Эх, жаль, что темно, а то бы проверил. Пришла Домна. Качнула люльку, пощупала рукой, сухой ли Айка, легла к мужу.
— Ну, как там?
— Как и всегда. Добрыня постарел… Это сколько ему годков? Поди, век уж прожил.
— Не знаю. Я маленький ещё был, а он уже седой. Лет сто, должно быть есть. Что дочки?
— Да пошли в горенку. Тиша тоже с ними пошла спать. Хочется ей с сестрицами. Ты уж не запрещай. А Забава одна нынче на полатях, баушка загулялась.
— А я-то думаю, что её не слышно. Ушла, как тать, я и не знал. Значит, празднует?
— Празднует.
— Ну, пусть празднует.
Повернулся Ивар на бок, захрапел почти сразу. Ну его, этот крепёж, сделается, никуда не денется. Домна ещё поворочалась с боку на бок. Думки и переживания за детей не давали сразу уснуть…
В девичьей горенке слышны нежные тихие голоса.
— Ох, Василиса, напрасно ты с нами не пошла. Там так было весело! — посетовала Тиша.
— Верю, что было весело. Но мне лучше дома.
— Но ты должна перестать печалиться.
— Не получается, Тиша. Да ты на меня не обращай внимания. Расскажи, что было, а я послушаю.
— Мы через костёр прыгали. Страшно было, дух захватывает. А Ярина так и не решилась. Я даже испугалась, что про неё подумают, что она ведьма и отхлестают крапивой.
— Меня крапивой? — ужаснулась Ярина.
— Ну да. Так полагается. В прошлом году на купала отхлестали же Бажену, а сегодня она зато, как птица перелетела — выше всех.
— Ужас. А я что-то не помню.
— А, ну ты же тогда обожглась, рубаху сожгла, или сарафан. И ты пошла сразу домой. А это уже после было.
Наступившая тишина, казалось, уж больше не прервётся до рассвета, но Тише внезапно пришла в голову новая мысль:
— А ещё наша Ярина замуж скоро выйдет.
— Тиша, не знаешь, что болтает твой язык, — возмутилась Ярина.
— Нет, правда. Василиса, послушай: весь вечер она сидела с Глебом рядышком, а до других им и дела не было.
— Тиша, я сейчас рассержусь. Глупости говоришь.
— Ладно, не нравится слушать — не буду больше говорить. Но это правда. Вот только Агния на вас всё время недобро посматривала.
— А Агния по другому смотреть не может. Но, Ярина, тебе и правда нужно быть осторожней. Хотя какое ей дело до Глеба? — задумалась Василиса.
— Я слышала, что он её когда-то спас, когда её кобыла понесла, — предположила Тиша.
— И что? — возмутилась Ярина. — Ну, может, и помог ей когда-то. Но ведь это ничего не значит?.. Или значит? — Ярина встревожено села на своей лежанке. Сон как рукой сняло.
Но на это никто из сестёр не знал ответа.
— Ох, и красивая же эта Агния, — вздохнула Тиша чуть завистливо. — Вот бы мне такой стать… Хотя, нет, не совсем такой. Ну её. Странная она какая-то. Хотя и красивая. Но уже старая. Ей же девятнадцать лет. Вот и ты, Василиса, скоро станешь старой. Тебе надо срочно подумать, как поймать жениха. Я, если до семнадцати лет не выйду замуж, со стыда сгорю. Ещё не хватало, чтобы обзывались седой макушкой.
— Ну и пусть обзываются. Уж лучше одной быть, чем с кем попало, — Василиса в этом нисколько не сомневалась.
— Ты что? Одной быть — стыдобище какое. Вон тётка Лябзя бегает к бабке Власе до сих пор, женихов привораживает.
— Тиша, — тут уж обе сестры возмутились, — да откуда ты всё это знаешь?
— Знаю, — промолвила она загадочно. Не сдержалась и добавила хвастливо, — я много чего знаю. Вы бы удивились.
— Ага, как сорока на хвосте таскаешь сплетни, а правда это или кривда — и сама не ведаешь.
…В горенке ещё долго продолжались девичьи разговоры.
А перед рассветом, когда тьма особенно властвует над миром, вдоль тына медленно пробиралась баушка, пытаясь нащупать ворота. Ага, кажись они! Баушка поискала щеколду — не разобрать, вроде открылись. Раздался страшный, как ей показалось, предательский скрип. Баушка недовольно поморщилась. То не скрипели, а то во удумали. Теперь весь двор разбудят. Но, вроде, всё тихо. Где-то лениво гавкнула собака и замолчала. Баушка двинулась дальше. Ничего не видать. Но ведь она здесь ходила-выхаживала вдоль и поперёк целыми днями. Почему ж сейчас всё кажется непонятным и незнакомым? Знать, дворовой сердится, вот и водит её какими-то закоулками, не даёт найти вход в дом. Дворовой у них был со сложным характером, он шуток не любил. Баушка торопливо стала обещать ему чуть свет принести гостинец. Что дворовой любит? Ну, вкусное, само собой, кто ж от вкусного откажется? А ещё гребешок. У баушки есть один, жалко, что он от старости совсем беззубый стал. Но она у девок возьмёт. У тех много. Ага, вот и дверь. Правда в сарай, похоже. Но ничо, в сарае спать ещё и лучше. Баушка нащупала ногой солому. А ктой-то храпит тут? Неужто Хрюня? Баушка улеглась на солому, рядом лежал чей-то тёплый бок. Хотела пощупать основательно, но потом решила, что и так сойдёт. А то ещё переполох получится. Мало ли какое животное можно спугнуть в ночи. Уже засыпая лениво подумала, что очень уж храп громкий, не разгадаешь чей…
Это хорошо, что на рассвете молоденький солнечный луч заглянул в щель сарая, увидел баушку и засветил ей прямо в глаз. Баушка недовольно открыла глаза, а потом долго моргала, пытаясь понять, где она проснулась. В сарае. Но эта информация её никак не могла успокоить. Сарай-то не ихний. Что, она свой сарай от чужого не отличит? Рядом по-прежнему раздавался мощный храп, и ей на ногу закинулось что-то тяжёлое. Баушка замерла, но глазами закосила, разглядывая местность. Батюшки, дед Вихор! И эта его нога на ней. Да как же она так ошиблась? Не те ворота, не тот двор, и дед самый неподходящий.
Дед Вихор с молодости ей проходу не давал, нравилась она ему, а теперь люди засмеют, скажут, бабка на старости лет сама к мужику легла.
Баушка змеёй стала выбираться из-под деда…
Немного времени спустя, перепуганная старушка торопливо входила в свои нескрипучие ворота.
ГОД НАЗАД
С тех пор, как угасли последние надежды, что Хыля когда-нибудь снова станет на ноги, в доме к ней отношение изменилось. Она стала ненужной обузой. Какое-то время все надеялись, что девочка умрёт, но она жила.
Не раз слышала Хыля восклицания многочисленной родни, с недобрыми пожеланиями. Особенно тяжело было слушать проклятия матери. Хыля каждый раз сжималась от слов: «Чтоб тебя леший забрал». Но до поры до
