– Это был мой ребенок, – наконец произнес он тоном утверждения, а не вопроса.
Мэри лишь горько усмехнулась:
– Конечно. Знали бы вы, как он похож на вас!
Пальцы Ника сжали позолоченный набалдашник трости и вновь обмякли, и этот почти незаметный, но красноречивый жест пробудил в Мэри надежду. Возможно, герцог лишь старается выглядеть равнодушным.
– А как еще я могла поступить? – спросила она. – Какое решение вы сочли бы мудрым в таких обстоятельствах? Я тщательно обдумала все возможные выходы. Я должна была защитить отца и себя. Я ждала вас, с ужасом замечая, как быстро растет живот, и понимала, что скоро будет слишком поздно. А вы... вы так и не вернулись... – Последние слова она прошептала.
– Мэри... – сдавленно произнес он. Наконец-то в голосе герцога отразились какие-то чувства. Мэри напомнила себе, что этот же голос обманул ее семь лет назад. Он заставил ее поверить клятвам. Слова его любви до сих пор звучали в ушах Мэри, ведь она отдала Нику не только тело, но и душу.
– Что мне было делать с ребенком? Я осталась одна, навсегда опозоренная, и не сомневалась, что разбила сердце отца. Он умер зимой, незадолго до рождения Ричарда. Отец ни разу ни в чем не упрекнул меня. И даже вас, – тихо добавила она. – Но я видела боль и скорбь в его глазах. Как же он мог наставлять других на путь праведный, если я, его родная дочь, сбилась с этого пути? Один-единственный день уничтожил то, чему отец посвятил всю свою жизнь. Ради вас я предала его. А вы так и не вспомнили обо мне...
В комнате вновь воцарилась тишина.
– Что же стало с ребенком, Мэри? – спросил Вейл, когда напряженное молчание стало невыносимым.
Мэри окинула герцога взглядом чистых синих глаз. Ради того, чтобы ответить на этот вопрос, она и приехала в замок. Вейлу надо спасти своего единственного сына.
– Я отдала ребенка, – наконец произнесла Мэри, – потому, что не видела другого пути спасти его.
– Где он?
Мэри вздрогнула, вспомнив нечеловеческий хохот Маркуса Трейвика. Только человек, стоящий перед ней, смог бы спасти Ричарда. Впрочем, он однажды уже предал и ее, и ребенка...
– Я отдала вашего сына Маркусу Трейвику, – продолжала она и добавила с горькой иронией: – Я надеялась, что под защитой Трейвика он будет в безопасности.
Лицо Ника окаменело, губы сжались и побелели. Мэри, возненавидев себя за неожиданную вспышку злорадства, почувствовала удовлетворение, видя, как Ник воспринимает последствия клятвы, нарушенной им самим семь лет назад.
– Сын, которого вы отказались признать, по закону принадлежит человеку, униженному вами сегодня. Вы осмеяли и разозлили его. Вставать на пути таких людей, как Маркус Трейвик, слишком опасно. Должно быть, вы считаете, что в случившемся виновата только я – ведь я не стала просить милости у вас, прославленного герцога Вейла. Но как бы там ни было, какие бы ошибки я ни совершила, какие бы клятвы ни нарушили вы, сейчас я прошу у вас помощи. Чем бы вы могли помочь своему сыну? – спросила она.
Герцог Вейл молчал, словно не слыша вопроса. Мэри поднялась и минуту простояла, глядя ему в глаза.
– Однажды вы уже предали его. Поверьте мне, он много выстрадал. Неужели вы вновь бросите его на произвол судьбы? – спросила она.
Вскоре она пожалеет о сказанном, но в эту минуту не чувствовала ни малейших угрызений совести. Пусть теперь Ник ищет выход! Пусть его мысли движутся по замкнутому кругу в попытке найти наилучший способ спасения сына, пусть мучается, как когда-то мучалась она!
– Спокойной ночи, – наконец произнесла Мэри и направилась к дверям. Человек, стоявший перед камином, не шелохнулся.
За дверью гостиной ее ждал лакей с непроницаемым лицом.
И лишь когда Клер раздела ее и вышла, оставив одну в огромной спальне, Мэри, с детства знавшая, что слезами горю не поможешь, не выдержала и горько разрыдалась. Но сейчас она оплакивала не только сына.
Когда Пирс вошел в гостиную, почти все свечи уже были потушены. Только на стол, за которым сидел Вейл, падало пятно света. Услышав шаги камердинера, герцог не поднял головы. Пирс тщательно закрыл за собой дверь. Два спаниеля, лежавшие у стола, встрепенулись, но, увидев Пирса, вновь положили головы на лапы. Ник дописал строчку, не спеша присыпал чернила песком и запечатал документ.
– Ну как? – спросил Пирс совсем не тем тоном, каким полагалось бы обращаться слуге к хозяину. Скорее, это был тон друга. И действительно, между герцогом и камердинером за долгие годы установились дружеские отношения. Впрочем, при посторонних они неукоснительно соблюдали правила приличия.
Взгляд герцога был мрачным, черты лица – застывшими.
– Чего можно ждать от женщины, брошенной на произвол судьбы мужчиной, который лишил ее девственности? – вопросом на вопрос ответил Вейл.
– Почему же вы не объяснили ей?..
– А что я мог объяснить? – перебил герцог. – Она знает о смерти моего отца и брата. Знает, что я сразу вернулся домой и в августе перебрался в лондонский особняк. А еще ей известно, что я даже не попытался разыскать ее.
– Вы не вернулись домой – вас привезли туда! Я сам перенес вас в дом, а вы не могли... – начал Пирс, но герцог прервал его, протестующим жестом подняв руку.
– Я не написал ее отцу, как следовало бы сделать. Она права: я не предпринял ни малейшей попытки найти ее.
– Да, но позднее...
– А это надо было сделать сразу же! – возразил Вейл. – Когда все еще можно было исправить.
– И сейчас еще не поздно, – убеждал Пирс. – Вам надо только...
– Мэри Уинтерс сообщила мне, что у нее родился ребенок, – продолжал заниматься самобичеванием герцог. – Шесть лет назад.
На лице камердинера отразилось изумление. Вейл по-прежнему был спокоен: он уже успел свыкнуться с новостью.
– Ребенок? – переспросил Пирс. – Впервые слышу...
Цинизм мимолетной улыбки Вейла был знаком всему свету – в отличие от другой гримасы, исказившей совершенство его лица.
– Ошибаешься, – возразил он. – Помнишь ребенка того торговца, у которого Мэри Уинтерс якобы крала еду? – с горечью пояснил он.
– Это ваш сын... – выговорил Пирс, осознав истину. – И она вам не чужая, – напомнил он Вейлу: герцог уже дважды назвал жену девичьей фамилией, а он всегда тщательно обдумывал каждое слово.
Он пытается отстраниться от женщины и ребенка, понял Пирс. Оберегает себя от невыносимых страданий.
– Почти чужая, – поправил Вейл. – В ней не осталось ничего от той девушки... – он прервал неожиданное признание.
– И как же вы намерены поступить? – осведомился Пирс после длительной паузы.
– Узнай цену Трейвика. У каждого человека есть своя цена.
– Вы намерены попытаться купить у торговца собственного сына?
