставалась неприхотлива во все периоды жизни. Голодна – могла наесться хлебом и чаем. Сыта – и разносолы в глотку не лезут.
Однажды, приехав в Чернышев переулок к условленному часу (Туманов всегда приезжал раньше и ждал ее), Софи вдруг на выходе из ресторана буквально столкнулась с Лизой. Девушка-кошка явно попыталась прошмыгнуть мимо нее.
– Лизавета! – удивленно окликнула Софи. – Здравствуй!
– Зравствуйте и вам, Софья Павловна! – Лиза встретилась с Софи глазами и тут же отвела взгляд.
– Что ж ты? Твоя госпожа здесь обедает? – Софи мигом представилась вся пикантность грядущей встречи с Зинаидой Дмитриевной.
– Нет. Я тут… по другому делу…
– А-а-а! – Софи показалось, что она разгадала смущение горничной. – Ты опять Туманову записку от графини принесла?
– Нет! То есть… вроде того… – Лиза явно не была готова к разговору. – Простите, Софья Павловна! Бежать мне надобно!
– Да погоди ты! – досадливо поморщилась Софи. – Что пара минут решит? И чтоб ты не думала: я на тебя вовсе не сержусь. И на госпожу твою – тоже. Что ж с того, если графиня все Туманова позабыть не может? Это печаль ее, а не вина…
– Да?! – окрысилась Лиза, мигом сделавшись некрасивой и даже жутковатой на вид. – Знали б вы, что она из этой печали сделать готова! И уж сделала. Небось бы так не говорили!
– Ты скажешь мне?
– Ни за что! Мне, знаете ли, своя шкура чужих печалей дороже. А вам… Вам я вот что скажу: забирайте вы Михаила Михайловича и уезжайте!
– Куда? Почему? Что ты говоришь?
– Да хоть куда! И подале! И еще… От молодого барона в стороне держитесь!
– Лиза! Объяснись! – нахмурилась Софи. – При чем тут Ефим? Откуда ты с ним знакома и наших отношений в курсе… – тут же она вспомнила, что Лиза раньше служила в доме Шталей и, следовательно, с Ефимом знакома. – Отчего…
– Его интерес к вам – неправедный! – выпалила Лизавета.
– Господи, – Софи нашла возможным улыбнуться. – Где ж праведных интересов на всех набрать?… Скажи, Лизавета! Отчего ты предупреждаешь меня? И денег за совет не просишь?
– Я… – Лиза потупилась. – Кухарка у нас в школе училась, грамотная. Она в людской женской прислуге вслух ваш роман читала. Мужики тоже приходили. Я не все слыхала, но… После сама прочту!
– Обязательно прочтешь, Лиза! – воскликнула Софи. – И многое другое, куда лучше моего. А я тебе свой роман с дарственной надписью подарю. Знаешь, так принято, на первом листе пишут: «Милой Лизе от автора на добрую память». Хочешь?
– Еще бы не хотеть! – сквозь взрослую расчетливость девушки-кошки на миг проглянуло и тут же спряталось что-то совершенно наивное, детское.
– Беги, куда тебе надо, Лиза, – улыбнулась Софи. – Я тебя найду и книгу передам…
– Софья Павловна! – Лиза глянула прямо в лицо Софи бирюзовым обжигающим взглядом. – Я ведь соврала вам. Кухарка наша старых годов и вместо подписи крест ставит. Лаурка мне роман ваш читала, и братца вашего… Я думаю, не отвертеться ему теперь, влип он в нее, как муха в варенье… Вам это зазорно, я понимаю, а только… Груша, она… Она не вовсе пропащая… Но вы лучше все-таки уезжайте скорее, и пусть они тут все сами, без вас, разбираются… Езжайте, Софья Павловна, умоляю! – почти выкрикнула Лиза, шмыгнула носиком и убежала.
