Королева Анна приветливо с ним заговорила. Крессида видела, что оба монарха относятся к графу как к другу. Он склонился над креслом королевы, без зазрения совести отпуская ей комплименты, и усталые глаза Анны засветились от удовольствия.
Когда Греттонов, наконец, милостиво отпустили, и они возвратились в отведенные им покои, Крессида была молчалива. Ее отца явно переполняла радость оттого, что подразумевалось под этим свиданием.
Король достаточно ясно дал понять, что с удовольствием одобрил бы брак Крессиды с графом. Почему? Она терялась в догадках. Этот человек по своему положению стоял намного выше ее. Итак, она может стать графиней! Однако же и эта мысль отнюдь не приглушила острого негодования.
Сэр Дэниел обнял дочь, мать радостно ей улыбалась. Крессида знала, что должна быть благодарна. Граф молод, представителен, вероятно, богат и, надо полагать, значительная фигура в королевском Совете.
Она покорно стояла, пока Алиса раздевала ее, готовя ко сну. Каким-то образом служанка прослышала о чести, какой вскоре удостоится ее питомица, и без умолку расписывала ей, какая чудесная жизнь предстоит Крессиде, когда она станет женой столь важной персоны.
Крессида не мешала близким радоваться. И думала лишь о том, что же ей делать дальше. Как ей дать понять родителям, а самое главное — королю, что у нее нет ни малейшего желания стать графиней и жить так далеко от родных мест.
Крессида лежала в темноте рядом с Алисой, мирно спавшей на низеньком ложе, и пыталась собрать воедино первые впечатления о графе.
Он был совсем еще молодой, моложе короля, ему, вероятно, лет двадцать пять — двадцать шесть? Рядом с ним, таким высоким, когда он склонялся над ней, она чувствовала себя карлицей. Ей не хотелось разглядывать его, хотя он смотрел на нее во все глаза. У него были темные, слегка вьющиеся волосы до плеч; зачесанные назад, они открывали длинное, с высокими скулами лицо. Глаза были полуприкрыты тяжелыми веками, они показались ей сонными — впрочем, не тогда, когда он пристально изучал ее.
Нет, красивым его не назовешь, хотя он хорошо сложен, гибок, мускулист, очень представителен. Она удивлялась: отчего граф не был еще женат? Может быть, он вдовец? Во всяком случае, ее об этом не поставили в известность. Ей вспомнились его глаза. Когда они прощались, эти глаза явственно подмигнули ей. Ее щеки вспыхнули. Если он принял ее за ребенка, которого следует успокаивать и наставлять, то он глубоко ошибся.
И вдруг она так и подскочила, сев в постели; ее сердце бешено заколотилось. Эти глаза… и голос… Пресвятая Дева, да ведь он посмеивался над ней потому… потому, что всего несколько часов назад спас ее из-под копыт испугавшейся лошади там, на ристалище. Итак, он знает! А она была дерзка с ним… Так станет ли он и дальше хранить про себя такую забавную и весьма пикантную историю?
Противостоять желанию отца выдать ее за этого человека, кажется, будет нелегко. Но может быть, она ему не понравилась? Ее поведение действительно должно было не слишком прийтись по вкусу тому, кто вознамерился сделать ее графиней. Она опять упала на подушки, с трудом переводя дух. Кажется, в этой истории вполне можно будет положиться на графа, и, в конце концов, все закончится к удовольствию самой Крессиды.
Но все вышло не так, как она надеялась. В середине декабря Крессиду позвали к королю, чтобы в его присутствии она дала формальное согласие на обручение с Мартином, графом Рокситером. За минувшие недели были оговорены все условия брачного контракта. Сэр Дэниел пребывал в самом прекрасном расположении духа и с радостью согласился на все предложения.
Он намеревался дать за дочерью великолепное приданое в обмен на счастье вскоре увидеть ее графиней, обладательницей всех привилегий, соответствовавших столь высокому положению, не говоря уж о том, как много выигрывал он сам, согласившись на брак, по-видимому королю весьма желанный.
Мнение Крессиды, в сущности, не спрашивали. Мать в упоении щебетала о том, как они гордятся дочерью, так что упираться было бы просто бессмысленно. Что же касается отца, то, как ни горячо любил он ее и всячески баловал, Крессида прекрасно знала: на этот раз он будет непреклонен и потребует, чтобы она согласилась.
Граф, судя по всему, против брака не возражал. Она редко видела его после того неприятного столкновения на ристалище, и происходило это всякий раз при родителях, а в нескольких случаях — в присутствии короля и королевы. Сэр Дэниел и леди Греттон никаких разговоров об этом не заводили, и Крессида рассудила, что граф решил сохранить ту историю в тайне. Только однажды она рискнула заговорить с ним об их первой встрече, когда на минутку оказалась с графом наедине на дворцовой площадке над рекой; Алиса, как всегда начеку, держалась на несколько шагов позади.
— Милорд, — произнесла Крессида напряженным тоном и, заметно нервничая, — надеюсь, в тот день ни одна из лошадей не пострадала от моего внезапного вторжения на ристалище?
Он немного замедлил шаг, его сонные глаза холодно посмотрели на нее.
— А, вижу, вы узнали во мне того рыцаря, который подхватил вас столь бесцеремонно. Сожалею, если оскорбил ваши чувства, но должен сказать, что вам грозила серьезная опасность.
Она опустила глаза.
— Мне кажется, милорд, что вы не сказали об этом… ни моим родителям… ни королю.
— Разумеется, нет. — Уголки его длинных губ дрогнули от сдерживаемого смеха. — Это должно остаться нашей тайной, мистрисс Крессида. Ведь вы хотели бы этого?
— Да… о да, — быстро проговорила она. — То есть… я думаю, это огорчило бы маму…
— И очень огорчило бы, не правда ли? Но ведь ничего порочащего вашу честь не произошло.
Крессида посмотрела на него с вызовом. Она не сомневалась, что он смеется над ней, однако лицо его опять было абсолютно серьезно.
— Вот именно, ничего, — сказала она резко. — Разумеется, вы не могли подумать, будто я пошла на площадку, чтобы…
— …чтобы полюбоваться военными играми мужчин? — Его губы опять дрогнули. — О нет, конечно же, нет, мистрисс. Вы же сами объяснили, что просто заблудились в незнакомых вам переходах дворца.
Девушка испытывала странную неловкость в его присутствии. Хотя она и знала, что ему всего двадцать три года, но отчетливо сознавала, что на самом деле он взрослее ее на целую вечность. Граф воспитывался в знатных домах, считался одним из самых доверенных рыцарей нынешнего короля, находился всегда с ним рядом еще там, на севере, а теперь и здесь, в насыщенной интригами атмосфере Вестминстера.
Он вел себя неизменно любезно, даже с нею наедине, преувеличенно любезно, как будто она еще ребенок, которого принято баловать, а не женщина из плоти и крови. Да только, скорей всего, это сразу изменится, думала она со злостью, как только они обвенчаются и лягут в постель.
